Детдомовские учились в общеобразовательной школе вместе с детьми, у которых были родители.

— Да кому мы нужны! Не пришел на обед — твое личное дело, значит, есть не хочешь. Только на вечерней поверке, перед сном, должен обязательно присутствовать.

— С приемом пищи мы уладим, — пообещала Марина Владимировна. — Я тебя таким домашним борщом накормлю — пальчики оближешь.

Всю дорогу они разговаривали о школьных делах, о записке не вспоминали, словно ее не было. Груздев рассказывал детские наивные истории. Учительница изредка вставляла фразы и тайком улыбалась, чтобы не вызвать обиду у собеседника.

Николай уплетал борщ так, что за ушами трещало, и только после третьей порции отодвинул пустую тарелку.

— Еще? — суетилась вокруг него гостеприимная хозяйка.

— Что я, лошадь, что ли, мне и ведра достаточно.

От детдомовской шутки Марина Владимировна не сдержалась и прыснула в кулак.

— У нас так говорят, когда остается еда на добавку, но никто на самом деле не отказывается, — пояснил подросток, и веселье у женщины как рукой сняло.

— А добавка, наверное, очень редко бывает? — перешла она на серьезный тон.

— Да уж не балуют, — подтвердил Николай.

— Может, бутерброд с маслом? — спросила Марина Владимировна, когда Николай уже пил чай.

— Нет, спасибо, не влезет, — покосился он на свой впалый живот.

— Допивай чай, я жду тебя в комнате. — И хозяйка оставила его одного на кухне.

Сметанина приоткрыла створку окна, впуская в комнату свежий воздух, села в кресло, обхватив голову руками и обдумывая дальнейший разговор. Уверенность, какая обычно появляется в ответственных случаях, улетучилась.

— Покорнейше благодарю.

Груздев в приподнятом настроении пристроился на диване.

— Не за что, — отмахнулась хозяйка и внимательно посмотрела на паренька.

Он выдержал изучающий взгляд.

— Вы хотите меня о чем-то спросить?

— Хочу попросить, чтобы ты меня внимательно выслушал и постарался понять.

Парнишка заволновался, ерзая на диване. Он догадался, что речь пойдет о главном, и боялся, что Марина Владимировна непременно отвергнет его. В горле мгновенно пересохло. Он кивнул головой.

— Говорите.

— Ты должен знать, что я с уважением отношусь к твоим чувствам, — начала она, — но ты еще слишком молод, и наваждение пройдет.

— Это не наваждение, — ответил он поспешно.

— Милый юноша, тебе только кажется, что ты испытываешь любовь.

— Не кажется, — твердо сказал подросток.

— Ну хорошо. — Учительница решила пойти другим путем. — А что, если есть мужчина, который тоже меня любит и я намерена выйти за него замуж?

— Он плохой человек, не стоит с ним связывать свою судьбу.

— Ты его знаешь? — удивилась Марина Владимировна.

— Рыжего-то?

— Тебе не нравятся рыжие?

— Мне не нравится ваш рыжий, — поправил Николай. — Я видел его в парке Пушкина на танцах. Он танцевал с другой женщиной, а вы стояли в сторонке.

— Вот почему он тебе не пришелся по нраву. Так это была моя близкая подружка, — улыбнулась учительница. — Разве вас пускают на танцы?

— Нет, мы сами убегаем, — признался школьник.

Красивые дуги бровей женщины изменили обычное положение, но она быстро справилась с изумлением и вернула их на место.

— Вы поступаете неправильно, — произнесла она с некоторым укором. — Но в настоящее время это не самое важное. Я хочу, чтобы ты уяснил для себя, что Дмитрий Павлович Углов — человек положительный, и я питаю к нему симпатию.

— Вы его любите?

— Надо же, как ты любишь конкретизировать — черное или белое, без всяких цветов и оттенков.

— Он не только с вашей подругой танцевал, но и заглядывался на других. Дмитрий Павлович, — подросток даже поморщился, произнеся это имя, — ненадежный, и наступит такое время, когда он вас бросит.

— Очень тебя прошу, не городи чепуху.

Беседа получалась тяжелой, они плохо понимали друг друга, а обижать Груздева резкостью Марине Владимировне не хотелось: во-первых, она жалела его, потому что он являлся единственным учеником в классе, в котором она, кстати, была классным руководителем, из детского дома, во-вторых, он прекрасно знал ее предмет, и не только по школьной программе.

— Бросайте его и дождитесь, когда я закончу школу, — заявил гость. — Более любящего вас человека все равно не встретите.

— Господи, пощади меня! — вырвалось из уст красивой женщины.

— Я докажу вам его неверность, — ошарашил он собеседницу.

Марина Владимировна даже не нашлась, что ответить на такое смелое обещание. Лишь спустя несколько минут к ней вернулся дар речи.

— Может быть, ты все же позволишь выбирать мне самой спутника жизни? — Теперь в ее голосе проскальзывали нотки недовольства.

— Я желаю вам счастья от всей души и не стану чинить препятствий, если отыщется человек, достойный вас. — Груздев высказывался высокопарно, да и думал он так же.

— Что я, по-твоему, — святая? — всплеснула она руками, и как дым испарилось негодование.

— Для меня — святая! — Он выдержал короткую паузу и добавил: — Как минимум.

— Тебе нравится читать книги? — резко переменила учительница тему, исчерпав все доводы, чтобы образумить школьника.

— Да, — машинально отозвался юноша, все еще находясь под впечатлением разговора.

— Если пообещаешь, что более не вернешься к этой теме, — она заметила, как по лицу парнишки пробежала тень грусти, и поторопилась несколько скрасить просьбу, — по крайней мере ближайшие два-три года, пока не подрастешь малость, — и сразу лицо гостя посветлело, — то можешь приходить ко мне в гости, я буду давать тебе интересные книги.

— Обещаю, — вяло ответил школьник, но в общем он остался доволен, потому что у него еще оставалась надежда, упускать которую он и не собирался.

В детдом Груздев возвращался с книжкой под мышкой и размышлял всю дорогу:

«Мне необходимо вывести на чистую воду этого голубка Диму… Павловича, рыжего соперника. И путь свободен на какое-то время. Но может появиться другой, — ужаснулся он от собственных мыслей, но оптимизм брал свое. — И в другом найдутся недостатки. Три года — три человека, не должно быть больше, — установил он норму для Марины Владимировны и повеселел. — Как-нибудь справлюсь».

Костя Пономарев, сосед по парте, был единственным другом, кому Николай поверял свои сердечные тайны. На перемене следующего дня он отозвал Костю в сторону, и они расположились в конце школьного коридора на подоконнике.

— Ну как свидание? — Костик буквально поедал приятеля глазами от любопытства.

— Пока никак, но есть надежда. Мне нужна твоя помощь.

— Мы же с тобой друзья.

— Нужно проследить за одним человеком, который за ней волочится. Могу на тебя рассчитывать?

— Ты меня обижаешь.

— Только все должно оставаться между нами, — бросил Николай предупреждающий взгляд на одноклассника.

— Могила! — заверил тот и для убедительности провел ребром ладони около горла. — Ты же меня не первый день знаешь.

— Ладно, — хлопнул Груздев его по плечу. — Мы выследим, где он живет, и станем наблюдать по очереди.

— Как выследим?

— В субботу, от танцплощадки.

— Рисковый ты парень, — сказал Константин, потирая руки. — Только бы не заметил, а то как пить дать уши оторвет.

— Не трусь, — подбодрил его Николай. — Если что, то вдвоем мы с ним справимся.

— Колек, неужели правда, что ты в училку так втюрился?

— Правда, только не болтай языком где попало.

— И без меня всему классу уже известно, но девчонки говорят, что твое дело гиблое.

— Посмотрим! — процедил собеседник сквозь зубы.

— Ну ты точно чокнутый.

В это время прозвенел звонок, и они молча спрыгнули с подоконника…

Николай и Костик примостились в углу танцплощадки, на деревянном щите, возле самой эстрады. Отсюда великолепно просматривалась площадка, а на них никто не обращал внимания. Николай сразу заметил Марину Владимировну с рыжим и не мог оторвать от них взгляда. Танцевал Дмитрий Павлович только с ней, но засматривался и на других девушек. Одна ему подмигнула, и он ответил тем же, что не ускользнуло от всевидящего наблюдателя.