Тяжёлая дума глядела из сумрачных глаз Фёдора. Он, по-видимому, оставался недоволен приёмом нового работника и угрюмо заметил своему товарищу:

- Почто взял парня? Разве одни-то мы не могли справиться?..

- Эх ты, дядя! Всё тебе нелюбо, всё ворчишь! Смотри на меня: годами тебя много старше, а светло у меня на душе!

Фёдор ничего не ответил и принялся за работу. Марина старательно растирала краски, дедушка Мирон был ею очень доволен.

- Спорый ты парень, Максим, - Марина назвалась этим именем, - и к нашему делу подходящ… Так и быть, начну обучать тебя. Только помни, парень, это дело святое! К нему надо чистым приступать!

- Не сомневайся, дедушка! Только показывай!

Старик начал объяснять ей первые правила изографного искусства.

Наука далась новому работнику. Скоро он мог уже подмалёвывать и золотить фон, писать одеяния святых, но до изображения ликов старик его ещё не допускал.

О Фоке и Василько Марина имела уже сведения, но их самих не видела. Но через некоторое время ей удалось с ними встретиться.

Был праздник. Работы были прекращены, работавшие на камнеломне работники пришли в стан повидать товарищей.

Икона "видения", которую писал Мирон, уже близилась к концу, и князь хотел её показать дружине. Все направились к изографной избе.

Старый изограф вместе с Мариной вынесли из избы икону и поставили на сошках возле княжего шатра. Благоговейно смотрели собравшиеся на дивный лик Богоматери. В числе пришедших были Василько и Фока.

Марина сразу заметила их, лицо её вспыхнуло ярким румянцем. Она сдержала себя и не выдала своей радости при виде братьев, боясь быть узнанной. Летний загар, занятия в мастерской, покрытые краской руки совершенно изменили девушку; в молодом помощнике изографа Мирона молодые люди не могли узнать Марину.

Довольная, что свиделась с братьями, девушка возвратилась вместе с Мироном в изографную избу и снова принялась за дело. Старый изограф только удивлялся её успехам.

XIII

Постройка храма близилась к окончанию. Внутри он был украшен драгоценными камнями и финифтью. Столбы и двери блистали позолотой. В нём князь поставил привезённую икону, для неё был сделан оклад, на который поя шло пятнадцать фунтов золота, много жемчуга, драгоценных камней и серебра. Вся утварь храма была разукрашена драгоценными камнями.

Долго продолжалась работа по постройке храма.

Поработав до осени в изографной, Марина, уже сделавшая такие успехи в иконописи, что могла самостоятельна писать образа, отпросилась у Мирона, у князя и Михно навестить родных. Они не подозревали, что родные эти так далеко, в стольном Киеве.

- Только ты, парень, вертайся скорее: мне с тобой работать сподручно! - говорил старый изограф.

То же самое повторил и мечник:

- Да ты не мешкай дома-то, парень! Побудь да и скачи в обрат скорее!

Девушка не утерпела, чтобы не повидать брата и его товарища. Для этого ей пришлось сделать крюку вёрст двадцать.

- Куда ж это ты, молодец, собрался? - спросил Фока, не признавший в отроке своей сестры.

- Заскучал больно по своим…

- Ишь ты, парень, какой счастливый!.. А я так свою матушку не скоро увижу! - печально промолвил Фока.

- Что ж? Поклониться ей прикажешь? - спросила Марина.

- Шутник ты, парень, я вижу! Не близко она отсюда, в самом Киеве!..

- Как кланяться матушке Елене будешь, меня не забудь! Скажи, что сын её названый издалека свой поклон ей шлёт! - пошутил Василько.

- А больше никому, други, не прикажете кланяться?

- Ишь, дошлый, всё ему знать хочется!.. Сестрице нашей, Марине, не премини поклониться…

Марина поскакала от каменоломни, несколько раз оглядываясь назад. Обратная дорога девушке была знакома, в октябре она уже была дома. Обрадованная возвращением дочери, нетерпеливо расспрашивала вдова о далёком сыне, не забыт был ею и Василько.

