Солнце поднялось над горизонтом блеклое и холодное. С севера налетел порывами ветер. Партизаны, продрогнув на ветру, нетерпеливо посматривали в степь, ожидая противника.

Колчаковцы начали наступление двумя колоннами: справа — каменская группа польских легионов под командой полковника Болдок, слева — славгородская группа белополяков под командой подполковника Когутневского.

Мамонтов и Громов с колокольни наблюдали за развёртыванием белогвардейских частей.

— Как на инспекторском учении, разворачиваются, — заметил Громов.

— По всем правилам. Надеюсь, что мы с них спесь собьём, удирать будут уж без всяких правил, — улыбнулся Мамонтов. — Пойдём-ка и мы к своим. Не могу бой сверху наблюдать. На передовой как-то увереннее себя чувствуешь.

Они обнялись и разошлись в разные стороны; Мамонтов отправился к славгородцам, Громов — на левый фланг, к кулундинцам.

Ударила артиллерия. Колчаковцы, словно ждали этого, ускорили движение. Партизаны молчали.

Мамонтов шёл вдоль канавы в рост, не обращая внимания на свистевшие вокруг него пули. Спокойно, словно был не на передовой, а у себя на пашне, переговаривался с партизанами.

— Ну, чего, Полушкин, не стреляешь?

— Ваш приказ выполняю, — отвечает партизан. — Ближе подпускаю.

— Правильно. Патроны беречь надо. Наверняка бить.

— А я уж и так одного всё время на мушке держу. Уж очень саблей своей он размахался.

Подойдя к группе молодых партизан, впервые участвовавших в бою, Мамонтов поинтересовался:

— Страшно?.. Вон с каким воем снаряды летят. Всё, наверное, кланяетесь им? Ничего, не бойтесь, я тоже сна-чала кланялся, теперь привык.

И пошёл дальше.

Стрельба стала гуще, пули ложатся точнее, взбивая фонтанчики пыли вдоль насыпи канавы. Партизаны забеспокоились, стали говорить Мамонтову:

— Ты бы, товарищ Главком, поберёгся. Пуля, она того, не разбирает, кто командующий, а кто рядовой…

— Некогда, от каждой не спрячешься, — отмахнулся Мамонтов и только ускорил шаг, направляясь к штабу.

— Бесстрашный у нас командир, — говорили между собой партизаны.

А Громов в это время сдерживал своих пулемётчиков, которым не терпелось открыть огонь: ведь в отряде впервые появились свои пулемёты. И не один, а целых четыре.

Артиллерия перенесла огонь дальше, боясь поразить своих, и снаряди теперь ложились далеко за околицей деревни. Белые двинулись в атаку. До них было не больше двухсот шагов. Партизаны 2-го Славгородского полка не выдержали, открыли огонь.

— А ну, давай, да покрепче! — крикнул Громов пулемётчикам.

И сразу все четыре пулемёта полоснули по белогвардейской цепи. Ударили три пулемёта славгородцев. Первые цепи наступающих вмиг оказались смыты, волной, остальные откатились назад, залегли и начали лихорадочно окапываться.

В полдень колчаковцы предприняли вторую атаку, но партизаны встретили их таким плотным огнём, что, понеся большие потери, они отошли на прежние позиции. Лишь небольшая группа поляков просочилась в стык 2-го Славгородского и 6-го Кулундинского полков. Член бывшего Каменского Совета Петров с группой партизан бросился им навстречу.

— А ну, братцы, покажем, как дерутся партизаны! — крикнул он и ударом приклада свалил белопольского офицера.

В ход пошли пики, штыки, приклады. Белополяки были почти полностью уничтожены. Немногим удалось убежать.

Погиб в этой схватке и Петров, в упор застреленный шляхтичем из нагана.

Установилось затишье. Лишь изредка постреливали колчаковцы. Мамонтов нашёл в расположении Кулундинского полка Громова, спросил:

— Как дела?

— Потрепали белых славно, — ответил Громов. — Пулемётчики отличились. Поляков, как дров, наложили.

— Теперь жди новой атаки, — заметил Мамонтов. — А у нас патронов мало осталось, трудно будет.

