— Спасибо тебе, друже, что помог мне. Фома Головин дюже лют на меня за то, что я к дочке его, Феклуше, наведываюсь. Люба она мне, да и я ей мил. А вот родитель никак не хочет, чтобы мы были вместе, потому и приходится сигать с гульбища. Как тебя кличут?

— Кудеяром.

— А меня Фёдором Овчиной. Наверно, у тебя тоже зазноба есть?

У Фёдора лицо открытое, улыбчивое, лет ему столько же, сколько Кудеяру. Иному Кудеяр ни за что бы не стал рассказывать об Ольке, а ему доверился, поведал обо всём, что с ней случилось. Выслушав, Овчина крепко схватил его за руки.

— Андрей Шуйский, говоришь, виновен в смерти твоей зазнобы? Не человек он — зверь лютый! Четыре года минуло с той поры, как отца моего заточил в темницу и там уморил голодом.

Настала пора Кудеяру выражать сочувствие Фёдору. Тот, успокоившись, продолжал:

— Много зла чинит Андрей Шуйский всей земле Русской. Что ж ты намерен делать?

— Решил я убить его, чтобы кровью своей заплатил он за смерть Ольки.

Фёдор недоверчиво покачал головой.

— Убить Шуйского не так-то просто, зорко охраняют его верные прихвостни, без них он нигде не показывается. Да и нужно ли без суда убивать человека? Знаешь что, — загорелся вдруг он, — завтра вечером государь отправляется вместе с детьми боярскими за город, я сделаю так, чтобы он выслушал тебя. Может быть, узнав о новых злодеяниях Андрея Шуйского, великий князь наконец-то решится покарать его. Лошадь у тебя есть?

— Есть.

— Так ты завтра об эту же пору жди меня на Варварском крестце.

Варварский крестец Кудеяр нашёл возле церкви святой Варвары, в самом оживлённом месте московского торжища. Напротив церкви за прочной оградой притаился Панский двор, где жили литовские послы. Фёдор Овчина явился вместе со своим дружком, весёлым горбоносым Ваней Дорогобужским родом из Твери. Отец Вани — Иван Пороша вскоре после рождения сына погиб под Казанью. Вдова вышла замуж за влиятельного боярина Ивана Петровича Фёдорова, владевшего большими поместьями в Белозерском крае. Иван почитал спокойного и рассудительного отчима за отца.

Вскоре к ним присоединился тихий, застенчивый отрок.

— А это боярский сын Матюша Башкин, — представил его Кудеяру Фёдор. — Набожен Матюша, дни и ночи Священное писание читает, в каждом слове тайный смысл ищет.

Со стороны Кремля послышался нарастающий шум. Через минуту на Варварку выметнулась группа всадников, неистово погонявших лошадей. Впереди на белом стройном коне скакал двенадцатилетний отрок. Кудеяр успел приметить, что он высок для своих лет, плечи его подняты вверх, грудь широкая, нос удлинённый, глаза блестят. Фёдор махнул Кудеяру рукой, и они присоединились к следовавшим за государем детям боярским.

Великий шум сопровождал всадников: испуганно гоготали гуси, кудахтали куры. Застигнутые врасплох, они во множестве погибали, будучи раздавленными копытами коней. Проклятия москвичей неслись вслед государю и его спутникам. Так миновали Варварские ворота, Конскую площадь, Большой Посад[80]. По Солянке всадники выехали к Яузским воротам Белого города. На берегу Яузы в месте её впадения в Москву-реку спешились. Вечерние сумерки окутали город, вокруг было тихо, покойно. Отроки, побросав одежды, затеяли купание.

Ваня держался особняком от резвившихся друзей, он задумчиво смотрел в сторону Замоскворечья, поросшего садами.

— Государь, — тихо обратился к нему Фёдор Овчина, — из Заволжья в Москву приехал вот этот человек, чтобы бить тебе челом о злодеяниях боярина Андрея Шуйского. Ваня нахмурил брови, пристально глянул в глаза Кудеяра.

— Какие же такие злодеяния совершил Андрей Шуйский в Заволжье?

— Приехав в свою вотчину село Веденеево; боярин Шуйский приказал своим слугам привести к нему на ночь мою невесту Ольку Финогенову, а потом отдал её слугам, чтобы те измывались над нею. Олька не стерпела позора, наложила на себя руки.

Юный государь крепко сжал зубы, лёгкий румянец, появившийся было на его щеках во время скачки, сошёл с лица, глаза зажглись гневом.

— Хотел бы напомнить, государь, — вновь заговорил Фёдор, — что Шуйские отца моего ни за что ни про что заточили в темницу и там уморили голодом.

