Каверзнев с Ковалевым вышли на улицу.

— Ну, как впечатления?

— Тоска. Где смогли столько стариков отловить?

— В армии, милый мой, в армии! Здесь в основном люди из министерства обороны и дипломаты. Правда, иногда и наши попадают… Все-таки здесь лучшие медики собраны!

— Скука.

— Завтра не скучно станет. С утра начнем с врачами знакомиться. Слушай, ты мне можешь объяснить, как отличить гипнотизера от нормального человека?

— Вряд ли… Понимаешь, это особый тип людей. Конечно, есть особенности — сильный взгляд. Они, в силу простой привычки, в первую очередь определяют, внушаемый перед ними или нет. Это своеобразный условный рефлекс гипнотизера! Но точно так же смотрят милиционеры…

— Но все-таки, есть что-то общее?

— Есть. Глаза. Им, этим врачам, трудно врать, и под их взглядом становится неуютно. Хочется уйти…

— Хоть кое-что…

— Именно кое-что! Оставь это мне. Ты узнал, есть здесь кабинеты, где музыкой лечат?

— Есть. На третьем этаже. Врач — Гиголов Альберт Михайлович. Вместе с ним работает медсестра Кубанцева Лидия Петровна.

— Быстро…

— Так я все-таки полковник министерства безопасности! — Каверзнев довольно засмеялся.

То ли осенний чистый воздух на него так подействовал, то ли еще что, но полковник искрился радостью, уверенностью и смехом.

— Что-то ты больно веселый… — неодобрительно сказал Ковалев.

— А чего грустить? Да не дрейфь, Леша, все равно мы их найдем! Сейчас проводится тщательная ревизия, ищут недостающий обогащенный уран. При нашей бюрократической системе нельзя не найти! Так или иначе — бумажки останутся!

— А вот я не уверен…

— Зря! Найдем.

— Ладно… Ну что, пройдемся по парку? Подышим свежим воздухом…

— Пошли.

Вечером Лешка на удивление быстро и крепко уснул, а проснулся от детского голоса.

— Папа, папа, где ты?!

Лешка узнал голос сына.

— Папа, ответь мне! Ты меня слышишь?

Лешка включил свет, но в комнате никого не было. Несколько секунд он недоуменно вглядывался в темное окно, посмотрел на дверь и только потом сообразил, что происходит. Он выключил свет, лег на спину и постарался расслабиться как можно сильнее. Он слушал голос и знал, что услышит его.

— Папа, ты меня слышишь?

— Слышу, малыш… — ответил он мысленно.

— Мама тебе передает привет, хотя и не верит, что я говорю с тобой!

— Скажи ей, что я ее люблю…

— Ладно. А тигренка я назвал Брык!

— Рык? Это потому что рычит?

— Да нет! Брык, слышишь, папа, Брык! Это потому, что он часто падает! Брык, и все!..

У Ковалева в глазу навернулась слезинка, хотя он, в общем, и не был сентиментален. Не потому, что сынишка так далеко и даже не предполагает, что его папа вернулся в страну, где его не раз пытались убить, пусть убивали не всегда тело, а гораздо чаще душу… Просто он любил сына и любил больше всех в мире, даже больше Веры… А он сейчас здесь, где могут убить его тело, если узнают, кто он такой и, главное, зачем сюда приехал… Впрочем, убить здесь могут многих!

— Папа, а Жук здесь, рядом, он хочет тебя увидеть! — говорил Костя.

— Погладь его за меня… Почеши ему шею!

— Ладно. Ты приезжай скорей, хорошо? А мы с мамой завтра идем в «Диснейлэнд»!

— Хорошо…

— Я все потом тебе расскажу, когда вернешься!

— Ладно, малыш…

— Ну ладно, папа, пока, я иду кормить Брыка, уже молоко для него привезли.

— До свиданья, малыш.

— Пока, папа!

Ковалев уснул только под утро.

Он долго лежал, глядя в темный потолок, и вспоминал, как впервые встретился с Верой, как радовался рождению сына, как вместе учили они английский, но у сынишки, особенно произношение, получалось значительно лучше… Уже через два месяца он свободно общался с любым американцем и поправлял маму с папой, если они произносили слово неправильно…

Он вспоминал, как катались с Костей на «американских горках», и маленькое сердечко сына замирало, когда их кабинка проваливалась в пустоту, потом взлетала вверх и снова падала… Костя, как и отец, боялся высоты, но никому не хотел признаваться в этом и раз за разом заставлял, упрашивал папу снова прокатиться с ним на этих проклятых горках, пока не перестал бояться… А Лешка все это чувствовал… Он чувствовал все, что происходит с его сыном.

