— Командир пулемётного расчета, сержант Кадигроб.

— Тьфу ты! Какой ещё гроб? Сынок, ты так больше не шути. Ты лучше скажи нам, вы все там живы? — начиная издалека, задает наводящий вопрос командир, стремясь максимально оттянуть момент, когда всё же придётся задать главный.

— Так точно, живы. А что нам тут сделается?

— Так ты хочешь сказать, что она не улетела? — с дрожащей в голосе надеждой вопрошает командир дежурных сил.

— Вы кого имеете ввиду, товарищ майор? — после некоторой паузы недоумённо произносит самый главный пулеметчик. — Если бабушку, которая ко мне недавно приезжала, то она вчера улетела.

— Какую на фуй бабушку?! Ракету, етит твою мать! Где ракета?!

— Да на месте…

— И что, крышка с шахты тоже не съезжала?

— Да на месте всё, товарищ майор, что Вы так переживаете. Если хотите, то я могу даже спуститься, чтобы поближе рассмотреть.

— Сиди на месте, болван. Там же мины кругом.

— Ха-ха. Вы думаете, я не знаю, где они закопаны?

— Всё. Отставить. Оставайтесь на месте.

И дребезжали по таким случаям звонки «снизу» и летели телеграммы «сверху». Шум гудел во всех инстанциях: «Кто допустил?», «Как такое могло произойти?», «Немедленно выяснить причину и доложить», «Кто виноват? Прошу тщательно разобраться и строго наказать первого попавшегося» и т. д. и т. п. По каждому подобному случаю создавалась авторитетная комиссия, и с одной из них капитан вскоре вылетел для очередного разбирательства на территорию «ридной неньки Украины». Лететь пришлось на десантном варианте самолёта «АН-12». Загнанная на самую дальнюю площадку аэропорта «Пулково» краснозвёздная машина нетерпеливо раскручивала лопасти турбо-винтовых двигателей.

(Сергею вдруг вспомнился текст статьи, который он прочел в пожелтевшей центральной газете 60-х годов, когда-то случайно попавшейся ему на глаза в гарнизонной библиотеке. Какой-то, видимо, желающий удивить всех своими познаниями в области авиации и только появившихся в то время, полупроводниковых приборов журналюга, ничтоже сумняшись, писал: «Над лётным полем столичного аэропорта «Внуково» грациозной белой птицей возвышался, поражая воображение совершенством форм, краса и гордость советского гражданского воздушного флота новейший лайнер «Ту — 114». Легкий весенний ветерок размеренно раскручивал могучие лопасти сверхмощных двигателей гигантской машины. Поднимаемся на борт и слышим как в кабине пилотов мерно щёлкают p-n переходы…». И было очень интересно: как это лёгкому весеннему ветерку удавалось такое сотворить с могучими лопастями и каких размеров были эти p-n переходы? Даже страшно было предположить, каких размеров были электроны и дырки в этих переходах.)

Нимало не озабочиваясь лирикой момента, дисциплинированная комиссия, пройдя гуськом сквозь гостеприимно опущенный хвост-трап крылатой машины внутрь фюзеляжа, тут же расселась по металлическим лавкам, смонтированным вдоль бортов. Вскоре в «салоне» самолёта в окружении свиты немногочисленной появился и сам председатель комиссии. На этот раз это был аж целый генерал-полковник по фамилии Рязанских. В миру Рязанских был начальником Главного заказывающего управления Ракетных войск стратегического назначения, но вот пришлось ему в нагрузку к своей и без того хлопотной должности стать ещё и председателем какой-то комиссии. Пусть даже и такой авторитетнейшей. Ну и что из того, что в состав комиссии вошло шесть генеральных конструкторов? Всё равно ведь для генерала это был некий отвлекающий его от более важных дел факультатив. Поэтому генерал был очень раздражён, несмотря на то, что специально для него в самолёте было поставлено большое кабинетное кресло без ножек и громадных размеров канцелярский стол. Погрузив свое мощное, под два метра ростом тело в мягкое кресло, генерал со строгим отвращением оглядел присутствующих. Большинство членов комиссии сидело молча, смотря перед собой в истёртый сотнями десантных сапог пол. Некоторое количество из большинства молчавших членов, почувствовав на себе тяжёлый генеральский взгляд, нервно заёрзало пятыми точками по отполированному металлу скамеек. Эти «ерзуны» как раз и были потенциальными виновниками той нештатной ситуации, которая возникла на одном из объектов, принадлежащих Винницкой ракетной армии. И именно для разбора этой нештатной ситуации военно-политическое руководство великой страны погнало в путь такого большого начальника. По лицу генерала было видно, что он уже давно созрел для того, чтобы сказать этим ёрзающим товарищам что-то нелицеприятное. И без того желтая физиономия морды лица генерала вдруг приняла ещё более желчное выражение и губы его уже дрогнули, придавая начальное ускорение полной едкого сарказма фразе, но в этот момент вдруг с новой силой взревели двигатели, выходя на взлётный режим. Самолёт, нервно подрагивая крыльями и покачивая висящими на них тяжеленными мотогондолами, стремительно покатил к точке временного расставания с землёй. Дабы не терять солидности, срываясь на банальный крик, генералу пришлось сдержать себя и с неохотой взять вынужденную паузу. Паузу генерал держал до того момента, когда работяга «Антон» наконец принял строго горизонтальное положение. В этот момент рёв двигателей ощутимо поубавился и, наконец, сменился на вполне комфортное рокотание. Как только это случилось, губы морды генеральского лица вновь исказились сарказмом и сразу же налились спелой желчью.

— Ну и что Вы на этот раз мне расскажете, Борис Григорьевич? О чём поведаете? Что в очередной раз пообещаете? — преехиднейшим, полным ложного елея голосом вопрошал генерал, обращаясь к главному конструктору системы управления ракеты.

— …

— А-а-а, молчите…? Уже даже ничего не хотите мне пообещать? Не хотите ничем порадовать старика? Что же, так, наверное, будет честнее… Раньше-то Вы, помнится, за словами в карманы не лазили, — задумчиво констатировал генерал и вдруг повернулся к главному конструктору наземной системы управления, — а Вы, Владимир Фомич, не хотите ли дополнить, с позволения сказать, своего коллегу, с которым Вы только и делаете, что грызётесь как кошка с собакой, да друг на друга всё валите, а воз, как говорится, и ныне там.

— …

— Тоже молчите. Ну-ну. Хоть здесь вы солидарны. А вот скажите-ка мне, голубчики, что же вам для счастья-то не хватает? Просили денег для повышения зарплаты программистам — я вам пробил. На каждом углу вопили о том, что нет у вас порядочного оборудования для изготовления многослойных печатных плат — я вам закупил каждому по полной технологической линейке за рубежом. И без того тощий инвалютный запас страны из-за вас пришлось потревожить! Чего же вам надо ещё, чтобы не было этих весёленьких: «Пуск состоялся»? По логике развития событий он ведь действительно может скоро состояться. Вы хоть понимаете, что по вашей милости может быть развязана ядерная война? У нас же комплексы стоят на реальном боевом дежурстве с реальными ядерными зарядами по десятку «хиросим» в каждом и с вполне конкретными планами боевого применения… Вот полетит такая «чуха» в сторону Филадельфии без нашего ведома и что же дальше? Вы представляете, что тогда начнётся? А вы всё на своих стендах в игрушки играете, по десять пусков в день производите, а истинной ошибки выявить никак не можете. Она у вас, оказывается, какая-то перемещающаяся. Или как?

— Перемежающаяся… А что толку от такого повышения окладов программистам? — неожиданно возбудился уязвлённый генеральским монологом амбициозный Владимир Фомич. — Они от нас валом в коммерцию валят. Там ведь в разы больше платят! А кое-кто вообще уже давно за бугром валюту косой косит. Сейчас же всё стало можно: «Куй железо пока Горбачёв!» А мы сопляков всяких с улицы набираем и учим их. А как только чему-нибудь выучим, эта едва загустевшая во взрослении сопля тут же: «Извините, мол, дяденьки, спасибочки вам за науку, но очень уж хочется денежек побольше заработать. Адью! Мне тут на днях такое предложение сделали, от которого я не могу отказаться». И не моргнув глазом, пишут заявления об уходе. Что тут поделаешь? Согласно трудового кодекса имеют полное право. Мы следующих сопляков набираем, и всё повторяется вновь…