— Всё помню, Фёдор, — хрипло сказал отрок.

Он круто повернулся, вскочил на коня и, огрев его плетью, быстро устремился в сторону Москвы.

Было совсем темно, когда Кудеяр вернулся к Олексе.

— Ну что, видел великого князя?

— Не только видел, но и говорил с ним о боярине Шуйском.

— А ты не врёшь, Кудеяр?

— К чему мне врать?

— Что же он сказал?

— А ничего. Всё, говорит, я помню. Сел на коня и уехал.

Помолчали.

— Что же нам, Кудеяр, делать?

— Как задумали раньше, так и будем делать. Проведал я, что хоромы боярина Шуйского в Кремле находятся. Завтра попытаюсь проникнуть на его двор.

— Два дня уже я сижу с лошадьми, наскучило мне это дело, позволь разыскать подворье князя Андрея Шуйского.

— А мы по три дня будем с лошадьми сидеть. Завтра я схожу в Кремль, а потом ты три дня будешь охотиться за Шуйским. Договорились?

Олекса неохотно кивнул головой.

Наутро Кудеяр отправился в Кремль. Пройдя через Фроловские ворота, он повернул налево, в сторону «подола» Кремля, находившегося под горою, у берега Москвы-реки. «Подол» был густо заселён наиболее родовитыми боярами, духовенством и служилыми людьми. Дома стояли здесь часто, отделённые друг от друга только частоколами.

— Где тут подворье боярина Андрея Шуйского? — спросил Кудеяр пробегавшего мимо мальца.

— Пойдёшь мимо каменных палат купца Тарокана, увидишь подворье Кириллова монастыря с церковью Афанасия Александрийского, а как завернёшь за угол, тут тебе будет двухъярусный терем с двумя башенками — дом Шуйских, — малыш поддёрнул порты, шмыгнул носом и был таков.

Кудеяр не спеша дошёл до старой церкви, повернул направо и сразу же увидел дом с двумя башенками. Рядом с ним стояла неказистая приземистая избёнка, глядевшая на улицу подслеповатыми оконцами. Между избой и высоким частоколом, окружавшим двор Шуйских, был узкий проход. Кудеяр пошёл по нему и оказался возле высокого сарая, стоявшего позади избы, Под крышей сарая был приметен лаз. Кудеяр ухватился за доску и, подтянувшись на руках, забрался на чердак, откуда двор Шуйских был как на ладони.

Время от времени на высоком крыльце появлялись какие-то люди, одни приходили в дом, другие выходили, но все они были незнакомы Кудеяру, поэтому он начал было сомневаться, в этом ли доме живёт боярин Шуйский. Солнце покатилось к закату, когда на крыльцо вышел толстый человек в синем кафтане. Сердце Кудеяра дрогнуло: он сразу же узнал тиуна Мисюря Архипова. Мисюрь подозрительно осмотрелся по сторонам и вернулся в дом. Вот на крыльцо вышел Андрей Михайлович Шуйский в сопровождении Мисюря Архипова и Юшки Титова, они миновали ворота и двинулись по бревенчатой мостовой вверх.

Кудеяр спустился с чердака и по узкому проходу направился к выходу. Возле подслеповатой избушки стоял мужик с заросшим чёрными волосами лицом, вид которого ничего доброго не предвещал Кудеяру. Тот невольно оглянулся, намереваясь повернуть назад, однако здоровенный парень с дубиной в руке заступил ему дорогу.

— А ну, добрый молодец, пошли с нами, поведаешь, пошто по чужим сараям шастаешь, — обратился к Кудеяру мужик.

Он нажал на бревно, и перед ними открылась малоприметная дверь в частоколе, ведущая на двор Шуйских.

— Ступай в погреб, охолонись там маненько, потом всё поведаешь.

Кудеяра втолкнули в погреб, дверь захлопнулась, глухо скрипнул замок.

Напрасно Олекса ждал в эту ночь Кудеяра. Поняв, что тот угодил в беду, он, едва рассвело, устремился к Конской площади, раскинувшейся перед Варварскими воротами. Здесь шла бойкая торговля лошадьми.

Прежде чем продать лошадь, её нужно было пятнить у пятенщика, взимавшего за продажу лошадей пошлину. Помимо пошлины с пятна и шерсти в пользу великокняжеского конюшего шла особая пошлина с проданных лошадей. Когда Олекса рассчитался со служкой Троицкого монастыря, взимавшим пошлину и записывавшим проданных лошадей в особую книгу, он почесал в затылке: денег от продажи лошадей у него осталось совсем немного. Но сейчас ему было не до этого, все его помыслы об одном: как отыскать Кудеяра, вызволить его из беды.