Старательный Витя Уваров тяжело переживал свою прошлую бездеятельность в газете и, в поисках своего голоса, придумал отдел «Культурометр». На рисунке, открывавшем этот отдел, был изображен некий прибор, представлявший собой нечто среднее между электрическим счетчиком и магазинными весами — со шкалой и стрелкой. Стрелка стояла около ноля, показывая культурный уровень класса. В «Культурометре» помещались заметки на темы «Как мы говорим», «Как мы себя ведем» и очень понравившийся всем «Толковый словарь 9-го класса «В».
«Ни бум-бум!» — это выражение значит, что произносящий его ничего не знает.
«Засы́паться» — это происходит тогда, когда учитель засыпает ученика вопросами, а гот на них не отвечает.
«Сдувать» — способ быстрого распространения правильного решения задачи путем простого переписывания его.
«Сдирать» — см. «Сдувать», но с особым смысловым оттенком, трудно уловимым для неискушенного уха.
«Труха́ть» — по новейшим исследованиям корне-образования этого слова оно происходит от древнего русского слова «тру́сить». Но в этом новейшем выражении несравнимо больше силы и выразительности. В нашем классе введено в употребление известным знатоком русского языка Василием Трошкиным».
Медлительный и немного мечтательный Миша Косолапов, тоже художник, как и Игорь, но совсем другого, «декоративного» склада, оформлял газету — писал заголовки и «шапки». Делал он это с такой тщательностью, что часто задерживал выпуск газеты, а Валя твердо решил выпускать ее три раза в месяц: точно — первого, одиннадцатого и двадцать первого числа. На этой почве у него были постоянные столкновения с Мишей.
Но больше всех работал в газете сам Валя. Теперь он всю жизнь класса рассматривал с точки зрения того — интересно это или не интересно для газеты? Он прислушивался и присматривался ко всему — «ловил моменты». В результате в каждом номере появлялись его статьи и заметки, всегда живые, интересные.
На площадке третьего этажа вертится, как юла, Сухоручко. Он радостно улыбается и сообщает каждому встречному потрясающую новость.
Сегодня на уроке химии он получил отметку, которую ни разу не получал за все время прохождения курса наук. Не очень разнообразный набор его отметок пополнился новой, невиданной, необыкновенной, можно сказать — уникальной. Это-то и вызывает необычайную радость Сухоручко, радость коллекционера-марочника, доставшего вдруг оригинальную марку времени царя Гороха.
Вы, конечно, тоже горите желанием узнать, что за удивительную оценку получил Сухоручко по химии? Мы рады удовлетворить ваше желание. Знайте все: отметка эта действительно редкостная — два с двумя минусами».
О Сухоручко писали почти в каждом номере. Ребята решили не оставлять его в покое до тех пор, пока не будет пробита броня не то бездумной, не то наплевательской иронии, которой он отгородился от критики.
Однако не забывали и других, старались затронуть то одного, то другого, то третьего, пытаясь расшевелить ребят, разозлить и заставить отвечать, спорить, не соглашаться или, наоборот, поддержать газету. Но «народ безмолвствовал», и редколлегии порой приходилось думать: о чем писать?
Валю это злило до крайности. Загоревшись сам новым делом, он считал, что гореть им должен сейчас каждый, в ком бьется живое сердце. Ему казалось, что жизнь класса движется вперед мелкими, слишком мелкими шажками, все плывут, подчиняясь общему течению, считая, что оно принесет их туда, куда нужно, и никто не пытается сам направить свое движение по этому направлению, чтобы быстрее достигнуть общей цели.
— Ну, почему они молчат? Полина Антоновна! — жаловался он. — Столько номеров газеты уже вышло, и столько в ней было обличительных статей, а они молчат!.. Почему?
— Они молчат, а вы продолжайте! — посоветовала Полина Антоновна. — Ничего, Валя! Не смущайтесь! Всякая работа требует терпения. Продолжайте!
Но Вале не хотелось терпеть, и свое возмущение он высказал в сердитой заметке «Мертвые души». В ней Валя старался разобраться: кто и почему молчит?..
«Пусть нас ругают! — говорят одни. — Что нам от этого! Написали, ну и пусть! Мы будем продолжать делать то, что делали. Нам не больно!»
