Глядя, как они грязными пальцами прямо на земле раздирают горячее, дымящееся мясо, я думаю: так же, вероятно, ели охотники на мамонтов — так было, так есть и так будет — ныне, и присно, и во веки веков.

Наполнив желудки, копытные и люди становятся ленивыми, теперь им только бы валяться да спать.

Взгляни! Спят сердечные, точно гончие псы в конурах, кое‑как сооруженных из седел, попон, мешков, а то и просто в ямах: под себя — охапку соломы, сверху — жалкое подобие навеса.

Этот навес возводится в силу того же инстинкта, который заставляет собаку спать под столом или под лавкой, а не на открытом месте, где ей могут угрожать любые опасности.

Открытие сие для человека, обремененного современной образованностью, весьма целебно и полезно.

Ибо оно подтверждает, что жизнь какова она есть, без всяких прикрас, не похожа на ту, какую рисуют нам монахи, философы и надушенные литераторы.

И невозможно измерить глубину человечности, прочувствовать страдания и горести, не постигнув прежде всего обнаженной сущности человека, не узрев этих носителей любви, печали и ненависти в их неприкрытой наготе.

Нет иного пути, кроме как задуматься, стоя над их скрюченными телами, отощавшими так, что остались лишь кожа да кости. Вот они перед тобой: сгорбленные, руки словно жерди, грудь ввалившаяся, простреленная, беспрерывно кашляющая, бесформенные бедра, уродливые половые органы, обезьяньи зады — бугристые, лохматые. Нет иного пути, кроме как увидеть их шрамы, татуировку, синие вены, сыпь, костоеду — и быть самому среди них во всей своей физической неприглядности, таким же раздетым, нагим, не иметь ни чинов, ни иных искусственных отличий и говорить вместе с ними: «Вот это вы, а это я!».

Жить с ними, своими ближними. Утратить благовоспитанное «я», влиться каплей в это море тел, забыть о себе, жить их смехом, причитаниями, стонами, проклятьями; наблюдать их спящими, вслушиваться в их сонное бормотанье и видеть их — гончих псов, без устали скитающихся по бесконечным дорогам, в грязь и дождь, в пыли и под палящим зноем; орудовать рядом с ними лопатой и топором, носить тяжести и поддерживать огонь в костре; смотреть на них в минуту буйства или уныния, радости или горя — и не раз ощутить в своей ладони мозолистую руку с искривленными пальцами и почерневшими ногтями.

Вместе с ними плакать, радоваться, проклинать, отплясывать!

Лежать рядом с ними, своими ближними, на больничной койке и долгие часы, дни, месяцы переживать все их горести; внимать их сердечным историям и жизненным ошибкам и самому ошибаться и поступать наперекор разуму; быть среди них, быть вместе с ними запертым в клетку и показывать оттуда язык всем важным господам.

Да, быть в их шкуре и только в самую последнюю очередь быть самим собой!

Голод, кровь, пот, ветер, снег, морозы, горы, пустыни, звезды!

Спуститься к изначальным истокам бытия.

Ибо есть удивительные мосты между живым и мертвым: пропасти, овраги, развалины и плоские пространства — волокна, напряженные до предела, спутанные, полюсы положительные и отрицательные, непроницаемая тьма и сияние; корни, вьющиеся усики побегов, раскинутые руки.

Жить инстинктом, слухом, зрением. Ведь даже самая жалкая жизнь полна грозного, волнующего смысла.

И да постигнет кара всякого, кто занят лишь самим собой!

А вы, священнослужители, вы, религиозные воспитатели, начетчики пяти, шести, десяти различных вероисповеданий, и вы, ваши превосходительства!

Не будет больше принадлежать вам чешская земля; ее богатство, ее слава станут достоянием миллионов бедняков, отверженных, терпеливых, тех, кого вы бичами гнали на бойню.

Отныне чешские поля будут отданы тем, кто любит свою родную землю и кому она щедро дарует плоды свои, тем, кто ей ближе всего чистотой помыслов, силой и самоотречением — тем, нераздвоенным, что воспринимают бытие в его бесконечном единстве, не зная понятий «материя» и «душа», не подчиняясь своим прихотям, не возводя в кумир свою личность, не создавая вокруг нее культ почитания, тем, для кого существует лишь непрерывный ток жизни, в который они полностью погружены, что само по себе как нельзя более здравой естественно.

