Ссылке в провинцию или в деревню предпочитает он отъезд за границу и начинает вместе с Идой готовиться к путешествию во Флоренцию[22], поскольку Тоскана оставалась единственным из итальянских государств, посещение которого не было запрещено. Было решено пойти вглубь в разработке рудной жилы дорожных впечатлений. С этой целью он заключает договоры на публикацию очерков в различных газетах, а потом и в книжном издании. Что касается театра, то, несмотря на огромный успех «Мадемуазель де Бель-Иль», он все еще в очень скверных отношениях с Комеди-Франсез, которую теперь возглавляет Бюлоз. Театр отказывается возобновить «Генриха III». Он возбуждает против театра процесс, выигрывает его, но не получает никаких новых заказов. Тогда он просит Мериме походатайствовать о нем перед Ремюза, новым министром внутренних дел в правительстве карлика: как видим, старые добрые отношения между Культурой и Полицией сохраняются. Ремюза тотчас же приглашает Александра с ним пообедать и заказывает новую комедию, обещая, что «чтение перед комитетом (Комеди-Франсез) будет чистой формальностью; что пьеса принята заранее и ее начнут репетировать через неделю после чтения»[23]. Письменное сему подтверждение и вознаграждение в шесть тысяч франков — вот что позволит ему с комфортом обосноваться во Флоренции в начале июня 1840 года.

«Здесь, на вилле Палмьери Боккаччо написал «Декамерон». Я решил, что она принесет удачу и мне, и поставил свой письменный стол в комнату, где четыреста девяносто три года назад автор «Ста новелл» держал свой». Не будем придираться к датам, главное, что Александр смог работать в свое удовольствие, но в более стремительном, чем его знаменитый предшественник, ритме. Между 1350 и 1355 годами Боккаччо написал лишь сто новелл. Александр же менее чем за три года во Флоренции, минус пять отлучек в Париж на несколько месяцев, напишет без всяких соавторов и секретарей, кроме «Виллы Палмьери», шесть толстых томов дорожных очерков, то есть примерно семь миллионов знаков, что соответствует примерно четырем тысячам шестистам машинописных страниц! Выше мы уже говорили о достоинствах этого текста, но никогда не будет лишним повторить, что «Корриколо» — настоящий шедевр жанра, и это надо прочесть непременно. И, кроме того, неисчислимое количество комедий, романов, драм, новелл и исторических сцен, написанных за это же время между делом. Не говоря уже об обширной переписке.

По десять часов в день прикован он к своему письменному столу и постоянно счастлив в творчестве, вопреки болям в желудке и страшной болезни глаз. Творчество заставляет его забыть о неизменно плохой финансовой ситуации, о препирательствах с Идой по поводу того, что уже нет никакой возможности отвечать приемами на полученные приглашения, что ей нечего надеть, а без подобающего туалета она не может быть представлена при дворе. Ну так пусть остается дома! Творчество, которое помогает принять переезд в квартиру поменьше и менее удобную, но зато выходящую в сад, благоухающий жасмином, творчество, которое позволяет отстраненно воспринимать приходящие из Франции новости. Смотри-ка, 6 августа сын королевы Гортензии снова попытался замахнуться на Булонь, полный провал, и вот он уже пожизненно заключен в крепости Гам, надо бы поехать навестить молодого человека. А бедняжка Мари Капель, позже Лафарж, тоже получила пожизненное заключение за отравление мужа. Если верить газетам, между экспертами шла настоящая эпическая война, в которой Распай, защищая обвиняемую против Орфиля, утверждал, что незначительное количество мышьяка, найденное в теле при эксгумации трупа кузнечных дел мастера Лафаржа, происходит из кладбищенской земли, а вовсе не от предшествующего принятия внутрь. Александр снова видит внучку своего опекуна Коллара, трехлетнюю девочку, всю в белом, в тот прекрасный летний день 1819 года, когда он познакомился с Адольфом де Лёвеном; как же помочь теперь этой несчастной женщине? Фердинанд все еще в Алжире, и, не слишком надеясь на положительный результат, Александр тем не менее пишет королю-груше[24], прося о помиловании Мари Лафарж.

