Изменить стиль страницы

Вопросы приводятся ниже; наши читатели могут попытаться на них ответить.

1. Из какого романа Рассказчик позаимствовал описание своей первой встречи с инспектором Блоньяром?

2. Кто тот таинственный молодой человек, которого Александр Владимирович увидел в пустующей квартире на четвертом этаже, справа, в третьем подъезде дома 53 по улице Вольных Граждан?

3. Почему преступник избрал жертвами тридцать шесть москательщиков?

4. Почему преступник выводит на плане города москательную спираль?

5. Почему он крадет статуэтки?

6. Какую роль в этом деле играет Польдевия?

7. Где находится князь Горманской?

8. Почему преступник вблизи места преступления рисует черным силуэт мужчины, который мочится?

9. Каковы мотивы преступника?

10. Замешана ли в деле Гортензия?

11. Что увидел Александр Владимирович в незакрытом чемодане?

12. Вопрос инспектора Арапеда: почему инспектор Блоньяр уверен, что преступник — мужчина?

13. Сумеет ли инспектор Блоньяр с блеском раскрыть это дело?

14. Для чего преступнику нужен грохот кастрюль?

Отдельный вопрос:

Почему Александр Владимирович вдруг перестал прислушиваться к беседе инспекторов Блоньяра и Арапеда с Рассказчиком, которая, по-видимому, чрезвычайно его занимала (см. гл. 7.)?

Ответ на отдельный вопрос
(по просьбе читателей):

Вы правы: причиной тут может быть только любовь. Любовь поразила Александра Владимировича в сердце и в усы (любовь проникает в сердце мужчины через глаза, но в кота, как сказано у Галиена, проникает через усы).

Любовь ждала его в доме 53 по улице Вольных Граждан, четвертый подъезд, третий этаж, налево. И цвет ее был рыжим.

Через окно, до которого уже добралось солнце, Александр Владимирович увидел письменный стол. За столом в лиловом шелковом халате сидел Философ: он мыслил. На стол перед собой он посадил совсем юную рыжую кошечку, чей рыжий мех был усеян белыми пятнышками. Она мурлыкала.

Она делала это не из прихоти, а по обязанности. Она мурлыкала старательно и настойчиво. Ибо такова была ее работа, для этого ее наняли: мурлыкать, когда Философ мыслит; мурлыкать, чтобы он мыслил; мурлыкать, пока он будет мыслить. Сердце Александра Владимировича под пышными усами забилось сильнее. Он царапнул лапой по стеклу.

(Продолжение после глав 9 и 11, продолжение второго межглавья — после глав 18, 23 и 26.)

Глава 8

Гортензия

Совершенно не замечая, что пять пар глаз с разным выражением прикованы к ее округлостям, четко различимым под легчайшим одеянием, Гортензия свернула на улицу Вольных Граждан и вскоре исчезла из виду позади Святой Гудулы. Она направлялась к точке, уже обозначенной нами на плане в главе 7 как булочная-кондитерская Груашана. Когда она, запыхавшись, вошла в булочную, мадам Груашан грузно восседала за кассой и, как всегда, неуклюже и медлительно пыталась обслужить толпу покупателей. Гортензию она встретила благодушно и с чувством облегчения и не стала ругать за опоздание.

— А вот и она, — только и сказала покупателям мадам Груашан, как бы давая исчерпывающее объяснение.

И правда, это объясняло все, ибо Гортензия представляла собой дар любви, который Груашан преподнес своей супруге. Мадам Груашан была округлая, сдобная, с пышной, затейливо уложенной шевелюрой шоколадного цвета и во многом напоминала бесчисленные эклеры, буше и корзиночки, ежедневно и превосходно изготавливаемые ее мужем; она была пухлая, как булочка с маком, и неспешная, как выпекание безе. Ее природная медлительность осложнялась полной неспособностью к арифметике, а также запросами девяти неугомонных маленьких Груашанов, которых регулярно производила супружеская духовка столь же вдохновенно и успешно, как фирменные трубочки с кремом. В конце концов Груашан понял, с какими непреодолимыми трудностями сталкивается его жена в торговле, и сделал ей подарок — Гортензию. Два раза в день, в восемь утра и в шесть вечера, Гортензия помогала продавать хлеб и пирожные, а кроме того, она приходила в самое горячее время — в воскресенье, после мессы. Надо сказать, булочная Груашана располагалась не напротив главного входа в церковь Святой Гудулы, — это было бы банально и грубо, — а гораздо более предусмотрительно: напротив неприметной маленькой двери с другой стороны, что позволяло богомолкам совершать упоительные, волнующие набеги на сласти, не опасаясь насмешливых взглядов непосвященных, — здесь они были в своем кругу.