Он вспоминал, как принес в дом Жука, маленького слюнявого щенка, через год вымахавшего в огромную черную собаку… Он вспомнил свой испуг, когда в супермаркете увидел, как семилетний Костя вошел в специальный отсек, где ждали своих хозяев огромные псы. Но Костя, приговаривая что-то, почесал за ухом у боксера, да так, что тот от удовольствия перевернулся на спину, подставив розовый живот, а всего минуту назад, до прихода Кости, этот боксер яростно дрался с догом и дрался потому, что не смог достать Жука через спину дога, и по пути, или просто так, цапнул дога в бок… А Костя справился с ними всеми! Ни одна собака не посмела укусить мальчика… Все, кто эту сцену видел, не забудут, наверное, до конца жизни… Куча разъяренных псов и маленький мальчик…

В дверь постучали.

— Войдите! — сказал Лешка, вытирая мокрые волосы.

Вошла девушка в белом халате, толкая перед собой столик.

— Здравствуйте! — приветливо сказала она. — Ваш завтрак! — она откинула салфетку со столика и положила на прикроватную тумбочку лист бумаги.

Ковалев окинул взглядом аппетитные булочки, ветчину и сыр, а девушка из кофейника налила дымящийся паром кофе.

— Здесь график ваших процедур, — сказала она. — Просьба не опаздывать. Кроме того, в столовой висит меню, вы можете заказать блюда на день. Буфетчица все запишет. Сегодня я не знала, что вы предпочитаете, так что на завтрак набрала побольше всего… — она мило улыбнулась.

— Спасибо…

— Кушайте на здоровье! — девушка вышла.

Ковалев выпил кофе, съел бутерброд и посмотрел на листок… Первым в графике значился гидромассаж. Он доел булочку и направился в процедурный корпус, соединенный с основным зданием крытым переходом.

Массажем распоряжалась длинноногая девица. Она смотрела на Ковалева с нескрываемым интересом.

— От чего мы лечимся? — спросила она и заглянула в большой, своими размерами похожий на амбарную книгу, журнал. — Так, вам прописан активный массаж… Раздевайтесь.

Ковалев разделся.

— А это что такое? — вдруг спросила медсестра.

— Что?.. — не понял Лешка.

Медсестра показывала на плавки.

— Как что… — Ковалев смутился.

— Снимайте! — категорично заявила длинноногая и отвернулась, скрывая улыбку.

Ковалев, помедлив, снял плавки и быстро влез в воду. По дну и стенкам ванны темнело множество отверстий. Медсестра подошла к небольшому пульту, нажала на кнопку. За стенкой приглушенно загудел мотор. Медсестра взяла в руки тонкий шланг и подошла к Ковалеву.

Множество мелких иголок вонзились в Лешкину кожу. Но эти иголки не кололи, нет, они приятно щекотали кожу и, казалось, проникали даже в мышцы. Медсестра подошла вплотную, опустила руку с шлангом в воду, а свободной рукой повернула что-то внизу. В грудь Ковалева ударила тугая струя. Медсестра, улыбаясь, водила шлангом слева направо, потом справа налево, опускаясь все ниже, а Лешка чувствовал, как невидимые пружины нервного напряжения постепенно выпускают его тело, как кожа становится прозрачной, а мышцы уже не часть его тела, а полностью растворены в воде. Он лежал, расслабляясь все больше, а медсестра, глядя в его глаза, смеялась уже откровенно, и капельки воды, блестевшие на ее свежих губах, легко подрагивали вместе с губами.

Иголки уже пронизывали тело насквозь, и Лешка, с трудом разжав губы, со стоном потянулся всем телом. Каждая мышца, каждый нерв, казалось, пропитались теплой и приятной водой, хотелось повернуться, сделать усилие и подставить этим ласковым струям грудь, голову и даже мозг…

Медсестра засмеялась низким горловым смехом и опустила руку со шлангом еще ниже. Ее свободная рука тоже вошла в воду и начала гладить грудь, плечи, живот… Тело Лешки уже не хотело расслабляться, тело наливалось силой и желанием. А медсестра все гладила, гладила…