– А почему эта тетя злится? – недоумеваешь ты.

– Почему?… Наверное, её кто-то сильно обидел. Вот она и злится.

– На нас?

– На всех. И на нас в том числе. Видит: у нас хорошее настроение, ей завидно, вот она и злится. Ее только пожалеть остается… Наверное, ей очень плохо жить.

У соседнего дома пенсионер в спортивном костюме, с интеллигентной бородкой, подрезает кусты. Круглый год он холит газон под своими окнами – на радость и удивление прохожим. Маленький японский садик. Каждый раз мы останавливаемся здесь и любуемся. Остановились и сегодня. Весело щелкают огромные ножницы, улыбается и мурлычет что-то себе под нос бородатый садовник. "Ну, что, пойдем, Антоша?" – "Ещё немножко посмотрим. Такие огромные ножницы!…"

Садовник оборачивает к тебе весёлое лицо, подмигивает и, пощелкав ножницами в воздухе перед твоим носом, говорит:

– А сейчас пальчик отрежем!

Ты вскрикиваешь и отшатываешься, стремительно спрятав руки за спину. На твоём лице – ужас. "Не надо!…" – вырывается из тебя отчаянный вопль.

– Господи, да кто же так шутит?!

А садовник смеется.

Рыдающего, подхватываю тебя на руки, бегу от японского садика…

– Сынок, успокойся… дядя пошутил… просто дурацкая шутка. Поверь мне.

– Шутка?… – горестный, недоуменный взгляд – и новый взрыв рыданий…

Мое плечо мокро от твоих слез, в душе что-то сжимается, и я думаю: "Боже мой! Сколько же ещё впереди… И как подготовить тебя к этому? И можно ли вообще к этому подготовить?…"

– Мама, хочешь о чём-нибудь спросить?

– Хочу.

– Тогда спрашивай! Тут справок много!

– У меня такой вопрос: "Как пройти в Африканский лес?"

– Вот! Пожалуйста! Получай!

Пингвин держит в клюве листик с ответом…

Как легко. Как просто. Мы опять здесь – в твоём чудесном лесу, где ни львов в клетках, ни взрослых дикарей с их дикарскими шутками.

– Опять про этого папу спрашивали, – говоришь ты.

– Кто?

– Какая-то тетя. Когда ты в магазин ходила, а меня на площадке оставляла. Говорит: "Что это ты всё время с мамой гуляешь? А с папой никогда".

– И что ты ответил?

– Не помню… – говоришь ты и пожимаешь плечами.

– Хочешь познакомиться с ним?

Ты пожимаешь плечами. Ни да, ни нет. Ты не знаешь.

Откуда тебе знать?…

И когда через несколько дней я сообщаю тебе, что завтра к тебе придёт гость, никакой радости ты не выказываешь. Только удивляешься: "А почему такое странное имя – Папаборя?"

Ты играешь на ковре, в своем Городе. Рядом – в кресле, закинув ногу на ногу, довольно покачивая носком башмака, – представитель взрослого африканского леса, куда тебе до времени лучше бы не ходить…

– Ну, как ты тут поживал? – торжественно произносит он.

– Хорошо, – говоришь ты.

Так как тебе сказано, что это – твой гость, ты старательно пытаешься увлечь его в свою игру.

– Давай строить башню, – предлагаешь ты.

– Ты строй, строй, Антоша.

– Давай вместе. Ну, давай же!

– Знаешь, Антоша, я от природы ленивый, – говорит "папаборя". – Ты играй, играй. А я почитаю…

Он вынимает из портфеля сборник рефератов и углубляется в него. Но, оторвавшись от чтения, неожиданно спрашивает:

– Антоша, ты кого больше любишь: маму или бабушку?

О, эти сакраментальные вопросы от нечего спросить…

– И маму, и бабушку, – говоришь ты.

– А кого больше?

В ответ – затянувшееся молчание. Вхожу в комнату, чтобы выручить тебя. И чувствую, каким бесцветным стал воздух от присутствия этого человека. И слова, витающие в этом тусклом пространстве, лишены плоти, не слова – а оболочки, словно пустые коконы.

– Ну, кого? – допытывается гость. – Маму или бабушку?

В растерянности ты смотришь на меня.

