— Где работаешь? — Байкин был зол и груб. — Чего расселся? Отвечай!

— Я уже не работаю, товарищ лейтенант. Вышел из этого возраста.

— А чем же занимаешься? Куплей-продажей! Знаю я, чем вы все дышите. Документы при себе имеются?

Майлыбаева раздражало и оскорбляло поведение Байкина. Но повернуться и вмешаться он не мог — это значило выдать себя, сорвать наблюдение за Сигаловым. Волей-неволей приходилось молчать.

— Кроме этого, никаких других документов нет, — старик вытащил из кармана свою пенсионную книжку. — Знал бы, что проверять меня будут, все документы взял бы. Слава богу, их у меня предостаточно.

— Не пререкаться, отвечать, как надо! — с этими словами Байкин взял старика за рукав. — Прошу следовать за мной!

Когда Байкин и старик выходили, Анастасия что-то шепнула на ухо Кожашу. Тот кивнул головой и хитро улыбнулся.

Майлыбаев поторопил парикмахера, не дал даже освежить себя одеколоном, выбежал на улицу. Позвонил из автомата дежурному по отделению, сказал ему, что пенсионера задержали необоснованно и что его надо срочно освободить.

Майлыбаева удивляло, что Байкин не замечал некрасивого и бестактного поведения этой женщины. Да и своего тоже. Он выполнял каждое ее требование, не давая себе отчета в том, правильно ли он поступает. Слишком уж он ей послушен.

Странно и то, что женщина так хорошо осведомлена о пропаже чемодана. Сейчас самое время наплыва туристов. Местные жители обычно не обращают на них внимания. Ну а эта прямо-таки всезнающая — и про собаку, и про конфету ей известно. Кажется, даже о заявлении наслышана, которое приезжий подал в милицию. Откуда ей все это известно?

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Старший лейтенант Майлыбаев позвонил в отделение милиции, пошел к трамвайной остановке неподалеку и присел на скамью. Вспомнил все, что увидел и услышал в парикмахерской. Судя по всему, Сигалова не удивило появление в парикмахерской Петрушкина — клиент как клиент. Но какое-то подсознательное чувство подсказывало Талгату, что эти двое хорошо знают друг друга. Нет, ни словом, ни жестом они не обнаружили своего знакомства, но, может быть, именно это да еще то, что парикмахер изменился в лице, когда увидел кого-то в окне, заставляло предполагать, что Сигалова и Петрушкина что-то связывает.

По сведениям, которыми располагал Майлыбаев, Петрушкин после того, как исчезла жена, редко наведывался в город. После работы обычно шел домой. Возился у себя во дворе, починяя всякие пристройки и сарайчики.

Долгая сирена быстро промчавшейся машины «скорой помощи» отвлекла Майлыбаева от размышлений. Подняв голову, он посмотрел на висевшие напротив электрические часы. Была половина пятого.

— Четыре тридцать! — пробормотал он про себя. — Почему четыре...

Только что, расплачиваясь у кассы, он услышал, как девушка сказала Петрушкину в окошечко:

— С вас четыре рубля тридцать копеек.

Петрушкин тоже брился, как и Талгат. Но почему тогда он должен был заплатить четыре тридцать, а Талгат — два пятьдесят? Бывает, что парикмахеры «округляют» — в большую сторону, конечно, плату за услуги, но не вдвое же. И Петрушкин ничего не возразил, хотя не мог не знать таксы. Когда с него затребовали больше положенного, он только сказал:

— Двух копеек у меня не хватает. Будет ли у вас сдача с крупных денег?

— Какие у вас деньги? — спросила кассирша.

— Пятидесятирублевки, — ответил Петрушкин.

— С пятидесяти сдачи не будет. Платите сколько есть. Потом занесете две копейки.

Майлыбаев вскочил на ходу на подножку проходившего трамвая. Кондукторша заворчала:

— Умереть торопитесь, а если бы попал под колеса?

Майлыбаев, осторожно пробираясь между пассажирами, прошел вперед. Он спешил на встречу с Кузьменко, которая должна была состояться в парке у озера. Майор собирался там поговорить с одним лодочником, но об этом он не обмолвился ни словом. Только сказал:

— Сегодня в парке концерт. Братья Абдуллины выступать будут. Послушаем?

