ГЛАВА 27
По завершении дел в Казани 11 октября 1552 года царь отправился в обратный путь. Конное войско, возглавляемое прославившимся в казанском деле воеводой Михаилом Ивановичем Воротынским, пошло берегом Волги на Васильсурск, а сам государь поплыл из Казани до Нижнего Новгорода на судах.
Толпы нижегородцев приветствовали царя-победителя. На берегу его ждали посланные с поздравлением от царицы, брата Юрия Васильевича и митрополита Макария.
От Нижнего Новгорода Иван Васильевич направился сухим путём на Владимир. Здесь новая встреча, радостное ликование людей. Во Владимире царь сделал небольшую остановку.
В палату государя вошёл улыбающийся Алексей Адашев. Иван Васильевич был поражён, увидев улыбку на его лице.
— Что это ты рассиялся, Алексей?
— Добрую весть привёз тебе из Москвы Василий Юрьевич Траханиот.
— Ну так зови его.
В палату вошёл смуглолицый, кучерявый, черноволосый боярин, низко склонился перед государем. Траханиоты появились при русском великокняжеском дворе ещё в бытность Ивана Васильевича-деда нынешнего правителя вместе с его велеречивой пышнотелой супругой Софьей Фоминичной Палеолог. В 1472 году с нею приехали на Русь два брата — Юрий и Дмитрий Траханиоты. Юрий Мануйлович, прозванный впоследствии Старым, неоднократно ездил к императору Максимилиану, участвовал в приёме имперских послов. Его брат был боярином Софьи Фоминичны. Он явился в Москву с малолетним сыном Юрием, которого ради отличия от Юрия Мануйловича прозвали Малым. «Мал, да удал, — говорят на Руси про удачливых людей, — мал золотник, да дорог». Юрий Дмитриевич достиг очень больших высот при русском великокняжеском дворе. Ещё при жизни великого князя Ивана Васильевича в конце 1503 года он стал печатником и в этом чине в день Родиона-ледолома 1506 года присутствовал на свадьбе сестры великокняжеской жены Соломонии Сабуровой Марьи с Василием Семёновичем Стародубским. За год до этого он отсоветовал молодому Василию Ивановичу жениться на иноземке, лелея тайную надежду, что тот остановит свой взор на черноглазой красавице — его собственной дочери. Василий Иванович предпочёл, однако, дочь малоизвестного на Москве человека Юрия Сабурова. Особенно недовольна выбором молодого великого князя была жена Юрия Траханиота.
Между тем Юрий Малый пользовался полным доверием Василия Ивановича: длительное время был казначеем, а затем стал видным дипломатом, вёл переговоры с Империей, Турцией и Орденом. Великий князь поручал ему расследовать многие щекотливые дела — по обвинению Василия Ивановича Шемячича в измене, о побеге из Москвы из-под стражи рязанского князя Ивана Ивановича… Неудивительно, что посол императора Максимилиана Сигизмунд Герберштейн называл Юрия Малого мужем выдающейся учёности и многосторонней опытности.
Но, как говорят, и на старуху бывает проруха. Юрий Траханиот, будучи греком, поддерживал связи с людьми греческого происхождения — Максимом Греком, лекарем Марком Греком. Его знакомые сходились во мнении, что русские богослужебные книги неверны, испорчены толмачами, за что оба и подверглись гонениям. Турецкий посол Скиндер обратился к Юрию Малому с просьбой ходатайствовать перед великим князем, чтобы тот отпустил в Турцию лекаря Марко. Траханиот, пользовавшийся полным доверием государя, исполнил просьбу Скиндера, однако результатом этого явилось немедленное отстранение его от всех дел. Возможно, великий князь в конце концов помиловал бы своего бывшего любимца, однако жена Юрия Малого поставила крест на этих надеждах. Желая чисто по-женски навредить Василию Ивановичу, пренебрёгшему её дочерью ради Соломонии, глупая баба по возвращении с богомолья из Суздаля вместе с женой постельничего Якова Мансурова повсюду трезвонила о том, что в заточении в день Зелёного Егория Соломония родила сына. За эти слова Василий Иванович приказал проучить её кнутом, после чего Юрию Малому нечего было и думать о снятии опалы. Траханиоты слишком много знали о тайнах великокняжеского дома, чтобы им дозволено было войти в силу.
