Слов заклинания Кристофер не расслышал, не до этого было ему, тающему от нежных поцелуев и горячих, влажных прикосновений языка. Он лишь почувствовал, как проникают пальцы Деамайна внутрь него, и на этот раз это не было таким шоком. Он просто приказал себе расслабиться, а вскоре исчез и дискомфорт, сменяясь чем-то пугающе сладким, таким, от чего дыхание вырывалось из груди со стонами, такими явными, что перед соседями потом точно будет неловко…
Самым волнительным был тот момент, когда Деамайн, склонившись над ним и заставив приподнять дрожащие бёдра, на мгновение замер, глядя ему в глаза. Он в тот момент был таким красивым: широкоплечий, уверенный, заботливый, с таинственным, непонятным взглядом чёрных глаз. На его тело ложился тусклый оранжево-красный свет, бросая длинные тени, а сам он был как тёмный демон-искуситель на страницах древних фолиантов, с усмешкой на тонких губах и прядями жёстких волос, спадающими ему на лицо.
«Что будет с нами дальше?..» - задал себе вопрос Кристофер, когда твёрдый, возбуждённый член прижался вплотную к тугому кольцу мышц, и в голове мелькнула мысль о том, что всё будет хорошо. Ведь это любовь… а любовь нельзя предать.
Стрелами расчертили слёзы щёки, вскрикнув, Кристофер до синяков сжал запястья Деамайна, зажавшись и выгнувшись, и услышал тихий, успокаивающий голос, произнёсший ту самую фразу, которая давно сводила его с ума:
- Тише, Крис… тише…
И правда, дальше не было ничего страшного. Боль, конечно, так и не прошла до конца, но Деамайн был невыносимо нежен и внимателен, он предугадывал каждое желание, он не скупился на поцелуи, отвлекающие ласки, он покусывал чувствительную кожу на шее, он слизывал солёные дорожки около глаз, и Кристофер сам не заметил, как стал подаваться навстречу каждому долгому движению, как нетерпеливее стал, требуя входить глубже, сильнее, быстрее, входя во вкус и уже ни о чём больше не думая.
Он прогибался в спине, когда Деамайн поставил его на колени, он цеплялся пальцами за спинку кровати, царапая ногтями деревянный орнамент, и раскрывался, полностью и без сожалений, всхлипывая, произнося лишь одно имя, долго, на выдохе, шипя и через стоны, сотню раз, почти как заклинание.
Он чувствовал горячие руки некроманта на бёдрах, на талии, вдоль позвоночника, и мокрые поцелуи, от которых по телу пробегала неумолимая дрожь. И ему было хорошо, как никогда раньше, настолько, что не было сил долго терпеть, и он, мыча в ладонь Деамайна, закрывавшую ему рот, подавался назад, задыхаясь от смешанной с наслаждением боли от слишком глубокого проникновения, и растворяясь, окончательно растворяясь в том, что между ними происходило.
Это казалось бесконечным, но всё равно пролетело как один миг. И когда Кристофер, задыхаясь, упал на измятую постель, Деамайн осторожно прилёг рядом, положив широкую ладонь ему на бёдра, успокаивающе и собственнически, так естественно, словно всё это было уже не в первый раз.
- Больно? – тихо спросил некромант, когда они оба пришли немного в себя, и Кристофер замотал головой, уткнувшись лбом Деамайну в грудь, боясь смотреть ему в глаза из-за такого неуместного сейчас смущения.
- Я не смогу остаться на ночь.
Кристофер вздрогнул, отстранившись, но некромант не дал ему возможности уйти в грустный мысли.
- Дурачок, - улыбнувшись, Деамайн поцеловал его в макушку, - если нас увидят вместе, то проблемы будут только у тебя.
- Почему вас боятся? Почему никто не хочет понять, какие вы на самом деле?
«Если вы поймёте, какие мы на самом деле, вы будете убивать нас ещё младенцами», - со злостью подумал Деамайн, но, контролируя себя, ответил слащаво-приторно:
- Потому что мы не всем позволяем нас узнать.
