Сергей с недоумением посмотрел на Нечаева — Потапенко. По лицу майора пробежала досадливая гримаса.
— Да, Никита Михайлович, — словно спохватившись, сипло зачастил майор, — капитан Просвиров по своей э-э-э… невнимательности прибыл с утра на службу в военной парадной форме, хотя я его загодя предупреждал по телефону, что он должен явиться в костюме с галстуком.
— Вы? Предупреждали…? — От бесподобнейшего по своей наглости заявления у Сергея вздыбилась вся имеющаяся на его теле растительность.
— Ну как же, Вы когда мне из Москвы звонили…
— Прекратите врать, товарищ майор! — резко прервал клеветника капитан и, обращаясь к Плёнкину, спокойно продолжил. — Извините, товарищ полковник, но никакой дополнительной информации относительно формы одежды я ниоткуда не получал, поэтому и прибыл как положено — «при параде», а костюм с галстуком идут малым ходом в контейнере. Прибытие контейнера ожидается на следующей неделе.
— А что Вам мешает приобрести себе ещё один костюм?
— Банальное отсутствие денежных знаков. Переезд, знаете ли, ремонт… А «подъёмных», когда их ещё дождёшься…
— Ладно, идите сейчас в первый отдел и представьтесь подполковнику Жабровскому. Пусть он Вас начинает вводить в курс дела, а там, глядишь, и контейнер подойдёт. И постарайтесь поменьше высовываться из комнаты. Не портьте нам «лицо».
— Есть, товарищ полковник.
— И постарайтесь поскорее отделаться от своих армейских привычек и словечек, — досадливо поморщился Плёнкин, — что вы заладили «есть», «так точно», «никак нет»? И называйте меня по имени отчеству. У нас здесь так принято. У нас здесь уровень вежливости как в Генеральном штабе. Кстати, знаете как в генеральном штабе посылают на х. й?
— Нет, как-то не доводилось там бывать, тем более удостоиться такой высокой чести быть посланным самим «генштабистом»…
— Так вот, там когда возникает какая-нибудь конфликтная ситуация, к примеру, между двумя полковниками, то один из них говорит другому: «Многоуважаемый Борис Степанович! Я сейчас быстро пойду на х. й, а Вы, не медля ни минуты сразу же отправляйтесь за мной, но только, я Вас умоляю, пожалуйста, никуда не сворачивайте». Вот и у нас приблизительно так же…
— Понял. Разрешите идти?
— Опять Вы за своё… Идите. Александр Петрович Вас проводит.
Изрядно покружив по каким-то лестницам и стеклянным переходам Нечаев — Потапенко вывел наконец Сергея к дверям, на которых красовалась табличка со ставшей уже знакомой капитану надписью: «Представительство заказчика». На этот раз уверенно отворив дверь, майор похозяйски вошел в комнату и указал капитану на стол за которым мирно беседовали два человека. «Тот, который за столом слева — Жабровский. Дождитесь окончания разговора и представьтесь», — с этими словами придворный лжец тут же исчез в дверном проёме. Сергей внимательно осмотрел помещение. Его взгляду предстало помещение, заставленное великим множеством столов. На столах громоздилось великое множество бумаг. Львиную долю бумажного обилия составляли какие-то полупрозрачные бумаженции с надписями «Извещение» в правом нижнем углу. За столами сиживали строгие люди в костюмах темного цвета и при широких галстуках. По видимому, это и были они, так называемые представители заказчика или же иначе — военпреды. Вокруг некоторых столов испуганно жались какие-то люди с обречёнными лицами. Люди что-то полушёпотом лепетали, стыдливо пряча глаза и поминутно что-то объясняли, грозно взирающим свысока на разложенные на столах схемы военпредам. По-видимому, это были представители промышленности (в простонародьи — «промыслы»), пытающиеся очередной раз что-то «впарить» Министерству обороны. Изредка терпение военпредов истощалось, и в помещении грозовым облаком повисал вопрос: «Как вы могли? Как вы могли так сделать?!» За этим возгласом, как правило, следовало изгнание с позором нашкодивших представителей промышленности из строгого помещения вон. На оценку этой обстановки у Сергея ушло минут десять. Приблизительно столько он просидел за одним из свободных столов пока его будущий шеф интеллигентно равнял кого-то из высокопоставленных «промыслов». Когда «промысел» был наконец публично обруган и с позором изгнан, Жабровский жестом пригласил Сергея занять место изгоя. Новый шеф являл собой человека полноватой наружности, широкое лицо которого украшали пышные усы, которые, казалось, размещались сразу же под тяжёлыми очками с толстыми стёклами.
— Вы ко мне?
— Да-да, капитан Просвиров прибыл для дальнейшего прохождения службы.
— А-а-а, это Вы… Решили, значит, пройтись по службе дальше? Ну что же, прогуляйтесь. Давненько ждём Вас. Некому ездить в командировки. Нынче у нас горячая пора: идут государственные испытания автоматизированной системы боевого управления и все в разгоне. Кто-то днюет и ночует на стендах, а остальные в командировках. Здесь вон осталось пара калек со справками о пошатнувшемся здоровье. Сидят, шумят и изображают внешнюю видимость работы нашего представительства. Так что времени на раскачку у Вас нет. Сейчас оформим Вам допуск в наши секретные хранилища. Получите необходимые документы и технические описания. Три-четыре дня Вам на читку и с понедельника на Северный полигон.
— Всегда готов! — Сергей поднял согнутую в локте руку, по-пионерски приветствуя указания своего нового шефа.
— Не сомневался. А вот готовы ли Вы к вливанию в коллектив? Пусть даже и такой, сильно ограниченный? Готовы ли Вы организовать собрание, как говорится, узкого круга ограниченных людей?
— В принципе, готов. Назначьте время.
— Приближается обед. Лучшего времени просто не придумать.
— Как скажете. А как же после этого мы будем работать? Может хотя бы после 18-ти?
— А как, интересно, Вы вообще без этого собираетесь работать? — Глаза шефа сощурились в плутовато-мечтательном недоумении. — А вот после 18.00 уже надо отдыхать и готовиться к следующему трудовому дню.
— Как знаете, просто у нас так было не принято… Ну там, если после работы…
— Не парьтесь, капитан. У нас как раз так принято. Не каждый день, конечно же, но по случаю вливания в коллектив… Это, как говорится, дело святое.
— Понял. Где же тогда?
— Да тут недалеко. В парке «политеха». Есть такой чудный кабачок. «Дом учёных на Лесном» называется.
— Жду сигнала.
— Сигнал прежний: три красных свистка.
Написав великое множество различных рапортов на допуск к различным хранилищам государственных секретов, Сергей запустил их по инстанциям и только было собрался перевести дух от беготни по различным кабинетам, как поступил сигнал о следовании на обед. Ввалившись в помещение ПЗ он застал своих новых товарищей нетерпеливо переминающихся с ног на ноги перед дверью. В состоянии особого нетерпения пребывал Жабровский.
— Где вы ходите, Сергей Дмитриевич? Почему мы все должны Вас ждать? Не знаю как у Вас было там, а у нас так не принято, — нервно подпрыгнул на стуле шеф.
— Так я же с рапортами…
— Кого интересуют Ваши рапорта, когда такое важное мероприятие находится под угрозой срыва!? Всё. Все за мной. — С этими словами шеф решительно проследовал мимо шеренги переминающихся и исчез в дверном проеме.
Коллектив, едва поспевая за своим энергичным предводителем углубился в какой-то не знакомый Сергею парк и вскоре был рассажен за сдвинутыми столиками столовой «Дома учёных на Лесном». Это была не— обычная «совковая» столовая: на окнах висели чистые накрахмаленные занавески, столы застелены белоснежными скатертями, на скатертях лежали такие же чистые, хрустящие крахмалом салфетки. В салфетки же были завёрнуты приборы из нержавеющей стали. Но самым главным было то, что в этой столовой наливали! Нет-нет, не какую-нибудь плодово-выгодную «шмурдень» и даже не благородную в национальности своей водку, а исключительно дорогие советские вина и армянский коньяк. Видимо, администрация столовой совершенно искренне считала, что обед каждого советского учёного должен был сопровождаться именно этими напитками. И это, наверное, было правильно. Иначе, чем бы тогда советский учёный отличался бы от какого-нибудь слесарюги? Вина пить никто не захотел. По всему было видать, что всеобщим уважением у коллектива пользовался коньяк. Дабы окончательно не разрушить вкусовой гаммы этого благородного напитка, от первого блюда решено было отказаться. Коньяк коллектив закусывал исключительно овощными салатами и гречкой с большущими, пахнущими несвежим свиным мясом котлетами. Веселье было уже в самом разгаре и за одним тостом тут следовал следующий, когда в столовой неожиданно появился полковник Плёнкин. Он со входа строго оглядел пирующих и уже направился было в противоположный угол зала, когда (ну надо же было такому случиться именно в этот момент…! И всему виной не высокая культура обслуживания, свойственная советскому общепиту, пусть даже и такому продвинутому!) обходительную до этого момента официантку словно бес попутал, она ни с того, ни с сего вдруг громогласно и через весь зал решила покомандовать стоящим за стойкой буфетчиком: «Вася! Ну что ты медлишь? Неси на второй столик пятую бутылку армянского! Я уже не успеваю за ними! Всё глушат и глушат… Даром, что учёные». При этом она так выразительно повела рукой в сторону празднующего коллектива, что ни у кого из присутствующих не возникло сомнения в месторасположении столика № 2 и его обитателей. Не возникло никаких иллюзий и у Плёнкина. Он сначала замер посреди зала, как будто приняв на свою голову вылитый кем-то ушат холодной воды, а затем торопливо проследовал в намеченный ранее угол. В его торопливой походке отчётливо угадывалась брезгливость. Коллектив вдруг засуетился и стал проявлять нервозность. Больше всех почему-то взволновался изрядно поддавший Жабровский. Спокойным оставался только «вливаемый» в коллектив капитан.