Когда спешишь, транспорт всегда медлит. Трамвай как будто испытывал терпение Майлыбаева. Выйдя из вагона, Талгат не стал дожидаться троллейбуса, пошел пешком.

Но майора Кузьменко на условленном месте не оказалось. Возле эстрады его тоже не было, хотя концерт уже шел.

Майора Талгат встретил возле кассы лодочной станции. Было около шести часов вечера. Лицо майора обветрело. Он тяжело дышал, словно только сейчас сошел с беговой дорожки.

— А ваша подопечная сбежала, — сказал он, как только увидел Майлыбаева. — Я только что оттуда, — в голосе у него была досада.

— Вы это про кого?

— Вы действительно не знаете? Удивляюсь, — Кузьменко взял Талгата под руку, отвел в сторону.

— Мы поверили ей и вам, в первую очередь. И вот результат — Маслова исчезла сегодня ночью. И никаких следов. Даже брат не знает, куда она делась.

Майлыбаев побледнел. Не знал, верить или не верить в то, что Маслова скрылась. Так, значит, она и впрямь имеет отношение к убийству Петрушкиной...

— Не знаю, что и сказать, Петр Петрович, — Талгат опустил голову. — Может, к мужу поехала?

— Мы ей не разрешили покидать город.

— Думаете, каждый всерьез принимает подписку о невыезде?

— Вы и сейчас ее защищаете? — жестко проговорил Кузьменко. — Объявлен розыск. Как только ее обнаружат, она будет арестована.

— Не опрометчиво ли это решение?

— Я вам расскажу, как обстоит дело. А потом делайте вывод. Петрушкина ушла от Масловой не в седьмом часу, а позже, когда было уже темно. В ту ночь Маслова не ночевала дома. Как стало известно, она заночевала у портнихи. Нам она лгала, как видите. Но главное не в этом, главное в том, что Маслова задержала Петрушкину до наступления темноты нарочно. К этому времени преступники тоже были наготове.

— За что, вы думаете, убили Петрушкину?

— Ясно только, что не ограбление. Когда арестуем Маслову, может быть, узнаем больше.

— Петр Петрович, откуда у вас такие сведения?

— Сомневаешься?

— Если вы сами считаете все это обоснованным, я не буду с вами спорить.

— Смешной ты, Талгат, — укоризненно и, кажется, обиженно произнес майор, — дело тут не в чьих-то правах, а в том, чтобы скорее разоблачить преступников, обезвредить.

— Бывает, что человеческая судьба превращается в игрушку. Я хотел, чтобы мы в своей работе не применяли ненужного насилия.

— Если бы мы ее тогда задержали, у нас сегодня не было бы хлопот.

— А если она не виновата? То и у нас покоя бы не было.

— Оправдали бы и отпустили. Помнишь, слова Байкина?

— Не понимаю, как можно думать так приземленно, как Байкин. Даже краткое пребывание в тюрьме невинного человека наносит ему душевную травму. А еще пятно останется на репутации. Станут судачить... Я о Масловой своего мнения пока не меняю.

За время расследования Кузьменко начал убеждаться, что преступления, различные по характеру и цели, совершались не группой людей, а скорее одним человеком. И этот человек, конечно, не Маслова. За Масловой было установлено негласное наблюдение. Распутывание же хитроумной задачи Кузьменко решил начать с Сигалова. Не встречалась ли Маслова в день, когда не ночевала дома, с Сигаловым, не провела ли она ночь у него? Давая Майлыбаеву задание проследить за Сигаловым, он рассчитывал выяснить следующее: имеется ли связь между парикмахером и Масловой? Если имеется, Майлыбаев мог лишний раз убедиться в том, что Маслова причастна к преступлению. И вот Маслова скрылась. Если она решила замести следы, значит, ничем не связана с Сигаловым и, стало быть, нет оснований подозревать в чем-либо парикмахера. Неожиданный поворот событий, связанный с исчезновением Масловой, озадачил майора.

Видя, что Майлыбаев нахмурился, Кузьменко сказал:

— Жалеть человека — это, по-моему, обижать и себя, и того, кого жалеешь. К примеру, возьмем тебя. Ты обеляешь Маслову, защищаешь ее, а она, твоя подопечная, сбежала, подвела тебя. А ты между тем все долбишь свое: «Не трогайте ее, она честная».