– Мой сын не умеет отвечать на глупые вопросы, – говорю я, и мой собственный голос кажется мне чужим и деревянным.

– Ну, почему же глупые? – удивляется он.

– Если не о чем спросить, лучше помолчать, – говорю я, с тоской чувствуя закипающее раздражение. Больше всего боюсь сейчас сорваться. Не хватало только сцен!…

Я хочу, чтобы он поскорее ушёл. А он сидит и не уходит, и всё покачивает носком башмака… От этого покачивания у меня всё передергивается внутри. Господи, какой банальный спектакль!

Хочется прижаться к тебе, уткнуться в твой пушистый затылок, вдохнуть твой молочный, цветочный запах, прошептать: "Забери меня скорее в свой волшебный лес!…" Чтобы воздух опять стал сияющим, радужным, а слова – живыми и трепетными, весёлыми, как бабочки…

Беру иглу, нитки и начинаю чинить твои вещички. Они пахнут тобой, и от прикосновения к ним я успокаиваюсь. Поглядываю на тебя. Ты то разрушаешь, то возводишь вновь свою башню…

А гость сидит и болтает: о своей докторской, о том, как отдыхал на Байкале, о каком-то нашумевшем романе, ещё о чем-то…

– Антону пора спать, – говорю я.

– Да, да! Ухожу, ухожу… Очень был рад, Антоша, познакомиться с тобой. Я вижу, тебе с мамой хорошо. Слушайся маму, не шали.

– А я и не шалю, – говоришь ты, удивленно взглянув на него.

– Так не бывает, чтобы мальчик не шалил. Наверное, всё же шалишь. И мама тебя наказывает.

– Нет! – говоришь ты, всё с большим удивлением и неприязнью глядя на гостя. – Не наказывает.

– Но ведь так не бывает!

– Никогда не наказывает!

Я могла бы оборвать этот нелепый разговор, но ведь я дала себе слово не вмешиваться, не мешать тебе – познавать. На этот раз не барабан, а нечто другое. Посложнее – или попроще?… Этот дядя сладко улыбается и задаёт тебе вопросы, повергающие тебя в смущение и беспокойство. Ты чувствуешь, что он хочет уличить тебя в чём-то. Но в чём?

– Так не бывает, – говорит он, – чтобы всё было хорошо.

– Бывает! – ты уже почти кричишь ему, словно глухому. – У нас всё хорошо!

– А если я не поверю тебе?

И тут я не выдерживаю.

– Мой сын всегда говорит правду!

Господи, ну, спектакль – так спектакль, зачем же я должна убеждать кого-то в твоей честности? Да он и не понял ничего…

Чмокнув тебя в макушку, гость уходит.

После его ухода ты ещё долго находился в мрачной задумчивости. А потом сказал: "Мне такого не надо".

– А в мой волшебный лес хочешь? – спрашиваю я тебя. – У меня ведь тоже есть свой сказочный город, целая страна…

– Хочу! А как туда ехать?

– Очень просто…

От волнения и воспоминаний не спала всю ночь…

И вот мы уже идем по Самотеке, жаркой и шумной, как всегда летом, в воскресные дни. И сворачиваем на Цветной…

Сколько же лет я не была здесь?… Приглушенный, заваленный тополиным снегом, бульвар. Снег падает, падает… медленно и долго… Справа и слева – за тополиными занавесами – гудящие вереницы машин и прохожих. А здесь – тихо и пусто. Только мы с тобой.

– Это и есть моя страна, – говорю я тебе, – мой сказочный лес…

Ты идешь рядом со мной вприпрыжку и решительно всё приводит тебя в восторг. "Какие деревья огромные!…" "Какие воробьи толстые!…" "Какие скамейки длинные!…" Ты отпускаешь мою руку, бежишь к скамье и с разбегу валишься на неё, утопая в перине из тополиного пуха. "Ой, ой, щекотно! – хохочешь ты. – Спасите!… А в Цэвиранске тоже такие скамейки, я вспомнил! Ещё длиннее!…"

А я всё вглядываюсь вдаль – за пелену тополиного занавеса – и вздрагиваю, лишь только мелькнет там, вдали, чей-то силуэт… Хотя вглядываться и вздрагивать – нет причины. Вот уже семь лет, как можно спокойно ходить по этому сказочному лесу – и не ждать, и не бояться. И не надеяться…