На другой день приезда Марина пошла к великому князю. Он не узнал в загорелом юноше отважную девушку.

- Что тебе от меня нужно, молодец? - спросил её Юрий.

Девушка сказала, кто она и зачем явилась на княжий двор. Изумлению князя не было границ.

- Ну, рассказывай, красна девица, что ты видела и слышала!

Плавно полился рассказ Марины, она припомнила все мельчайшие подробности, рассказала князю об его сыне, о постройке храма, о новом селе Боголюбове и о чудесах святой иконы. Одного только не могла она рассказать Юрию: что задумал сын его Андрей и какие планы таятся в голове этого воинственного князя.

Задумался старый князь, опустил седую голову на руки, Марине показалось, что между пальцами его заструились слёзы.

- Думаешь ли ты, девица, опять туда поехать? - спросил он после минутного молчания.

- Коль успею, так вернусь, а не то до весны с матушкой здесь пробуду!

- В Боголюбове передай сыну моё родительское благословение! Хоть нехорошо поступил он, уехав, со мною не попрощавшись, но зла за это ему я не помню. Коль вздумает отца повидать, пусть приезжает! А за то, что ты мою службу исполнила верно, награждаю тебя денежною казною!..

Обрадованная Марина низко поклонилась князю и отправилась домой. За лето она так привыкла к мужскому платью, что оно нисколько её не стесняло.

Не меньше Марины была обрадована пожалованием князя и Елена.

Не сиделось отважной девушке дома, всё тянуло её в Боголюбово: и изографное искусство, которое она успела полюбить за это короткое время, и близость брата, а равно и Василько. К тому же она хотела исполнить данное обещание старому мечнику и изографу, вернуться скорее. Оседлала Марина отдохнувшего коня, снова надела доспехи княжего отрока и, распростившись с матерью, пустилась в обратный путь.

XIV

Всю зиму работали боголюбовцы над внутреннею отделкою храма.

За зиму успело вырасти также не мало изб в новом посёлке. Не только из соседних городов, но даже из Южной Руси пришло много народу, прослышав, что любимый ими князь поселился в этих местах. К поздней весне обитель с церковью была совсем готова.

В июне было назначено освящение.

Иконы, написанные обоими изографами, поражали своим исполнением. Старик Мирон расписывал стены собора по позолоте, в этом ему помогала Марина. Купол же и верхние паруса было поручено расписать Фёдору, что он делал с двумя подручными мальчиками. Работа изографов приближалась к концу.

Однажды, уже оканчивая дневную работу, Фёдор оступился и упал с лесов на каменные плиты храма.

Раздался страшный крик, работа остановилась.

Упавшего изографа подняли и отнесли в избу, он был без чувств. Придя в себя, он слабым голосом позвал своего товарища и чуть слышно прошептал:

- Попа бы мне! Исповедаться…

Отец Николай сейчас же явился к умирающему.

Когда окончилась исповедь и Фёдор приобщился, он снова подозвал к себе Мирона и начал говорить ему прерывающимся голосом:

- Тебе, старый товарищ, должен я признаться в одном большом грехе и просить тебя, коль возможно будет, исправить его.

Он взял руку старика, точно прося его приблизиться к нему.

- Когда я был ещё молод, - начал Фёдор, - умерла у меня жена, после которой остался у меня сынок. В смутные годы междоусобиц я потерял своего сына, я служил дружинником у князя Изяслава. В одной из битв с князем Юрием я был ранен и упал замертво. Когда я вернулся в наш стан, то не нашёл своего сына: он исчез вместе с дружиною. Тщетно искал я его всюду долгие годы, но нигде не мог найти. Я научился изографному искусству и вот уже восемнадцать лет занимаюсь этим. Тебе я поручаю найти моего сына и передать ему всё, что я скопил за эти годы изографным делом. Казну я свою схоронил под большим дубом у самого выезда из Ростова…

- Друже, просьбу твою исполнить я готов, но годы уж мои немолодые. Я сам на пороге гроба. Лучше поручи ты это кому-нибудь другому, помоложе!