Василий Иванович, однако, скончался, оплошка Юрьевой жены постепенно забылась или вспоминалась как курьёзный случай, поэтому сын Юрия Малого Василий постепенно выдвинулся своим усердием и в 1547 году стал боярином при царице Анастасии, как дед его — при Софье Фоминичне Палеолог.
— Сердечно рад поздравить тебя пресветлый государь Иван Васильевич, с величайшей победой над нехристями бусурманскими. Подвиг твой сравним с деяниями Константина Великого, Владимира Святого, Александра Невского, Дмитрия Донского. Но если Дмитрий Донской только отразил нашествие царя Мамая, ты — покорил царство Казанское, а это значительно более великое дело. Да воссияет имя твоё в веках!
— Благодарствую на добром слове, Василий Юрьевич, с чем пожаловал?
— Привёз я тебе добрую весть, государь: прекраснолицая Анастасия Романовна даровала тебе долгожданного наследника. Царица велела узнать, каким именем ты хотел бы назвать сына?
— Пусть наречёт Дмитрием в честь великого прадеда нашего.
«Славная моя юница! — с нежностью подумал царь. — Как хочется мне быть рядом с тобой сейчас, когда радость победы так велика, а сердце моё преисполнено благодарности к тебе!»
Щедро наградив Василия Траханиота, царь сел в кресло, задумался. Победа над Казанью развязала ему руки-теперь он может заняться тем, что давно уже манило его — борьбой за выход к морю. К Понту Эвксинскому[222] пока не подступиться — крепко берегут его крымские татары вместе с турками, да и необжитое Поле, наводнённое кочевниками, преграда немалая. Потому все помыслы его о море Варяжском[223]. От Пскова и Новгорода до него рукой подать, к тому же и города там наши исконно русские есть: ещё во времена новгородской вольницы построены Ладога, Копорье, Ям, Орешек, а пятая крепость — Иван-город поставлена напротив Нарвы его дедом Иваном Васильевичем.
Государь так задумался, что не слышал, как вошёл Алексей Адашев. Увидев его перед собой, царь вздрогнул.
— Чего тебе, Алёшка?
— Пришёл ко дворцу некий старец из Ростова, настойчиво просит допустить его к тебе для тайной беседы.
Неожиданное появление Адашева напугало царя, радостное настроение покинуло его, в душе пробудилась подозрительность.
— Знаю я этих старцев! Вечно поучать лезут. А этот, поди, из заволжских нестяжателей. Не люб был им отец мой, да и на меня они зло затаили…
— Может, велеть прогнать старца? Пусть идёт своей дорогой.
Царь, однако, был любопытен, любопытство пересилило недоброжелательство.
— Пусть войдёт, послушаем, что у него за тайна такая.
В палате появился ветхий старец с совершенно белой, местами чуть желтоватой бородой и такого же цвета усами.
— Что привело тебя ко мне, странник?
— Пришёл я к тебе из Ростова Великого поведать тайну, кою я узнал от недавно почившего боярина Михаила Васильевича Тучкова. Был я в его родовом поместье в селе Дебала в самый последний день его жизни, тут и открылся мне боярин, просил разыскать тебя и поведать сказанное им.
Иван Васильевич насторожился. Боярин Тучков был неприятен ему по ряду причин. Не он ли пихал ногами казну его матери, перетаскивая её в общегосудареву казну? Не он ли говорил дьяку Елизару Цыплятеву мерзкие слова про его мать, великую княгиню Елену Васильевну? За всё это подвергся он опале, был сослан в село Дебала, где и умер. Чует сердце царя, что боярин Тучков перед смертью припас для него ещё одну пакость — по глазам странника это видно.
— Говори, старец, что же поведал тебе боярин Тучков.
— Сказывал мне Михаил Васильевич, будто у первой жены твоего отца великого князя Василия Ивановича Соломонии Сабуровой, сосланной в Покровскую обитель из-за неплодия, вскоре после пострижения родился малец, названный Георгием. Того Георгия могли убить родичи новой жены государя Елены Васильевны Глинской. Чтобы спасти малютку, Соломония отдала его верным людям, жившим в Зарайске, однако во время татарского нашествия Георгий вместе со своей приёмной матерью угодил в полон. Но нашёлся добрый молодец, который отыскал сына Соломонии в татарщине, вернул его в Русскую землю. В Крыму нарекли Георгия Кудеяром…