Валя писал это искренне и так же искренне хотел оставить свои «противоречия» позади, за пределами своей жизни. Но «противоречия» не хотели оставлять его. Когда он долго не видел Таню, он действительно старался ее забыть, «затолкать в самый отдаленный угол души», но каждая новая встреча с нею вытаскивала из этого угла мысли о ней, а вместе с ними и все остальные его «противоречия».
«Таня написала в газету очень интересную заметку о работе физиологического кружка при университете, где она, оказывается, работает. И после школы она собирается идти на биологический факультет. Вообще, кажется, это очень глубокая девочка, и мне хочется ее узнать поближе. Но — боюсь! Сейчас сна является для меня светлым идеалом, самой чистотой, красотой и умом, и я боюсь потерять ее. А ну-ка окажется, что она не та, ну-ка получится, как с «живописным созданием», с Юлей?»
«…Может ли Таня любить меня? Может ли Таня любить кого-нибудь еще? И — за что? Одно время мне казалось, что у нее что-то начинается с Борисом. Но нет — показалось! Борис не уделяет ей особого внимания. Она тоже. Нет! Такая девушка может любить только кого-нибудь особенного!»
«…Был вечер, встреча с представителями зарубежной молодежи. После вечера — танцы. Я танцевал мало, боялся приглашать: ну-ка откажут! Вдруг ко мне подошла Таня и пригласила танцевать. Это очень приятно, когда девушка сама тебя приглашает. А тут — особенно! Я ничего не видел и не слышал, кроме музыки и ее. Я не разговаривал с ней — не хотелось, я только чувствовал ее, я наслаждался.
Потом к ней прилип Прянишников из десятого «А», и она танцевала с ним почти все время. Что ей дался Прянишников? Внешность у него приличная, но в разговоре держится несерьезных тем, глуповат.
И она чему-то смеется, веселая. Неужели и Тане нужна только внешность? Неужели и она «обычная»?
Вышел в коридор, сел на скамейку. Противно!
Вдруг — Таня.
— А ты что же сидишь?
— Так. Настроение неважное! — ответил я, стараясь тоном подчеркнуть то, отчего у меня такое настроение.
— А плохое настроение — это эгоизм! — ответила Таня и ушла.
Вот и понимай! «И кто ее знает, на что намекает?»
После вечера очень хотелось посмотреть, с кем она пойдет домой, кто ее будет провожать. Не заметил, упустил. Долго ходил по Москве один. Думал о своем.
Хуже всего то, что не с кем поделиться и ни с кем нельзя поделиться, даже с Борисом. Любовь — это очень нежное, робкое чувство, и очень нехорошо, если в ней начинают копаться посторонние. Даже друзья!
Таня! Таня!
Я уверен, что она не будет, не может быть «моей». Но окончательно потерять ее — больно. Пусть она не для меня, но все же это огонек в моей душе. Пусть бессмысленно, но я стремлюсь к ней, я чувствую прилив энергии, подъем сил, я даже лучше учусь. Во имя ее!
Ведь так приятно иметь в душе теплый уголок. Любовь, даже неразделенная, — счастье!
Пришел домой поздно, занялся газетой, подготовил ее к выпуску.
Когда же увижу Таню снова?.. Нет! Прочь от меня! Спать!»
— Тебе бы, отец, с Бориской поговорить!..
— А что?
— Да что-то рубашки стал часто менять! — присаживаясь рядом с мужем, сказала Ольга Климовна.
— Рубашки? — переспросил Федор Петрович, откладывая в сторону газету.
— Да. Раньше, бывало, он на это никакого внимания не обращал, а теперь — давно ли у нас баня-то была, а нынче опять спрашивает.
— Дала?
— Дала.
— Ну, правильно!.. Давно замечаешь-то?
— Не сказать, что давно, а… замечаю! И о носках у меня разговор с ним был. Носки запросил — в клетку.
— Д-да-а… — неопределенно протянул Федор Петрович. — Доглядывай!
— Доглядывай!.. — недовольно повторила Ольга Климовна. — Парень не девка. С дочерью я бы поговорила, а с сыном…
— Да-а!.. — Федор Петрович задумался. — А как об этом заговоришь-то? Дело тонкое!