Мадам Груашан бесконечно гордилась Гортензией: во-первых, это был дар и залог любви (хоть и несколько иного рода, чем девять маленьких Груашанов или бесчисленные пирожные и кремы, которые ей приходилось дегустировать, ибо Груашан не пускал в продажу ни одной партии, не узнав ее мнения); вдобавок нежная и аппетитная Гортензия казалась ей каким-то особым, ожившим кондитерским изделием, честь создания которого принадлежит ее мужу. И наконец — это было дополнительное удовольствие, вроде лишней ложки взбитых сливок, вдвойне сладостное для никогда не учившейся мадам Груашан, — Гортензия училась на философском факультете. Это поразительное обстоятельство вызывало у мадам Груашан (внешне всегда невозмутимой и благодушной) восторг, смешанный с легким ужасом.

Когда опоздавшая Гортензия, толком не проснувшись и нервничая, на ощупь искала венские булочки в корзине для ржаного хлеба, хозяйка не упускала случая сообщить покупателям:

— Знаете, она учится на философском факультете!

Как правило, это производило сильное впечатление на покупательниц; на покупателей тоже, однако приходится с сожалением признать, что тут, за редким исключением, дело было отнюдь не в философии. Мадам Груашан заметила, что присутствие Гортензии вызывает необычный приток покупателей, но в своей невинности приписывала этот успех удачной идее мужа, а также естественному уважению, которое жители квартала испытывали к философии. Покупателей прибавилось, более того: некоторые отцы семейств вопреки своим привычкам стали самолично приходить за хлебом, частично избавляя своих супруг от хлопот по хозяйству. Вдобавок, что весьма любопытно, при Гортензии стали быстрее расходиться определенные сорта хлеба и пирожных, особенно те, которые надо было доставать с нижних полок, для чего ей приходилось опускаться на колени или же нагибаться, либо стоя лицом к клиенту, подходившему поближе, чтобы указать нужный сорт, либо повернувшись к нему спиной и являя собой не менее соблазнительное зрелище, чем сами пирожные.

Лишь в одном Гортензия не оправдала надежд Груашана: в способностях к арифметике. Вопреки наивным ожиданиям своих нанимателей она умела считать не лучше, чем мадам Груашан. Она просто была смелее. Не отличая одну монету от другой, не в состоянии отнять два шестьдесят от пяти или один девяносто пять от десяти, она вскоре смирилась с этим и стала полагаться на случай. Впрочем, это не имело сколько-нибудь серьезных финансовых последствий, так как покупательницы, и богомолки, и все прочие, сами исправляли ошибки, а покупатели были слишком взволнованы соседством грудей и других частей тела Гортензии, чтобы обращать внимание на сдачу, вследствие чего (и при содействии закона больших чисел) баланс более или менее сходился. Мадам Груашан была на седьмом небе.

Итак, в то утро, как и всегда по утрам, она ласково кивнула Гортензии и сообщила очереди (состоявшей из одних мужчин):

— А вот и она! Знаете, она учится на философском факультете!

Но, спросите вы, каким ветром Гортензию, студентку философского факультета, занесло в булочную Груашана? Быть может, испытывая недостаток в средствах, брошенная родными на произвол судьбы, решив всецело посвятить себя науке, она тратила на книги все средства, которые не скупясь, но по своим скромным возможностям предоставлял ей Груашан (прибавляя к ним вчерашние эклеры и корзиночки), а сама питалась исключительно хлебом и водой из фонтанов, портила глаза и губила молодость, постигая Платона или Шопенгауэра по дорогостоящим научным изданиям, купленным на последние гроши? И раз было сказано, что Гортензия — героиня нашего романа, не следует ли из этого, что роман на самом деле посвящен Судьбе Бедной Студентки в Современном Мире? Но почему тогда сверхлегкое платье, которое было на Гортензии в это ясное, теплое сентябрьское утро, было названо «дорогим», то есть стоящим много денег, а стало быть, недоступным для продавщицы булочной? И почему ее квартира названа «большой»? Чтобы читатель не пошел по ложному пути, нам придется сразу раскрыть эту тайну.