На расстоянии отношения Александра с сыном становятся менее напряженными. Отец советует сыну выучить какой-нибудь восточный язык и в то же время быть «благоразумным, ты знаешь, что я под этим понимаю», было бы еще педагогичнее дать подростку почитать «Онанизм» доброго доктора Тиссо, который в свое время так помог Александру излечиться. В другом письме, наряду с новым рецептом «здоровья», он предписывает ему программу обучения, куда менее обширную, чем та, что сам он получил от Лассаня в 1823 году. Изучать Библию «ради высокой и блистательной поэзии, которую она содержит». Учить древнегреческий, чтобы читать Гомера, Софокла и Еврипида. Декламировать стихи Вергилия и Горация. Погрузиться в Шекспира, Данте, Корнеля, Мольера — вот и все классики. Из новых — только Шенье и Шиллер, а из современников довольно будет Гюго и Ламартина, а «из моего можешь выучить рассказ Стеллы из «Калигулы» и охоту Якуба на льва, а также всю сцену из третьего акта между графом, Карлом VII и Аньес Сорель». И ничего ни из Вальтера Скотта, ни из Гете, ни из Байрона, ни даже из «Гения христианства», в особенности же ничего из кощунственных строк предисловия к «Антони», бастарду.

А кстати, как дела с Французской Академией? Гюго принят туда в январе 1841 года; кроме него, есть еще надежный голос Нодье, которому Александр напишет: «Как вы думаете, есть ли у меня сейчас шанс в Академии? Вот и Гюго принят. А ведь все друзья у нас общие. Если вы полагаете, что дело приняло реальный оборот, поднимитесь на академическую трибуну и сообщите от моего имени вашим достопочтимым собратьям, как велико мое желание быть среди них; извлеките пользу из моего отсутствия всякий раз, когда я полагаю присутствие мое обременительным, наконец, скажите обо мне все хорошее, что думаете, и даже то, чего не думаете вовсе. Если же вы считаете, что шанса нет, молчок». Нодье сумеет промолчать. Гораздо более эмоциональные эпистолярные отношения поддерживает Александр с Маке. Они как раз затеяли тогда свой первый совместный роман «Шевалье д’Арманталь». Действие происходит в 1718 году, в период заговора испанского посла Селламара, задумавшего вместе с герцогиней дю Мэн отнять регентство у Филиппа Орлеанского и передать его своему собственному королю. В романе похищение регента из Франции поручено Раулю д’Арманталю. За сим следует любовная интрига со счастливым концом, заговор раскрыт, но Рауль может жениться на дочери того, кто его изобличил. Маке представил черновик, Александр выстроил разветвленную интригу, выписал довольно бесцветных персонажей: пока что он в периоде брожений и поисков, прежде чем прийти к великим романам.

Дабы не изменять избранному историческому времени и соавтору, осенью 1840 года возникает замысел «Брака при Людовике XV». Александр сообщает Маке о своей весьма куртуазной идее: соединить в общем спектакле одну из своих недавних любовниц Леокадию Эме Доз со своим большим новым другом мадемуазель Марс в ее последней перед пенсией роли, тем более, что первая является ученицей второй. «Девушка, совсем юная, совсем наивная — м-ль Доз — вышла замуж за молодого человека, почти столь же юного, как она, но обуреваемого весьма современной мыслью, что жизнь мужчины — ничто без страсти: некое подражание Антони, но при этом страшно сердечное. Он пребывает под воздействием тридцатилетней женщины, которая не должна быть совсем уж чудовищем, ибо роль предназначается для мадемуазель Марс. <…> Появляется отчим, бывший красавец, теперь помолодевший и элегантный, он уводит мадемуазель Марс у своего зятя. <…> Было бы недурно, полагаю, если бы помирила молодых супругов женщина». Ответ Маке нам неизвестен. В конце концов Александр написал эту комедию без соавторов, и достоинства ее, как и масштабы, совершенно аналогичны достоинствам и масштабам «Мадемуазель де Бель-Иль». На пробу он читает «Брак при Людовике XV» тщательно отобранной аудитории. Маленькая французская колония и итальянская аристократия устроили ему настоящий триумф. На следующий день герцог де Люк, присутствовавший на чтении, пожаловал ему Большой Крест своего княжества… Несмотря на свой собственный юмор, Александр так никогда и не стал великим комедиографом.