И тетка Акулина, покачав головой, заохала:

— Ужас-то какой! Что это делается на белом свете?! Ты, милок, не знаешь, поймали этого бандита?

Я хотел объяснить тетке Акулине, что это все небылицы, но в это время проходивший мимо нас кладовщик Семен гаркнул:

— Что, мать, провинилась что ли, стоишь перед ним на вытяжку? — и, покосившись в мою сторону, пробурчал: — Ходят тут всякие бездельники, людям голову морочат.

Тетку Акулину как ветром сдунуло, а Семка, ехидно улыбаясь, прошел мимо меня своей косолапой походкой.

И такое повторяется каждый раз, когда я появляюсь в нашем огромном дворе. Семка, завидев меня, всегда пытается отпустить в мой адрес очередную колкость.

Однажды его назойливость вывела меня из терпения, и я было двинулся к нему. Почувствовав недоброе, Семка прибавил шагу, а затем перешел на бег, хотел скорее улизнуть в свою калитку, но споткнулся и угодил в канаву с помоями, куда только что тетка Акулина вылила грязную воду после стирки.

Вся злость моя к нему исчезла, и я, от души рассмеявшись, пошел к себе домой.

В одно из увольнений я ночью проснулся от непонятного шума, доносившегося со двора.

— Ой! Что-то там происходит? — услышал я испуганный возглас матери. Она вскочила с кровати и выбежала во двор.

В открытую дверь ворвался истошный крик:

— Помогите! Убивают! Помогите, люди!

Почувствовав что-то неладное, я натянул на босу ногу сапоги, накинул на плечи китель и на пороге столкнулся с теткой Акулиной. Ее седые волосы были растрепаны, правый рукав платья от самого плеча до локтя разорван, на лице испуг.

— Ой! Леша, помоги! Семку убивают, — закричала она навзрыд.

Не обращая внимания на вопли тетки Акулины, я выбежал на улицу. Моросил дождь. В дальнем углу двора у Семкиной калитки столпилось несколько кричащих женщин.

Подбежав, я увидел, как здоровый мужик, ухватив Семку за грудки, бил его головой об стенку. Семка не сопротивлялся.

— Что же ты делаешь? Ведь ты убьешь его! — кричала какая-то женщина.

Вокруг дерущихся мужчин не было, только одни женщины, словно в нашем дворе и мужчин-то нет.

Не раздумывая, схватил я мужчину за плечо и, сильно дернув на себя, заломил его руку за спину, да так ловко, что даже сам удивился. Ведь именно этот прием не удавался мне на последних тренировочных занятиях по самбо. Мужчина заревел от боли.

Женщины вокруг что-то шумели. Не обращая внимания на них и не отпуская руки, я повел полусогнувшегося мужика в сторону от домов. Вдруг он прохрипел:

— Отпусти, курсант, зря силу тратишь. Я же никуда не убегу.

Поразмыслив немного, я ослабил ему руку. Он выпрямился, и только тут я заметил, какая громадина стояла передо мной. В первую секунду мелькнула мысль, что сделал я это зря. Возиться с таким геркулесом дело не из приятных. Но мои опасения оказались напрасными. Лицо его приобрело спокойное выражение, и он, оправившись, сказал:

— Спасибо тебе, курсант. А то ведь я мог его и ухлопать. И тогда снова к «хозяину», и чего доброго за эту скотину получил бы «вышку».

Я сначала не понял, почему он меня благодарит, и продолжал с недоверием смотреть на него, держа на всякий случай за правую руку.

— Да ты не бойся, никуда я не уйду, — пробасил он, видя мою настороженность. — Семке я поддал крепко, это да, но он заслужил большего. Это по его милости я оттянул срок целых шесть лет.

Перехватив мой вопросительный взгляд, он продолжал:

— Да не удивляйся, курсант, я, действительно, только неделю назад освободился. А за что, собственно говоря, я таскал шесть лет парашу? Там ведь не сладко, да и года идут, — произнес он с грустью в голосе. — Было двадцать четыре, а теперь уже тридцать. А этот, — он кивнул со злостью через плечо в сторону Семкиного дома, — спал на мягкой кровати, посасывал пивко. Ну, ничего, мы еще посмотрим, Семка, теперь я не тот Вовка Криворук! Мне бы только с Васютиным встретиться. Неужели он и теперь меня не поймет? Времена другие, должен понять, — рассуждал он вслух. — Теперь я на подставку не пойду.