Группа командиров 2-го корпуса: сидят (слева направо): МАЗДРИН — зам. нач. штаба корпуса, ГРОМОВ — командир корпуса, ШЕСТАКОВ — политический работник; стоят: Шевченко — командир 6-го кавалерийского полка, Булыгин — начальник штаба 2-й дивизии, Соколов — адъютант штаба корпуса.

— Да-а, патронов мало, — вздохнул Громов.

Мамонтов присел рядом с Громовым.

— Вот что, Игнатий, я подумал. Две лобовые атаки белых провалились, теперь они попытаются ударить с фланга. Мы их должны перехитрить. Надо собрать беженцев и бросить против врага.

— Так ведь беженцы безоружны?

— В этом-то и суть. Пусть берут палки, вилы, лопаты — кто что может, — и валят всей массой на белых. Впереди эскадрон Стоволокова пойдёт. Беляки ничего не поймут, а нам важно страху им нагнать. Мы в это время главными силами им в лоб ударим.

Громову эта хитрость понравилась.

— Раз согласен, так пойдём беженцев собирать, — заметил Мамонтов. — Разъясним им, что и как.

— Думаешь, согласятся без оружия наступать?

— Уверен!

Мамонтов и Громов направились в глубь оврага, где скопились сотни подвод с беженцами.

Против того, чтобы "нагнать страху на противника", как говорили Мамонтов с Громовым, никто из беженцев не возражал, но просили:

— Дайте оружия. Как же мы так-то, без ничего. Хоть бы пики…

— Нет оружия, и пик нет, — говорили Мамонтов и Громов. — Оружие там, у белых. В бою достанете…

Мамонтов не ошибся: казаки 7-го Тобольского полка под вечер предприняли обходный манёвр с левого фланга. Двинулись ка партизанские позиции и пешие легионеры. В это время из оврага выскочила под предводительством командира эскадрона Стоволокова многотысячная конница из безоружных крестьян-беженцев и со страшным рёвом и шумом понеслась на казаков.

Белая конница смешалась и покатилась назад, нагоняя панику на наступающих поляков. Мамонтов и Громов незамедлительно подняли в атаку свои полки.

Начался разгром обезумевших от страха белых.

Ещё не закончился бой в Сидоровском, как из главного штаба прискакал гонец с донесением. Начальник штаба корпуса Жигалин сообщал, что на Малышев Лог наступают егеря и голубые уланы полковника Окунева и теснят партизан 5-го Степного полка под командой Кица и отряд Каширова. Начальник штаба просил подкрепления.

Мамонтов на листке бумаги написал командиру 5-го Степного полка приказ держаться, пообещав сразу же после разгрома белых в Сидоровском прийти ему на помощь.

1-й Алейский полк после отхода со станции Алейской отдыхал в сёлах Крестьянском и Зеркальском. Сюда прибыл член Главного штаба Бочаров, который сообщил на совещании командного состава, что партизаны бьются в Малышевом Логу и что село уже дважды переходило из рук в руки. Надо спешить на выручку!

На совещании было решено зайти через Мельниково егерям и голубым уланам полковника Окунева в тыл, нанести неожиданный удар и разгромить их.

Погрузившись на подводы, партизаны спешно двинулись на Мельниково, а затем к Малышеву Логу. Однако, как они ни спешили, добраться до села засветло не удалось. Было около двенадцати часов ночи, когда Алейский полк подошёл к паскотине и рассыпался в цепь. Кавалеристы Кожина, Городова и Давыдова направились на левый фланг, чтобы не допустить обхода белогвардейцев. Пехота своим правым флангом примыкала к кромке бора, где были расположены другие полки.

Белогвардейцы сыпали шрапнелью, но она падала далеко позади партизанской цепи. Полк занял половину деревни. Окуневцы, опасаясь атаки, отошли на другую, окраину. Ночью они сами трижды бросались в атаку, но вынуждены были отходить под пулемётным огнём и ружейными залпами партизан.

Во время последней атаки ранили командира полка Тибекина, и он, передав командование, отправился в тыл. А в это время из леса выскочила конница и двинулась к партизанским окопам. Кто-то передал по цепи;

— Белые зашли в тыл! Спасайтесь!..

И сразу же началась паника. Только левофланговый пулемётчик сёк и сёк очередями колчаковцев, прикрывая отступающих партизан до тех пор, пока в пулемёте не сломался предохранитель.