Кристофер зарделся и вновь спрятал лицо у некроманта на груди, а тот, усмехнувшись, механически гладил мягкие золотые волосы, чувствуя блаженное, ни с чем несравнимое удовлетворение от блестяще проделанной работы.
В будущем была пустота. Совершенная и пугающая. И Деамайн готов был лезть на стену от этого мерзкого чувства обыденности и обычности. Он выспрашивал всё у предсказателей, специально помогал им и потом заставлял говорить о том, что они видели. Далеко не всем приходил именно его образ, ведь способность видеть будущее – самый капризный и противный дар, и Деамайн признавал, что если бы он достался в своё время ему, то он бы с ума сошёл. Жить постоянно в ожидании какой-то милости? Нет уж, спасибо.
Обычно предсказатели видели вперёд лет на пять, максимум на десять. Бывали особые случаи, которым вообще было плевать на время, но такие на жизненном пути некроманта пока не попадались. И все видения, которые он получал, всё равно сводились к одному: никаких великих дел и свершений для Деамайна Высшие не приготовили. Он знал, что ему ещё предстоит Испытание, знал, что ему лучше будет ходить по королевству, а не сидеть на одном месте, но вот конкретики не было совершенно.
Деамайну хотелось великих дел, он жаждал крупных перемен и не готов был мириться с тем, что ему это не удастся. Должно же быть в будущем что-то… ну хоть что-то великое!
По королевству тем временем расползались туманные слухи, закручивающиеся вокруг одной фигуры – Виона Саттерхора, молодого и многообещающего предсказателя из бедной семьи, которому все пророчили просто великолепное будущее… но пятнадцатилетний парнишка вдруг умер. Причём как-то совсем уж скоропостижно и странно: вроде бы сначала он впал в кому, обычную для предсказателей, а потом, так и не дождавшись Пробуждающего, окончательно покинул этот мир через час. Эта новость потрясла всех настолько, что о ней переговаривались на улицах, в кафе, в коридорах Академии, и даже во дворце, где подрастал пока ещё совсем юный будущий король Нойер Сэфис.
Да что уж там говорить! От этой новости уже третий день всё никак не мог отлипнуть Кристофер, чем вгонял Деамайна в жутчайшую тоску. С болтливыми любовниками и любовницами некромант поступал просто, давно усвоив, что во время секса особо не поболтаешь, но даже он не мог трахать герцога несколько часов подряд, и в перерывах начинались разговоры… в которых приходилось принимать самое живое участие, ведь партия ещё не сыграна до конца…
«Дался им этот Вион!» - раздражённо думал Деамайн, смотря в лучащиеся счастьем серые глаза и механически перебирая мягкие пряди чудесных волос.
Саттерхор был его ошибкой. И именно поэтому так бесило каждое упоминание об этом мальчишке. Пятнадцатилетний маг-недоучка, обещавший стать весьма неплохим вложением: Деамайн мечтал его приручить. Сначала, конечно же, пошли в ход традиционные способы, но, во-первых, родители Виона были явно против некроманта, и, во-вторых, сам малец словно чуял опасность и переубедить его, как Халлрона, было невозможно. Какое-то время Деамайн думал их познакомить, сыграть на тщеславии подростка, а потом разумно рассудил, что подобное будет лишь ему во вред.
И тогда в ход пошло главное оружие – магия. Некромант отлично знал, что существуют определённые обряды привязывания, не приворота, а именно привязывания. Когда жертва чувствовала себя просто обязанной делать то, что говорил ей хозяин. И, более того, Деамайну действительно удалось всё это провернуть, по высшему разряду, так, что им мог бы гордиться учитель, если бы такой у него был. Не учёл некромант лишь одного: вокруг Виона была защита. Не такая мощная, как родовая защита тех же Халлронов, но достаточная для того, чтобы «поймать» такой непростой обряд. Правда, сработала она как-то по-дурацки, обратившись в итоге против самого же владельца, но легче Деамайну от этого не стало. Он потерял предсказателя. Такого, какого, возможно, больше никогда не найдёт.