Они будут росной травой, тружениками возрождения, древом благословенным, они возведут новые здания на месте руин.

И будет начертан новый закон, дабы воцарился порядок в мыслях и сердцах.

И не останется ни единой буквы, которая противоречила бы чувству справедливости простых сынов человечества, тех беднейших, что покорно молчали тысячелетиями.

И расцветет тогда чешская земля мирными радостями, и дух ее, принося успокоение, поведет нас в грядущее.

Примечания

Бартош Франтишек (1837–1906) — чешский этнограф и филолог, собиратель фольклора. В качестве эпиграфа взят песенный текст из его сборника «Народные песни моравские, вновь собранные» (1889), стр. 461. Перевод В. Каменской.

БСК и ДСК — названия футбольных клубов.

Град — пражский кремль.

Винограды — район Праги.

Градчаны — Град и прилегающая к нему часть Праги.

Летна — холм на левом берегу Влтавы в Праге; в описываемое автором время здесь были пустоши и сады.

Небозизек, — общественный сад на склоне холма Петршин в центре Праги, на левом берегу Влтавы.

«Где родина моя…» — песня Франтишека Шкроупа (1801–1862) на слова выдающегося чешского драматурга, прозаика и поэта Йозефа Каэтана Тыла (1808–1856). С момента возникновения независимой Чехословакии — чешский национальный гимн.

Ирасек Алоис (1851–1930) — чешский писатель, крупнейший мастер исторической прозы и драматургии.

Шмиловский Алоис Войтех (1837–1883) — чешский писатель, известный своей исторической беллетристикой, а также произведениями, посвященными изображению провинциальной и деревенской жизни.

Голешовицы — окраинный район Праги.

Изонцо (Соча) — река, протекающая по территории Словении и Италии. Место кровопролитных боев во время первой мировой войны.

Пршемысл Отакар II (ум. 1278) — чешский король, значительно расширивший пределы своей державы; при нем чешское королевство простиралось от Крконошских гор до Адриатического моря.

… а Либуше — его супруга, значит, — умерла… — Рассказчик смешивает разные исторические эпохи: Либуше, легендарная основательница Праги, жила в VII веке, Пршемысл Отакар II — в XIII веке. По преданию, мужем Либуше был тоже Пршемысл, родом из крестьян. Ему‑то и приписывается основание династии Пршемысловичей.

… с тем убийством в Сараеве… — Имеется в виду убийство 28 июня 1914 года наследника австрийского престола эрцгерцога Франца-Фердинанда фон Эсте и его жены, послужившее поводом для начала первой мировой войны.

Мейдлинг — окраинный район Вены.

… над славковским фарфором… — Славков — город в Чехии, его немецкое название — Аустерлиц. В 1792 году в Славнове открылся первый на территории Чехии фарфоровый завод.

… все бероунское общество… — Бероун — город в Чехии, неподалеку от Праги.

День святого Микулаша (день святого Николая) отмечается католической церковью 23 декабря.

Вольф Карл-Герман — один из лидеров немецких националистов в Австрии на рубеже XIX и XX веков.

Шенереровцы — последователи Георга Шенерера (1842–1921), основателя австрийской пангерманистской партии.

Анненские патенты — императорский указ, ликвидировавший органы самоуправления в Чехии; был издан 26 июля 1913 года — в день святой Анны.

Палацкий Франтишек (1798–1878) — выдающийся чешский историк, автор многотомной «Истории народа чешского в Чехии и Моравии»; возглавлял консервативное крыло чешского национального движения, выдвинул теорию так называемого австрославизма, утверждая, что существование Австрийской империи необходимо для блага входивших в ее состав славянских народов.

Маккензен Аугуст фон — германский генерал-фельдмаршал; командовал штурмом Белграда 5–9 октября 1915 года; руководил операциями, в результате которых германские, австро-венгерские и болгарские войска осенью 1915 года заняли Сербию и Черногорию.