Посмотрев на меня, он улыбнулся своим широким ртом.

— А ты, молодец! Крепко меня хватанул, не то бы опять... народные заседатели...

— Да вы и так заработали, — сказал я, с интересом посматривая на этого человека. — Вон как избили Семку.

Так за разговорами мы подошли к телефонной будке. Я набрал ноль два и вызвал дежурного по городу.

— А знаешь, курсант, меня ведь не посадят, так что зря усердствуешь.

— Как это не посадят? — удивился я.

— А вот так, чтобы дать срок, необходимо заявление потерпевшего. А заявленьица не будет, — произнес он уверенно.

Но почему его не будет, узнать я не успел. К нам подъехал наряд работников милиции и прервал наш разговор с Криворуком. Садясь в машину, он крикнул:

— Бывай здоров, курсант! До встречи!

Глава пятая

Утром после ночи с Семкиной историей я, придя в казарму, заметил, что здесь произошли какие-то события. Все спорили, говорили о приметах неизвестного воришки, вспоминали Степку Заболотного.

— Слушай, что тут у вас произошло? — спросил я встретившегося мне Толика Федорова.

— А... а... а, не говори, — произнес он протяжно, с характерной медлительностью. — Степка, понимаешь, ввязался в одно неприятное дело.

— Какое? — удивился я.

— Вчера был на базаре и черт его дернул связаться с каким-то воришкой. Дела нет, а хлопот много, — продолжал он.

— Что ж произошло? — снова не выдержал я.

— Сам расскажет, — кивнул он в сторону приближающегося к нам Степана. Он шел вместе с Анваром, жестикулируя руками, о чем-то рассказывал ему.

Оказалось, пока я был вчера дома, Степка уговорил старшину отпустить его на рынок за фруктами для посылки домой. Сделав покупки, Степка сел в автобус, где в это время двое молодых парней схватили какого-то мужичонку. Естественно, Степка решил прекратить это безобразие.

— Утихомирив драчунов, стал я искать потерпевшего, — рассказывал дальше Степан, — но его и след простыл. А ко мне пристала какая-то полная дамочка в соломенной шляпке, кричит на весь автобус, что у нее кошелек украли.

— Причем тут кошелек? — пытался я остановить дамочку. — Но вслед за ней ко мне подступила уже не одна, а целый десяток кричащих женщин.

— Поверьте, ребята, я так растерялся, — сокрушался Степан. — Еле-еле понял, что мужичишка, которого я отбил у этих ребят, карманный вор. Он, оказывается, вытащил кошелек у этой самой дамочки, а один из парней, заметив это, схватил его за руку. Карманник хотел увернуться, а они ему тут и поддали... И нужно ведь... его-то я и защитил, — при этих словах Степан от злости заскрипел зубами. — И самое обидное, — продолжал он, — пока я расправлялся с ребятами, воришка исчез, прихватив с собой украденный кошелек. Тут началось такое... — и Степка, тяжело вздохнув, разочарованно махнул рукой.

— Что я им мог ответить, — низко опустив голову, говорил Степан. — Ведь я не нарочно это сделал, но в такой обстановке объяснить им что-то было трудно. Они меня, как преступника, привезли и сдали дежурному по городу. Что мне теперь делать? — и Степка посмотрел на нас вопросительным, безнадежным взглядом.

— Да, история неприятная, — заметил я.

— Что и говорить, — подтвердил Толик.

— Э-э-э, откуда взялся этот ишак-карманщик! — выругался Анвар.

— Ничего, Степка, не падай духом, чего-нибудь придумаем, — сказал я, хлопнув его по плечу.

— Нужно поймать этого воришку, — продолжал со злостью Анвар. Нервничая, он коверкал русские слова.

— Это мысль, — поддержал его подошедший к нам Вадим.

— А что, ребята, давайте не пойдем в следующее воскресенье в увольнение, будем искать этого карманника, — предложил я.

— Где ты его найдешь... город большой, конца и края не видать, — вмешался Толик.

— Как где? В автобусе, — вставил Вадим.

— В автобусе... — повторил Толик. — Поди, ищи ветра в поле. Ташкент — это тебе не наша станция, тут не меньше тысячи автобусов.