Вот тут я по-настоящему испугалась. Одно то, что он ко мне прикасался, было настолько противно, что я вся съежилась, а что будет, если я не смогу выйти и он немного осмелеет? Когда мы подъехали к следующей станции, я увидела, что там стоит много людей, и все они собираются зайти в электричку. Тогда я собрала всю волю в кулак и со всей силы двинула мужику локтем по дых. Мужик подобной прыти не ожидал, у него вышибло дух, и я смогла беспрепятственно соскочить со своего места и выскочить из вагона как раз в тот момент, когда открылись двери. Второй мужчина успел только приподняться, но он был так пьян, что встречный поток людей усадил его на место. Двери закрылись. Но смотреть на удаляющуюся электричку у меня желания не было. Мое сердце готово было выпрыгнуть из груди. Хотелось одного: выбраться, наконец, наружу и глотнуть свежего воздуха.

Я вышла из метро, остановилась у ближайшего столба и облокотилась. Мне нужно было перевести дух. Когда же, я наконец собралась с мыслями и пошла вдоль дороги к пешеходному переходу меня беззастенчиво облил грязью проезжающий мимо автомобиль. От обиды у меня даже слезы на глаза навернулись. Нет, так не бывает! Обгадиться два раза за одно утро! Ну и плюс ко всему я, разумеется, прилично опоздала. Злая как черт я вошла в здание редакции. Быстро юркнула в туалет, надеясь, что меня никто не успел разглядеть, и привела себя в более менее приличный вид.

Редактор уже меня ждала и всем своим видом выражала свое неодобрение. Надо сказать, что это была довольно странная женщина лет пятидесяти. У нее было аккуратное каре, но цвет волос был какой-то серый, овал лица приятный округлый, однако глаза были колючие и такого же непонятного цвета как волосы, рот прямой, редко улыбающийся, нос тонкий, немного загнутый на конце. Она могла бы даже казаться довольно красивой, однако суровость, даже я бы сказала каменность ее черт, делали ее старше своего возраста и отталкивали людей. Именно поэтому, про себя я называла ее Горгульей.

Мне пришлось рассыпаться в извинениях, нести всякую чушь, чтобы загладить свою вину, от чего я себя чувствовала еще глупее. Да и обожженная нога ныла несчядно. Однако самое ужасное случилось позже. Когда Анфиса Петровна, а именно так звали нашего редактора, наконец, снизошла к моим изменениям и попросила мою статью. В этот момент я поняла, что в спешке просто забыла ее дома. Сказать, что мне было стыдно, это ничего не сказать. Это последнее обстоятельство добило меня за сегодняшнее утро окончательно. Я сначала покраснела, потом побелела, а потом и вовсе расплакалась.

Остановить меня уже было не возможно, по крайней мере, не так быстро. Вся злость, обида, раздражение, стыд и недосып вылились в настоящую истерику. Редактор была прямо таки ошарашена. И, вот чего я действительно не ожидала, так это того, что она будет меня утешать:

— Алиса, у вас что-то случилось? — сказала она теплым голосом. — Если это из-за забытой статьи, то не надо так убиваться, я же не монстр какой-то, привезете ее вечером или лучше завтра, время еще терпит.

Как ни странно, от этого мне стало еще хуже, ведь я действительно считала ее монстром, называла Горгульей. Однако она согласилась взять меня на работу сразу после университета, благо к этому времени мне удалось напечатать несколько стоящих статей, благодаря которым меня и заметили, дала мне шанс проявить себя в уважаемом издании, и за одно это я должна была быть ей безумно благодарна. В общем, в этот момент, плюс ко всему, я еще и почувствовала себя неблагодарной стервой. От этого мне захотелось завыть в голос.

Глядя на мое состояние, Анфиса Петровна поняла, что нужны экстренные меры, иначе моя истерика примет ужасающие размеры. Она достала из стола какую-то бутылку спиртного и налила мне полбокала. Обойдя стол, она вложила его мне в руки. Я покачала головой, не хватало мне еще напиться с утра да еще из рук своей начальницы, но она уверенным жестом меня подтолкнула:

— Пей, дорогуша, хватить слезы лить. А потом, если захочешь, расскажешь, в чем дело.

Я сделала большой глоток и поняла, что напиток, который она мне дала, очень и очень крепкий, по крайней мере, я спиртное употребляю мало, а такое крепкое и еще реже. Мои глаза расширились, и я стала задыхаться. Она похлопала меня по спине и поглядела прямо в глаза.

— Ну как, получше?

