— Обойдемся и без лейтенанта. Так, что ли? — спросил Кали немецких солдат. Те шарахались от него, поднимали руки и твердили: «Гитлер капут!» — Ну, ладно, с вами после побеседуем.

Незаметно сосредоточившись вблизи немецких позиций, отряд Утегенова внезапно обрушился на них. Партизаны громко кричали «ура!», лесное эхо далеко вокруг разносило звуки выстрелов. Каратели в панике побежали. Но через некоторое время они пришли в себя и повели наступление на отряд Кали всеми своими силами. Бой был тяжелым. Немцы разбились на мелкие группы, пытаясь охватить партизан кольцом. Но партизаны разгадали тактику врага. Они медленно отступали, завлекали карателей в гущу леса, выигрывая время, так необходимое основным партизанским силам.

Через два дня, успешно выполнив поставленную задачу, отряд Утегенова пришел на зимнюю партизанскую стоянку. В отряде были раненые, но он почти полностью сохранил свой боевой состав. Все были рады благополучному возвращению отряда. Мы уже знали из сообщений радио о крупном поражении фашистов под Орлом и Белгородом. Немцы отступали, фронт приближался, и мы с нетерпением ждали встречи со своими регулярными войсками. Отряд Утегенова вернулся в радостный для всех день. Мы встречали их, как победителей. Совсем еще юный парень, раненный в ногу, увидев Кали, спрыгнул с телеги и, прихрамывая, поспешил к нему.

— Спасибо тебе, товарищ командир, — взволнованно сказал паренек. — Когда подошли немцы, я подумал, что пришла моя смерть. Что я мог сделать с ними, раненый? Приготовил уже для себя последнюю пулю. Но, оказывается, не кончились мои дни, осталась еще еда, которая была мне предназначена. Вася, ты спас мне жизнь. — Паренек со слезами на глазах бросился обнимать Кали. Потом он пошарил в своих карманах и достал красиво вышитый кисет.

— Вот, — сказал он, — это самая дорогая для меня вещь. Когда я уходил в отряд, мне подарила его мать. Он был со мной во всех переплетах. Прими от меня подарок матери, возьми от всех раненых. Пусть минует тебя вражья пуля.

Я стоял рядом с Примаком, и мы оба с интересом наблюдали за этой трогательной сценой.

Кали расцеловал юношу, взял подарок и проводил раненого к товарищам. Мы с Примаком уселись под деревом. Он занялся своей походной картой, а я, чтобы не мешать ему, наблюдал за хлопотливой жизнью лагеря. Чуть дымились вдали устроенные в земле кухни, на кустах висели выстиранные рубахи и портянки. На лужайках в тесные кружки собрались партизаны. Кто чистит оружие, кто напевает вполголоса. Кое-где слышится веселый смех. Кажется, что не было боев, не было убитых и раненых. Просто в тени деревьев отдыхают крестьяне-косари. Но недолго жила в моем воображении эта мирная картина. К Примаку пришел начальник особого отдела соединения Бычков:

— Товарищ командир, я проверил всех людей. Двое в отряде вызывают сомнение, один из них и должен быть Хромой. Но кто именно — неизвестно. Будем выяснять.

Тут же посоветовались и решили пойти на хитрость. Командир отрядил для похода в село четырех человек. Двое из них — подозреваемые. Им приказали идти попарно на определенном расстоянии друг от друга. Первая пара вышла из леса и направилась к селу. Вторая, которую подозревали, шла сзади. Как только они вышли на опушку, из леса послышался оклик:

— Привет, Хромой.

Один из подозреваемых чуть вздрогнул и приостановился. Догадавшись, что он неосторожно выдал себя, Хромой схватился за оружие. Но партизаны были начеку. Они быстро обезоружили предателя и доставили в лагерь. На допросе Хромой сознался, что выдал фашистам Лену и указал карателям место сосредоточения партизанского соединения. Теперь стало ясно, почему партизаны вдруг оказались в таком тяжелом положении. Партизаны негодовали и требовали смерти предателю. Хромого судил партизанский суд, и шпион был расстрелян.