Другие думают иначе:
«Ну и что ж, что обо мне написали? О других тоже пишут, а я не какой-нибудь особенный. Я такой же, как все!»
Третьи смеются. Они видят в газете развлечение — просто смешное. Увидев свежий номер газеты, они прежде всего устремляют свои взоры на карикатуры и смешные места в статьях, смеются, весело переглядываясь между собою. Пусть же ответом им будут слова гоголевского городничего: «Над кем смеетесь?»
Но почему же никто не отзовется и не откликнется? Неужели в нашем классе нет хорошей дружбы, нет настоящей сознательности? Неужели никто не хочет улучшить дисциплину, поднять успеваемость в нашем классе и активно, на деле, а не на словах, бороться за его честь?»
Однако и этот вопль Вали остался без ответа.
Но вот Игорь Воронов написал заметку под названием: «Зеленые насаждения».
В основу ее он положил действительно глупый поступок, который ему довелось увидеть. Два приятеля — Юра Усов и Юра Урусов, сидя на первой парте возле двери, занялись скуки ради особым видом спорта: кто дальше плюнет?
«Что за дикое поведение? — спрашивал Игорь. — Как могли два ученика девятого класса додуматься до этого? Ведь это дети малые, младенцы, а не ученики девятого класса! Это говорит о том, что Усов и Урусов зелены еще для того класса, в котором они сидят, и им нужно как можно скорее подрасти. Таких «зеленых насаждений» у нас, к сожалению, не мало. А кто именно — просим об этом написать, а то нашим дитяткам обидно будет».
К следующему номеру в редакцию поступила ответная заметка — «Привет от зеленых насаждений».
«Воронов у нас не относится, кажется, к «зеленым насаждениям». Это скорее крепкий, сухой дуб, даже без листьев. Но, по-видимому, и на его корявых ветвях не вовремя зазеленели молодые побеги».
Дальше сообщалось, что Игорь, войдя после звонка в класс, прежде чем сесть на место, разбежался и, как через спортивную «кобылу», перепрыгнул через учительский стол.
— Ну как? Будем помещать? — прочитав на заседании редколлегии эту заметку, спросил Валя и искоса глянул на Игоря.
— Что за вопрос? Конечно, помещать! — ответил тот.
После этого, одна за другой, поступили еще две заметки о «зеленых насаждениях», и вскоре термин этот стал ходовым в классе. Наконец случилось небывалое: Сухоручко написал большой фельетон «Класс без Сухоручко».
«Предположим, что в классе нет Сухоручко…»
А затем автор пытался доказать, что ничего не изменилось бы в классе, если бы не было в нем его, Сухоручко. Он затронул Рубина. Рубин, обозлившись, подлил масла в огонь, и в редакцию посыпалась целая куча опровергающих и, в свою очередь, обличающих заметок.
На заседании редколлегии теперь нередко возникал вопрос: что помещать и что отложить до следующего номера?
Игорь нарисовал дружеский шарж «Некультурное восприятие культурного мероприятия». Перед только что вывешенной на стене газетой толпятся ребята. Впереди всех, конечно, Сухоручко. Обернувшись к классу, он кричит: «Ур-ра-а! На меня кар-рикатур-ра-а!» Остальные лезут друг на друга, цепляются, кто-то кого-то тянет за шиворот, кто-то падает, кто-то кому-то забрался на плечи.
Этот шарж отражал общее настроение: ребята полюбили свою газету.
Теперь и Полина Антоновна почувствовала в классе газету. Читая ее очередной номер, она иной раз впервые узнавала из статей и заметок о том или ином происшествии, о том или ином проступке, — узнавала о том, о чем иначе она и не узнала бы или на что не обратила бы внимания. Теперь же она видела, что затронутый в газете случай фактически уже проработан и возвращаться к нему нет необходимости. Это облегчало ей работу и радовало: на ее глазах разгоралась та искорка, которую она когда-то поддержала, — объединялся и креп коллектив. Видела она и еще одно: как ожил, преобразился Валя Баталин. Он всегда оживлен, глаза сияют, он даже, кажется, стал красивее. Теперь он совсем не тот дичок, которого она приняла в прошлом году! И она даже готова была простить ему охлаждение к математике, которое с недоумением и грустью стала в нем замечать.