— Этот Тензел — крутой парень, да?

— Пожалуй, даже больше. Он контролирует два района в южной части города. Попутно владеет боксерским клубом, компанией по перевозке грузов, содержит конюшни и играет на скачках. Полиция у него в кармане; такие, как он есть в каждом городе. — Ингрэм медленно покачал головой, лицо его залилось краской стыда, когда он вспомнил свой визит к Тензелу. Тензел, сопровождаемый двумя телохранителями, сверкая лысиной в холодном свете люстры, мягко сказал:

— Послушай, черномазый, в твоем распоряжении сорок восемь часов. Используй их.

Ингрэм пустился клянчить отсрочку, но напрасно; Тензел принимал в людях что угодно, кроме чувства собственного достоинства, и когда Ингрэм с его точки зрения достаточно унизился, повторил:

— Я сказал тебе, сорок восемь часов. Убирайся.

Эрл нахмурился, увидев боль в глазах Ингрэма.

— Почему он не дал хоть небольшой отсрочки? Что он за человек, если так мерзко поступает?

— Он просто не хотел. Временами он любит напомнить, кто настоящий хозяин. И не переваривает чернокожих. Это тоже могло повлиять.

— Нужно было подловить его один на один и врезать ногой пониже живота, — с горечью бросил Эрл. — Мерзавцы вроде него сразу теряют форс, если они не в стае. Ну, ладно, Новак неплохо подловил тебя, верно? — Эрл взглянул в окно на черные деревья, раскачивающиеся в зыбких волнах тумана, и поправился: — Неплохо подловил он нас обоих. Загородный отель, все удобства.

— Мы выберемся, не беспокойся.

— Как насчет того, чтобы выпить? Должны же мы получить хоть какое–нибудь удовольствие?

— Добавить воды?

— Да, чуть–чуть.

Когда Ингрэм встал, Эрл отметил, что он выглядит выше, чем есть на самом деле, потому что двигается очень легко и ловко. Все, что он делал, выглядело так, словно он репетировал это под музыку.

— А ты выпьешь? — спросил он, когда Ингрэм протянул стакан.

— Я не люблю виски.

— Судя по твоему виду, глоток спиртного тебе не помешает. С тобой что–то происходит.

— Это просто от холода.

Эрл с признательностью отхлебнул виски и закурил очередную сигарету.

— А как шли дела в игорном доме? Это достаточно хороший бизнес? Мужчины разговаривали очень тихо, с почтительным уважением к спящей женщине.

— Как правило неплохо. Обычно я зарабатывал около двух сотен в неделю.

— Ты шутишь!

— Порой дела шли даже лучше. — Ингрэм испытывал удовольствие, но в то же время странную неловкость из–за уважительного выражения, появившегося на лице Эрла. — Обычно я играл за заведение. Но иногда и против — при хороших партнерах — тогда, если выигрывал, я получал двадцать пять процентов.

— Ты, должно быть, чертовски хороший игрок.

— Это моя работа.

— А что твоя мать думала о такой работе?

— Это было вполне приличное место. Хозяин платил полицейским и не разрешал ни выпивки, ни громких разговоров. — Ингрэм усмехнулся. — Но ей все равно не нравилось. Она считала, что у братьев работа куда пристойнее работа. Один водил трамвай, другой — тяжелый грузовик, а младший помогал на рынке. Я зарабатывал в неделю примерно столько, сколько они втроем вместе взятые.

— Женщины обычно этого не понимают, — Эрл покачал головой. — такая глупость! Парень должен использовать представившийся шанс.

Почему–то разговор с Ингрэмом его растревожил. Эрл встал и заходил по комнате, потирая здоровой рукой затекшую ногу. У него тоже были шансы, была возможность изменить судьбу. Эта мысль добавила уверенности.

— Ты знаешь, однажды я оказался чертовски близок к тому, чтобы натолкнуться на нечто стоящее. Довольно давно, семь или восемь лет назад. Охваченный каким–то странным возбуждением, Эрл проковылял обратно к дивану, сел, взял стакан и хмуро посмотрел на Ингрэма. — Я работал тогда в Висконсине на бензоколонке с баром и мотелем. Можно сказать, мастером на все руки. Ну, и двое парней частенько заскакивали туда после обеда пропустить пару кружек пива. Братья Эд и Билл Корлей. Они были строителями, но ещё сдавали в аренду оборудование и владели большой компанией по торговле недвижимостью. Тебе приходилось встречать таких ребят? Которые всюду имеют свою долю?