...Отряд оправился от потерь, люди немного отдохнули, и снова пришло время действовать. Мне тоже пора было возвращаться в свое село и продолжать «врачебную практику». Перед моим отъездом в отряде провели небольшое совещание. Здесь были и Примак, и Утегенов, и Бычков, и другие командиры. Совещание открыл Примак:

— Случай с Хромым, — сказал он, — должен насторожить нас. Из-за одного предателя чуть не погибло все наше дело. Прошу вас, Алексей Васильевич, будьте осмотрительны и крайне осторожны. Эту же просьбу передайте и Проценко. Он должен быть особенно бдительным. Мы должны нанести оккупантам еще один удар. Немцы в последней операции понесли большие потери, но повсюду трубят, что уничтожили партизан. Надо разоружить полицейских и разгромить гарнизон Переяслава.

Я вернулся в село. Раненых партизан мы разместили по деревням у надежных людей, и я принялся за выполнение задания. По плану Примака группа Проценко разоружает полицаев и захватывает почту и склад с боеприпасами. В это время отряд Утегенова должен уничтожить гарнизон и взорвать учреждения оккупантов. Мне предстояло связаться с Проценко и передать ему план командования. Мы обычно встречались с ним на явочной квартире у подпольщика Беляева. Были и другие люди, готовые помочь партизанам. Я с утра собирался выехать в город и сильно торопился. Но тут ко мне неожиданно пришел Кирилл Розовик. Он был бледен и растерян.

— Что с тобой, Кирюша? — в тревоге спросил я. — Болен?

— Алексей Васильевич, Гришу схватили...

— Что ты говоришь? Когда? — у меня помутилось в глазах, ноги подкосились, и я рухнул на стул.

— Прошлой ночью схватили. И Романова арестовали, и Братченко, и Мустенко. Всего двадцать человек.

— Значит, разоблачена вся группа?

— Пожалуй, так. Идут повальные аресты. И Беляева схватили. Я видел это своими глазами. Бежал к нему, чтобы предупредить, и сам чуть не попался.

Убитые тяжелой вестью, мы с Кириллом долго просидели в полном молчании. Мне казалось, что все рухнуло вокруг, и мы остались в глухой пустыне. Я не мог опомниться от удара. Мы долгое время готовились к этой операции. В группу Проценко людей подбирали по одному.

— Опять мы встречаемся с предателем, — сказал я Розовику. — Это его рук дело.

— Да, нас предали. И так ловко все проделано, что даже Проценко ничего не мог предпринять.

— Мы не могли знать тогда, кто предал Проценко, — рассказывал Алексей Васильевич. — Только после войны по документам гестапо было установлено имя изменника. Это был Киселев, «друг» Беляева. Он-то выдал и Беляева и группу Проценко.

Фашисты приговорили Проценко к смертной казни через повешение, а его товарищей — к расстрелу. Но буквально через два дня ко мне прибежал Розовик с приказом гестапо и жандармерии. В этом приказе было сказано, что Проценко бежал из тюрьмы и за его поимку назначена награда. В приказе имелось подробное описание внешности Проценко. Тот, кто задержит Проценко, получит десять тысяч марок, муку, сахар и мануфактуру. Кроме того, была обещана бесплатная поездка по Германии. Немцы ничего не жалели за голову отважного подпольщика.

— Гриша, богатырь ты наш, вырвался все-таки, — радовались мы за товарища. — Где лее ты теперь скитаешься, дорогой друг?

Надо сказать, что нас всерьез занимал вопрос, где же скрывается Проценко? Он не знал о расположении отряда и не мог уйти к партизанам. Отыскать их в лесу без проводника было невозможно. Григорий наверняка кружит где-то поблизости. А это очень опасно. Вся жандармерия поднята на ноги, полицаи рыскают по селам, дороги перекрыты. Полиции помогают солдаты гарнизона.

— Интересный все-таки у человека характер, — сказал Алексей Васильевич, несколько отвлекаясь от основной темы своего рассказа. — Когда человеку грозит какая-то опасность, он обязательно стремится в родные места, к близким людям, хотя именно здесь чаще всего и подстерегают всякие неприятности. Как будто не разум, а какой-то инстинкт руководит его поступками в подобных случаях. Просто удивительно...

Так поступил и Проценко. Не сумев пробраться к партизанам, он пошел в свое родное село Вовчиково. Там проживали его близкие родственники. Из этого села были уже взяты двенадцать заложников. Оккупанты заявили, что будут держать их под арестом до тех пор, пока не поймают Проценко. Григорий пришел к своему двоюродному брату Дайнеко, надеясь переодеться здесь, подкрепиться и идти дальше. Во дворе он столкнулся со своей снохой Даркой, и та в ужасе закричала на него: