— Спишь?

Слоун не отвечала.

Он подлез под одеяло и обнял ее. Слоун пошевелилась.

— А теперь ты уже не спишь, — ласково прошептал Джордан.

— Ммм, — замычала Слоун, изображая сонное состояние.

— А я-то думал, ты спишь…

— Я в самом деле почти заснула…

Джордан поцеловал ее в шею — Слоун отстранилась.

— Пожалуйста, Джордан, не надо сегодня.

Джордан отодвинулся.

— Я что-то сделал не то? — мягко спросил он. — Скажи мне, любимая, что я сделал не так, — и я исправлю ошибку.

— Ты все делаешь хорошо, Джордан, а я… не очень хорошо себя чувствую сегодня.

— Да? Голова болит?

— Нет, просто недомогание.

— Тогда извини, больше не буду тебя тревожить.

Джордан отвернулся и долго лежал молча, хотя Слоун знала, что он не спит.

Джордан проснулся среди ночи. Слоун металась, что-то бормотала во сне. Он прислушался. Снова то же…

— Я не могу, Родди… Не заставляй меня… ребенок, мой ребенок, может случиться… Ребенок в тюрьме, Родди…

Почему, почему призраки прошлого продолжают тревожить Слоун?

Он встал рано, но не пошел, как обычно, на тренировку. Заказал завтрак в номер — его принесли, когда Слоун принимала душ.

— Сегодня мы поедим здесь, не возражаешь? Хочешь есть?

— Не очень.

По правде сказать, Слоун вообще не хотела есть: амфитамин лишил ее аппетита, и она клевала еду, как птичка. За несколько месяцев потеряла почти шестнадцать килограммов, выглядела осунувшейся, изможденной.

— Слоун, мы должны поговорить, — решительно начал Джордан.

— О чем?

— О неком Родди.

Слоун была сражена.

— Родди? — переспросила она слабым голосом. «Откуда он узнал? Что он знает?» — Я не понимаю, о ком ты говоришь.

— Родди… Ты знаешь — или не знаешь — человека, которого так зовут?

Слоун была в нерешительности.

— Я… знала, много лет назад.

— Так! Наконец-то мы узнали, что Родди — был. Теперь остается выяснить, кто он такой. Друг? Любовник?

Слоун вздохнула.

— Я думала, что он мой друг. Потом оказалось, что нет. Время от времени он действительно был моим любовником, — Слоун решила идти до конца. — Но главным образом — моим партнером.

— Партнером? — Изумлению Джордана не было границ.

Слоун кивнула.

— Ну да, Джордан, а я его — напарницей… Объясню. До того как стать известной писательницей Слоун Дрисколл, я была просто Сэмми Дуглас из Чикаго. Сэмми Дуглас — «напарница».

— Кем? — почти с ужасом переспросил Джордан.

— Напарницей… у своего партнера, у Родди. Он научил меня всему, что я тогда умела.

— Чему? — В висках у Джордана что-то бухало.

— Всему… Долго мы занимались обычным мошенничеством, шантажом, обманывали людей, выманивая деньги у тех, кто готов был с ними расстаться, — Слоун была бледна и почти не соображала, что говорит. — Когда нас разоблачали, мы исчезали из этого места или меняли тактику — форму обмана, рэкета, шантажа. Родди знал множество приемчиков, как одурачить человека, и меня учил… — Она остановилась, перевела дух. — Например, Родди научил меня мухлевать в покере. Он потратил на это много времени, мы играли с ним дни и ночи напролет. Он считал, что меня не должны заподозрить в жульничестве, я не выглядела «напарницей»… Ох, Джордан, это было так давно, и я была так молода.

Джордан не мог так сразу переварить услышанное.

— Но почему… ты этим занималась, Слоун? Зачем?

— Я… мне тогда нравилось жить так… Не хотелось — как все. Я выросла на Среднем Западе. Мой отец — синий воротничок, мать — типичная домохозяйка. Отец — упрямый, деспотичный человек, всех готов был подмять под себя. Мама — полная ему противоположность, сама снисходительность, вечно примиряющая сторона, но… в духе требований отца.

— Ты говоришь об отце с явным неодобрением, я правильно понимаю?

— Да, — кивнула Слоун, — а примиряя отца с детьми, страдала больше всех.

— Ладно, оставим это. А когда вы с Родди стали напарниками?..

