Мальчишка почти забыл о своем страхе перед «госпожой» — впервые у него нашелся товарищ по играм, потому что другие дети дворни не водились с ним и дразнили его пащенком, и сейчас он взвизгивал от восторга, разделив с Кристиной радость новой игры.

Но тут сверху неожиданно грянул гром небесный.

Котел остановился так внезапно, словно по нему пнули ногой, и кухню сотрясли громовые раскаты голоса главного повара:

— Ах ты, стервец, холера ходячая, ты чем это занимаешься, а?!

Хорошо знакомая Юджину волосатая лапа нырнула в котел, чтобы выдернуть на божий свет «холеру ходячую»… Но в следующий миг у повара отвисла челюсть, и, выпустив свою добычу, он в страхе попятился: перед ним был не чертов «пащенок», а дочка господина — в густо перемазанном сажей платье, с красным от кирпичной пыли лицом, с черными слипшимися кудрями — и ее глаза сверкали отчаянным гневом.

— Пусти! — завизжала Кристина, хотя повар уже ее не держал. — Я отцу скажу, он сменяет тебя на лошадь!

Повар схватился за грудь.

— Ва-ваша милость… — с трудом выговорил он. — Да разве я мог знать?.. Что ж вы там делали?..

— Мы играли! — гневно ответила Кристина. — А я вот скажу отцу, что ты схватил меня за руку!..

— Ва… ваша милость! Так я ж думал, там этот чертов мальчишка…

Лицо повара, наливаясь кровью, постепенно принимало такой же кирпично-красный оттенок, как и перемазанные щеки Кристины.

— Ну и что же, что мальчишка! — фыркнула Кристина, потирая руку. — Эй, Юджин, вылезай! — позвала она в котел. — Мне надоело здесь, пошли во двор!

— Ага, я же говорил, что он там! — торжествующе взвыл повар, снова запустил руку в котел и на этот раз намертво ухватил за шею того, кого нужно. — Вот ты где, сатана бесхвостый! Ну, сейчас я тебе…

Он, как тряпку, встряхнул помертвевшего от ужаса мальчишку и занес над его головой волосатый кулак…

Но тут Кристина с грозным боевым воплем бросилась на повара и укусила его за руку. Повар взвыл, выпустил Юджина и отскочил, тряся рукой.

— Только тронь, попробуй, моего брата! — кричала Кристина, наступая на повара со сжатыми кулачками. — Я отцу скажу, он повесит тебя на воротах!

— Помилосердствуйте, госпожа! — пробормотал повар, приходя в себя при столь страшной угрозе. — Какой он вам брат, этот пащенок…

— А отец сказал, что он мой брат! — категорически заявила Кристина. — И теперь мы будем с ним играть. Вставай, пошли! — позвала она Юджина, который, всхлипывая, все еще сидел на полу у ног главного повара. — Пойдем отсюда, тут скучно и жарко! А я тебе покажу, каких щенят принесла наша Мона — знаешь, три черненьких, а один пестрый…

Она потянула Юджина за руку, и тот встал, продолжая глотать слезы и ничего еще не понимая в таком ошеломляющем повороте своей судьбы.

А Кристина тараторила без умолку:

— А потом мы будем играть в разбойника и рыцаря… Я буду рыцарем, а ты разбойником, и мы будем драться на палицах и на мечах… Только чур, по голове не бить! И еще я знаю, где есть дроздиное гнездо. Если никому не скажешь, покажу… Пошли!

— Ваша милость… — слабым голосом произнес им вслед главный повар.

Юджин вздрогнул и обеими руками вцепился в руку Кристины.

— Что? — нетерпеливо обернулась та.

— Ва… варенья хотите? — прошептал повар.

— Нет, потом! — все еще сердито буркнула Кристина и потащила Юджина вверх по ступенькам на залитый солнцем двор — туда, где он раньше пробирался только украдкой поздно вечером или рано утром.

Судачившие у дверей горластые кухарки при виде госпожи, ведущей за руку пащенка, вытаращили глаза и проглотили языки, чего с ними раньше никогда не случалось. Но Кристина не обратила на них внимания — она рассказывала Юджину о домовом, который живет у них за камином и которому она каждый вечер оставляет у камина блюдце с молоком…

Наверное, у нее тоже до сих пор не было товарища.