— Главное — не вовремя! — не отвечая на его мысли, сказала Ольга Климовна. — Тут самые экзамены подходят, а он…
— Да это не по расписанию делается!.. А так, конечно, не вовремя!
По-разному пробовал подходить к этому делу Федор Петрович.
— Что это, брат, ты смотришь в книгу, а видишь, пожалуй, фигу?
— Да нет… Это я так… Я повторяю… в уме…
— То-то!
—…А с чего это у тебя тройка-то вдруг выскочила? Давно не было. Учился-учился, все хорошо было — и вдруг тройка!
— Да так получилось!..
— Смотри!
—…А что это, я гляжу, у вас собрания за последнее время зачастили? Перед экзаменами-то надо бы пореже, а они чаще стали.
Приходилось объяснить, почему неожиданно в самом деле выскочила тройка по истории и почему собрания стали чаще… Борис не мог понять: случайные это разговоры или отец о чем-то начинает догадываться? Больше же всего поражало его то, что отец все угадывал. Борис действительно в тот момент смотрел в книгу, а видел… Со страниц учебника литературы ему в это время улыбалось лицо Тани, такое же милое и родное, как при последней встрече. И тройка по истории… Она, конечно, не просто так получилась — Борис это хорошо понимал. И насчет собраний отец очень метко подметил, даже до удивления!
А тут, как нарочно, по радио передают румынскую народную песню:
Истома одна!
Примерно такими же переживаниями делилась с ним при свиданиях и Таня — что из головы почти никогда не уходит мысль: «Когда увидимся снова? Скорей бы!»
— А сейчас собираюсь к тебе, мама посмотрела на меня и говорит: «Смотри не опоздай!» — «Куда?» — спрашиваю. «Да куда идешь-то!» И улыбнулась. И так улыбнулась, точно ей все-все давно известно. Неужели известно? А?.. Я так покраснела, прямо не знаю! А мне так стыдно, что приходится врать!
Они вместе подумали и вместе решили: нельзя, чтобы любовь мешала работе.
«Говорят, что любовь отражается на учебе, — убеждал себя Борис. — Почему? Должно быть наоборот. «Любовь не вздохи на скамейке и не прогулки при луне». И если я по-настоящему люблю, то и я интересуюсь ее успехами и она моими. Я должен работать еще лучше, чем прежде, и у меня должно быть такое чувство, точно она следит за моей работой. Так как же я могу учиться хуже?»
Таня в разговоре с ним вспомнила слова Чернышевского:
«Только тот любит, кто помогает любимому человеку возвышаться до независимости. Только тот любит, у кого светлеет мысль и укрепляется от любви».
Прямо ни с ним, ни с ней родители так и не поговорили — дело действительно тонкое! Но по намекам, по взглядам, улыбкам родителей было ясно: ими понято все и понято как нужно. А они своими внутренними, почти уже окрепшими силами тоже находили правильные пути в решениях возникших перед ними вопросов.
Любовь — это сила в жизни, хорошая, верная любовь — источник радости, подвигами счастья. Без нее тускла самая содержательная жизнь. Но ошибается тот, кто разменивает ее на мелкую монету легких увлечений. Любовь должна возвышать людей, вдохновлять их на деятельность, на труд, на борьбу. Человек, который видит в любви только забаву, никогда не познает чувства настоящей любви, такой, которая делает и жизнь и людей прекрасными.
Это еще не было их убеждением, но они так чувствовали, и, не зная, как нужно им теперь жить и что делать, они постановили самое простое и, казалось им, самое главное — не целоваться. Пока не сдадим все экзамены — не целоваться! И не гулять по темным переулкам!.. Что-то еще намечали они себе — такое же наивное и важное, чтобы сохранить свою любовь такой, какой она должна быть. Таня подарила Борису книжку «Строительное черчение». Он тоже ходил по книжным магазинам и высматривал, какой бы книгой по биологии ответить на этот жест трогательного внимания и умной заботы. Они стали присматриваться к жизни, и то, что видели, примерять к себе и делать из этого свои выводы: