Старик отвернулся и взмахом руки привел в движение караван.

Айстис долго стоял на холме. Когда он расскажет дома обо всем, что ему довелось пережить в песках, никто не поверит, скажут: это выдумки!

Разговаривая сам с собой, он вскочил на коня и направился на восток, туда, где должна была протекать река…

Айстис ехал уже третьи сутки, а реки не было видно. Не заблудился ли он? Не должен бы, ведь караванбаши научил его, как днем держать путь по тени, а ночью — по звездам.

Наконец на третий день, поднявшись на холм, юноша увидел вдали синюю ленту, которая петляла в ослепительно белой пустыне. Это была вода, о которой говорил караванбаши.

Река! Река! Сердце юноши застучало сильнее. Однако до реки оказалось еще далеко: надо было идти и идти.

Картина мало-помалу менялась, вместо сыпучего песка перед глазами все чаще возникали коричнево-красные скалы. Передвигаться между ними приходилось осторожно, чтобы они не обрушились на голову. Порой всадник оказывался перед пропастью, которая неожиданно разверзалась перед ним. Надо было смотреть в оба, чтобы не сорваться в нее.

Скалы здесь были не такими замысловатыми, как изваянные ветром. Айстис только один раз остановил коня, когда внезапно увидел статую высотой в сто пядей! Она изображала человека, высеченного из красного песчаника. Человек сидел, положив руки на колени и устремив вдаль задумчивый взгляд. Его высокий головной убор был украшен головами змеи и сокола — знаками Древнего Египта, о котором Айстис много слышал в Риме и Карфагене.

— Фараон![80] — с испугом вслух произнес юноша. — Фараон, — повторил он с почтением в голосе, стараясь держаться на безопасном расстоянии от этого изваяния, пытаясь вспомнить, что о них рассказывала Номеда.

Айстис представил себя полулежащим на диване из черного дерева. В воображении возникла Номеда в полупрозрачном шелковом платье. Девушка смотрела на него большими черными глазами. Он услышал ее голос:

«Земля Египта простирается в долине реки больше тысячи стадий в длину меж двух песчаных возвышенностей, которые то сходятся, то расходятся на расстоянии от трех до семи стадий. На севере возвышенности уступают место низменностям, а на самом юге горы такие высокие, что река с грохотом падает вниз и заполняет всю долину, бурлит до самого Внутреннего моря…»

Айстис вспомнил, что Номеда говорила, будто река, которую называют Нилом, полна тайн. Никто не знает, откуда она берет начало, почему раз в году ее уровень поднимается настолько высоко, что деревушки выглядят островами…

«Никто не помнит уже истории этих деревушек, — продолжала Номеда, — но она наверняка длинная и интересная. Об этом свидетельствуют прекрасные вещи, их привозят наши путешественники и управляющие из этой провинции…»

Айстис тогда впервые увидел золотого скарабея с ножками из тончайшей нити серебра, украшенного капельками зеленых, белых и голубых драгоценных камней.

Номеда еще знала, что на берегу реки стоят странные руины, не то крепости, не то святилища…

Наконец Айстис достиг реки. Она текла по узкой долине, то петляя, как святой уж, то становясь прямой, как стрела. Берега реки были зелеными. Заросли камыша отгораживали воду от красных скал и песков, которые, куда ни глянь, простирались по обе стороны реки.

В долине взор Айстиса привлекала не только река.

Прямо впереди от него виднелись полуразрушенные белые, серые, красные стены. Еще больше зазубренных сооружений можно было разглядеть по ту сторону реки.

Колонны с осыпавшимися вершинами казались призраками, возвышающимися над золотистым песком.

В долину реки спускался необычный по виду склон. Его, видимо, когда-то проложили стремительные воды. Л может быть, они и сейчас в определенное время года здесь несутся? Казалось, скалы стояли тут испокон веков и их раскидали руки исполинов.

Спустившись в долину, Айстис поспешил к воде, которая вблизи оказалась мутной. Но это не сдержало путника: всадник и конь вместе окунулись в освежающую воду.

Сгущались сумерки. Колонны и статуи постепенно погружались во тьму, но не исчезли целиком: взошла луна, и они снова стали белесыми. В лучах луны долина оживилась. Вода как бы покрылась серебром, горы в той стороне, откуда приехал Айстис, посинели, а красные сооружения на противоположном берегу реки побледнели.

Нужно было найти место для ночлега.

Айстис устроился у откоса, рядом со скалами.

«Будет холодно, найду себе место в скалах», — подумал он.

Отдав коню последнюю горсть корма из мешка, закутавшись в плащ, полученный в подарок от караванбаши, он уже почти уснул, как вдруг услышал крики и голоса:

— Вор!

— Хватайте вора!

Не разобравшись спросонок, что происходит, Айстис почувствовал, как несколько мужчин повернули его лицом к земле и вяжут ему руки.

— Что случилось? Чего вам от меня надо? — воскликнул Айстис по-латыни: нападавшие объяснялись именно на этом языке.

— Что за чертовщина! Он говорит на нашем языке!

— Не отпускайте его!

— Ведите к центуриону! Он выяснит!

Айстиса поставили на ноги, потащили к четырехугольному домику с плоской крышей и грубо втолкнули внутрь через отверстие, заменявшее двери. Юноша огляделся. У каменного стола сидел представительный мужчина и ел. Небольшой фонарь освещал его загорелое морщинистое лицо.

Это и был центурион.

— Кто это такой? — спросил он, проглотив кусок. — Еще один вор, промышляющий на могилах?

Мужчины стали утвердительно кивать.

— Так зачем вы меня тревожите? — возмутился он. — Ведь порядок известен! Не первый день служите сторожами! Обыскать, отнять все найденное, мешок на голову — и в реку! Мне уже надоели выяснения! Уберите его!

— Мы просим прощения, но он говорит по-латыни. Может, вам будет интересно…

— По-латыни? Это правда?

— Да. Я говорю по-латыни.

— Откуда он взялся? Кто он такой? Что у него нашли? — выпалил центурион, обращаясь уже к своим подчиненным.

Сторожа высыпали па стол все, что извлекли из дорожной сумки Айстиса: камни, подаренные караванбаши, куски янтаря.

— Тут ничего нет из могил! Кто ты такой? Купец? — Центурион оглядывал вещи. Не обнаружив ничего интересного, он ловко повернулся к одному из мужчин: — Выверни-ка наизнанку свои карманы! Будешь сопротивляться, велю утопить!

— Клянусь богами! Я ничего не утаил…

— Живо!

Косой сторож с отметиной на лице от удара мечом вывернул, ворча, свои карманы. На стол со звоном упало золотое кольцо с крупным камнем.

— Подлец! Оп хотел украсть подарок Номеды! — не стерпел Айстис, только сейчас заметив, что потерял кольцо.

— Номеды? — удивился центурион. Он поднял светильник и поднес его к лицу Айстиса, а затем уставился на кольцо и долго разглядывал изображение девушки. — Откуда у тебя это кольцо?

— Подарок моей невесты! — сердито крикнул Айстис, сообразив, что это может помочь спастись, и рванулся к кольцу. На него сразу бросилось несколько стражников, но центурион их остановил:

— Развяжите ему руки! — Затем, подойдя к Айстису, он стал как бы оправдываться перед ним: — Тебе посчастливилось, юноша! Если бы не кольцо, найденное у этого сукина сына, я бы велел сунуть тебя в мешок, как и тех семерых, которых мы поймали в Долине царей на этой неделе.

Айстис содрогнулся, поняв, чего ему удалось избежать. Центурион продолжал:

— Тебя всюду ищут… Люди Номеды передали мне известие о тебе через охотников за рабами, которые отправляются из Александрии к порогам реки. Карфагенский квестор уведомил ее, что ты не прибыл в Тамугади, погиб в песках. Но она не поверила! Вот что значит любовь… Как ты очутился здесь, если до этого был в Карфагене?

Айстис попросил, чтобы ему дали что-нибудь выпить, и, осушив чашу пальмового сока, вкратце рассказал, что с ним приключилось.