Кристина увела его из подвала навсегда, выдержав бурю негодования вдового барона, который впервые в жизни всерьез рассердился на дочь.

Но напрасно барон топал ногами, кричал, ругался и пытался объяснить, какая разница между мальчишкой, рожденным кухаркой, и настоящим братом, если бы такой у Кристины был; напрасно жалел о своем неосторожном признании и проклинал тот час, когда он польстился на розовые щечки своей кухонной девки — Кристина из грозных отцовских криков поняла только одно: у нее есть брат, и, значит, он должен с ней играть!

Когда же барон в отчаянии пригрозил отдать мальчишку первому заезжему торговцу, Кристина подняла дикий рев — тогда Юджин в первый и в последний раз увидел ее слезы. Барон тоже, должно быть, видел их впервые, потому что вконец растерялся, поворчал еще и наконец бессильно махнул рукой.

С тех пор брат и сестра стали неразлучны, и постепенно к этому привык даже барон. Они играли в разбойника и рыцаря, в битву Святого Георгия со змеем, в другие необузданные мальчишеские игры, которые затевала Кристина, лазали по деревьям и дрались с мальчишками из деревни их соседа — рыцаря Невилля.

Потом барон приютил у себя в замке умиравшего от лихорадки бродячего монаха, и тот научил Кристину читать, а от Кристины это редчайшее искусство мгновенно перенял Юджин. Монах умер, оставив Кристине толстую книгу с рассказами из Священного Писания и с историями из жизни рыцарей и королей; теперь брат с сестрой целыми днями сидели над этой книгой под ворчание барона, твердившего, что знатной даме такие глупости ни к чему.

Юджин страшно боялся барона, хотя тот ни разу его не ударил и вообще не обращал на него внимания. Дворня теперь тоже не замечала мальчишку, только временами он ловил на себе чей-нибудь косой завистливый взгляд и порой слышал за спиной полный яда шипящий шепот: «Пащенок…»

Слуг он больше не боялся, но они были для него совсем чужими.

Кристина же не боялась никого на свете.

Она ужасно горевала, что родилась девчонкой и не сможет поэтому стать рыцарем, зато твердо решила, что знаменитым рыцарем должен стать Юджин, а она будет его оруженосцем.

Но тут барон оказался тверд, как кремень, и наотрез отказался учить своего незаконного сына владению рыцарским оружием, как ни скандалила Кристина. Тогда Кристина упросила конюха Банга научить их приемам палочного боя, соблазнив его серебряной монетой и пообещав, что барон ничего не узнает.

К палочному бою она оказалась куда способнее Юджина, хотя тот изо всех сил старался поддержать свою честь будущего знаменитого рыцаря.

Несколько недель они ходили все в синяках, но потом Кристина загорелась новой идеей — она решила выследить крошку торни, их домового, которому каждый вечер оставляла у камина блюдечко с молоком. И вот ночь за ночью они сидели в темном углу большого зала и таращили в темноту слипающиеся глаза, пока под утро не засыпали, так никого и не увидев…

А наутро блюдце оказывалось пустым.

Иногда Юджину снился подвал, в котором он родился и рос, снились закопченные котлы и невыносимый жар плиты, снились орущие и гогочущие тетки в заляпанных салом платьях, снились волосатые лапы главного повара и его злобный голос: «А, вот ты где, пащенок! Ну-ка, поди сюда, негодяй! Будешь еще даром хлеб жрать, холера ходячая?»

Он кричал во сне и просыпался с падающим сердцем, понимая, что все это не было бы сном, не будь у него такой сестры. Тогда он начинал молиться, чтобы она не умерла и не вышла замуж: «Потому что, Господи, у меня нет никого на свете, кроме нее!»

Но Кристина и не думала умирать или выходить замуж, и только однажды серьезно заболела, заразившись оспой от благословения бродячего монаха.

Даже старый барон, без памяти любивший дочь, побелел и попятился, увидев, что это за болезнь — «черная смерть», как ее называли повсюду. Нянька Кристины наотрез отказалась подходить к постели: «Все равно, хоть убейте, лучше умру не от этого!»

Тогда Юджин и барон две недели не отходили от умирающей, и когда один из них засыпал, его сменял другой.