Как ни странно, мне стало лучше, слезы отступили, а рассудок наконец вернулся в мою бедную голову. Где он все это время пребывал, остается только догадываться. Надо сказать, что истерики со мной случаются крайне редко, за всю жизнь могу насчитать не больше трех раз и то в подростковом возрасте. Поэтому, обругав себя, последними словами, я стала приходить в себя.

— Ну, я вижу тебе получше. Ты пей, пей, не помешает. — После этого она снова села за свой стол.

Я сделала еще глоток и на этот раз почувствовала приятное тепло в желудке. Потихоньку я выпила весь бокал и почувствовала, что захмелела.

— Может, расскажешь с чего вдруг такой взрыв эмоций? — уже совсем другим, деловым тоном спросила Анфиса Петровна, и достала свой ежедневник.

Возможно, я бы и рассказала ей про мои утренние неприятности и посмеялась над ними вместе с ней, и так бы и было с любым другим человеком, однако я отчетливо видела, что моя история ей совершенно не интересна. Сейчас я просто трачу ее время впустую, и открытый ежедневник, ручка в руках и отстраненный вопросительный взгляд ясно дают мне это понять. Я даже опешила, ведь только что она проявляла все признаки участия, но, видимо, его сдуло так же быстро, как оно появилось. Это ж надо, только что перед ней человек бился в истерике, а ей даже не интересны причины, которые довели его до такого состояния. Да самая обычная человеческая вежливость, Бог с ней, любопытство, сострадание уже должны были заставить любого другого человека отвлечься от своих дел и элементарно выслушать что случилось. Нет, Горгулья и есть Горгулья, камни и то отзывчивее. Совершенно выбитая из колеи подобными сменами настроений я извинилась, попрощалась и вышла в приемную.

Молоденькая секретарша Алина смотрела на меня испуганными глазами. Да и не удивительно, что она могла подумать? Я уже знала, что сплетен все равно не оберешься, поэтому просто в очередной раз направилась в туалет приводить себя в порядок. Черт с ней, пусть думает и говорит все, что хочет!

Итак, проведем осмотр. Глаза и нос распухли, щеки в красных и черных пятнах, да уж, макияж безвозвратно испорчен. Хорошо хоть утреннюю грязь отмыла, а то Бог знает, что можно подумать. Так, немного манипуляций с холодной водой и лицо перестает напоминать гротескную маску. Я опять оценила себя в зеркале и пришла к выводу, что на улицу уже можно выходить. Оставаться в редакции в таком виде значило навлечь на свою голову нескончаемый поток вопросов. Еще раз чувствовать себя полной дурой из-за забытой статьи у меня уже не было никаких сил, поэтому я решила отправиться домой, а там что-нибудь придумаю в свое оправдание, на худой конец возьму больничный.

Я вышла на воздух и вдруг отчетливо поняла, что не хочу сейчас домой, в свою маленькую квартирку. Нет, жаловаться на нее я не буду, квартирка хоть и маленькая, но уютная и отвечает всем моим требованиям: не дорогая, довольно близко к метро, уютная, аккуратненькая и вообще, как-то странно мне подходящая. Но сейчас мне хотелось прогуляться, подышать свежим воздухом и скинуть с себя это ужасное утро. Неподалеку был городской парк Воробьевы горы, а там длинные аллеи и много желтых, красных, зеленых, в общем, всяких- всяких листьев. Осень как-никак. Туда я и направилась.

Погода была просто замечательная! Я полной грудью вбирала в себя осенние запахи, яркие краски листвы, голубое небо. Прогулка меня окончательно успокоила и кое-как собрала в кучу мысли. На аллее было несколько лавочек, и я присела на свободную и задумалась. Как со мной часто бывает, мои мысли разлетелись в разные стороны, как стая птичек. Я думала о нескольких вещах одновременно. Мысли скакали с одной на другую, а когда я вынырнула из этой какофонии и сосредоточилась, то уже не смогла вспомнить, ни о чем конкретно думала, ни сколько времени на это потратила. Однако, пока я сидела в эдакой прострации, погода изменилась, по небу поползли тучи и первые капли упали на асфальт. Ну что ж нужно уходить иначе попаду под дождь. Тут я поняла, что сильно проголодалась и если сейчас не поем, то мой желудок съест меня сам. Я знала, что неподалеку есть уютная кафешка, где вкусно варят кофе и подают обалденный суп в хлебе. А там можно будет и Светке позвонить, я ведь обещала с ней сегодня встретиться. От этих мыслей, ноги сами понесли меня быстрее в нужном направлении.