— Мне было интересно с ним. До этого — в семье и в колледже — я ужасно скучала, иногда мне казалось, что я вовсе и не живу. А мне хотелось радости, риска, счастья. — Слоун передохнула и продолжала: — Родди возник на моем пути по мановению волшебной палочки. Точно такой, каким виделся в мечтах мужчина, — красив, весел, удачлив, любит риск, ни от кого не зависит. Жизнь в нем била ключом — мой идеал.

— И вы стали любовниками?

— Что-то вроде… Хотя не сразу. Он долго возился со мной, прежде чем я стала его напарницей. Хотя ученицей оказалась ловкой. И, главное, способной.

— Да ты будто восхищаешься им?!

— Я и в самом деле им восхищалась. Я хотела острых ощущений — и получала их сполна. Мне нравилась такая жизнь.

— Но потом… все же разонравилась?

— Да, когда я поняла, что беременна, Тревисом.

— Так Родди — отец Тревиса?

— Да, Тревис родился, когда мы жили вместе с Родди. Только вот Родди, к сожалению, оказался не способным… на моногамную жизнь.

— Поэтому ты и порвала с ним?

— Родди не хотел ребенка, он советовал мне избавиться от него. Тогда нас чуть не застукали — я боялась, что придется рожать в тюрьме. Родди тоже очень испугался. Увы, не за меня. Уложил меня в больницу, а сам исчез. Я этого не простила, и наши отношения с Родди я больше не возобновляла.

— Что ты делала потом?

— Жила… Какое-то время на деньги, оставшиеся после Родди. И начала писать, представляешь? Впечатления переполняли меня. И сразу после рождения Тревиса закончила «Откровения». Родди я никогда не видела больше, хотя и ждала, что он может объявиться.

— Но он так и не появился?

— Нет.

— Ты поэтому сменила фамилию и имя?

— Отчасти поэтому.

— А что ты сделаешь, если однажды он все-таки появится?

— Честно сказать, не знаю. — Слоун встретилась взглядом с Джорданом. — А что ты намерен предпринять, Джордан, после того, как узнал всю правду?

— Я не совсем понимаю твой вопрос, Слоун.

— Нет, ты прекрасно понял, о чем я говорю. Я совершила уголовное преступление, причем довольно тяжкое. Я не та, за кого себя выдаю…

— Да, Слоун, теперь я знаю не только, кто ты сейчас, но и какой была раньше, но, откровенно говоря, для меня нет особой разницы. А женился я… на Слоун Дрисколл.

— И ты не презираешь меня? — недоверчиво удивилась Слоун.

— Да какое я имею право?! — Джордан схватил ее на руки. — Я сержусь лишь на то, что ты не рассказала мне всего этого раньше, не доверяла, значит. А виноват в этом — я сам.

У Слоун перехватило дыхание.

Лондон, июнь 1988

Да, она рассказала Джордану о своем прошлом. Но понял ли он ее, как уверяет? Джордан сказал ей тогда много красивых слов, мол, понимает причины, которые толкнули девчонку на путь «напарницы», да и все это в прошлом, — но вот простил ли?! Ну, да что сделано, то сделано: после драки кулаками не машут.

Слоун наблюдала за игрой. Джордан царил на поле — молодой, красивый, сильный. Настоящий атлет. Прочие игроки должны с ума сходить от зависти, а женщины вешаться ему на шею. Надолго ли она, Слоун, удержит его?

— Ты выглядишь человеком, которому необходима скорая дружеская помощь, — вдруг услышала Слоун голос Лэнса. Да, это он незаметно подошел сзади.

— Значит, дружеская помощь подоспела, — печально улыбнулась Слоун.

— Какой из меня друг… — пробормотал он смущенно, вытаскивая из кармана маленький бумажный пакетик. Слоун взяла его без особой радости.

— Спасибо, Лэнс.

— Не за что. Хочу тебя предупредить: они помогают недолго. Чем дольше ты будешь их принимать, тем большая доза потребуется.

— Я знаю! — Слоун перевела взгляд на поле.

— Сколько ты уже?..

— Что?

— Сидишь на таблетках?

— Довольно долго… А ты снова не играешь?

— Хильер не выпустил.

Слоун посмотрела на поле. О, Господи! Сейчас столкнутся две лошади, вздыбленные седоками. Один из них — Джордан. Удар — они вылетели из седел. От страха у Слоун потемнело в глазах. «Боже, помоги мне», — вскрикнула она, но, увидев, что Джордан встает на ноги, облегченно вздохнула.