— Звучит совсем неплохо.

— О том я и толкую, — раздраженно бросил Эрл. — Лихие были парни. Они строили тридцать два дома в новых кварталах. Теперь ты представляешь о каких масштабах шла речь?

— Да, вложения немалые.

Эрл допил виски и поставил стакан на пол.

— Ну, и я им понравился. Я обычно поставлял лед в бар и не раз с ними беседовал. Позже я понял, они, должно быть, подумали, что я достаточно смышленый парень. Иначе зачем бы им со мной разговаривать?

— Да, все правильно, — кивнул Ингрэм. — Конечно, если им не хотелось просто поболтать за кружкой пива.

— Не так все было. Говорю тебе, я им понравился. Но я, дурак, позволил такому шансу проскочить буквально между пальцев! — Эрл сдвинулся на край дивана, возбужденно напрягшись при воспоминании об этой неудаче. — Я позволил ему проскочить у меня между пальцев, — повторил он.

Мысленно он отчетливо видел Эда и Билла Корлей и даже ощущал приятный кисловатый запах пива над деревянной стойкой бара. Их дело процветало, но он упустил шанс принять в нем участие.

— Ну и что же ты должен был сделать? — немного удивленно спросил Ингрэм.

— Видит Бог, это так просто! Мне следовало накопить тысчонку и однажды швырнуть её на стол. " — Примите и меня в долю!» — должен был я сказать. И они бы приняли.

— Почему?

— Я же сказал тебе, потому что я им нравился.

Ингрэм покачал головой.

— У тебя странные представления о бизнесе. Думаешь, ловкие парни так бродят вокруг, чтобы сказать: " — Давайте отрежем кусок этому малышу, осчастливим парня!» Так дела не делаются.

Скептицизм Ингрэма рассердил Эрла.

— А что странного в том, что я им понравился?

— Я не собираюсь тебя учить, — заметил Ингрэм, — но послушай: просто быть возле больших денег — ещё ничего не значит. Богатые люди никогда ничего не отдают — точно также как двадцатилетний парень не отдаст свои великолепные кудри лысому старику. — Ингрэм наклонился вперед. — Вот послушай. Предположим, человек неожиданно выигрывает тысячу долларов. Все его друзья возбуждены, словно и они что–то выиграли. Они наслаждаются просто тем, что оказались рядом с удачей. Затем человек отдает деньги жене, или платит долги — и все кончено: деньги ушли и люди, только что толпившиеся вокруг, чувствуют себя так, словно у них самих что–то украли. Вот что я имею в виду — если ты почувствовал себя сказочно богатым от того, что оказался рядом с большими деньгами, то не обзаведешься ничем, кроме головной боли.

— Но ты же не знал этих парней, — упрямо возразил Эрл.

— Ну, может быть, те были другими. Может и взяли бы тебя в долю.

— Наверняка, — убежденно заявил Эрл.

Но сам неожиданно с горечью осознал, что братья Корлей улыбнулись бы и покачали в ответ головами.

— Считается только то, что ты делаешь сам, — продолжал Ингрэм. — Ты что–то задумываешь, потом делаешь. И только тогда можешь чувствовать себя уверенно. Зато потом есть что вспомнить и получить от этого удовольствие.

— Может быть, ты и прав, — устало бросил Эрл. — Я много думал над этим в армии. Там нам случалось делать такое, что потом не стыдно вспомнить. Но кто, черт возьми, об этом вспоминал?

— Ты же вспоминаешь, — сказал Ингрэм.

— Одних моих воспоминаний мало… — Эрл сам не знал точно, что имеет в виду, но чувствовал, что нащупал что–то важное. — Если множество ребят вместе делают общее дело и потом лишь один из них вспоминает об этом значит что–то неправильно.

— Просто это не одинаково важно для них, вот и все.

— Может быть, — задумчиво кивнул Эрл, обдумывая слова Ингрэма. — Может быть, ты и прав. — Он опять закурил и швырнул спичку в камин. — Человеку нужно что–то такое, что можно вспомнить, Самбо. Если мы выберемся живыми из этого дела, то не должны о нем забыть.

— Даже если у нас бороды отрастут до колен.