Сейчас она лежит в безопасности в гостевой спальне в доме моего отца, который находится в столице Запретного города — Олимпии. Меня же ведут к нему для разговора. Можно подумать я и сам дороги не знаю. Что здесь сегодня вообще творится? Зачем ему понадобилось тащить ее сюда?

Я так задумался, что двери в его кабинет появились внезапно. Они были сделаны из крепкого дуба, массивные основательные, но в тоже время на удивление изящные, как, впрочем, и все в этом доме. Когда я вошел, отец, как всегда сидел около камина и глядел в огонь. Кабинет его был довольно большим. Одну из стен украшали головы различных животных, ведь отец был страстным охотником, а другую занимали стеллажи с книгами и свитками. Однажды я его спросил, зачем они ему, ведь в компьютерной базе можно найти все что угодно и не обязательно при этом захламлять полкабинета. На что он мне ответил, что есть такие знания, которые опасно доверять даже компьютеру. Как-то в детстве я попытался прочесть пару свитков, только закончилось это тем, что где-то сработала скрытая сигнализация, и отец отчитал меня так, что больше желания рыться в его книгах у меня не возникало. У окна стоял большой стол из такого же массива, как и двери и большое удобное кресло, однако, отец все равно больше всего любил сидеть у камина, который был произведением эльфийского искусства. Расы людей давно исчезнувшей с лица земли. Отец говорит, что пламя этого камина помогает ему заглядывать в суть вещей.

Когда я вошел, он не встал мне навстречу, как делал всегда, и даже не повернул голову, а продолжал все также смотреть в огонь.

— Здравствуй отец.

— Ну, здравствуй… сын. — Проговорил он, и, наконец, посмотрел мне в глаза.

— Что случилось? И почему ты приказал привести с собой Алису? Я чего-то не знаю?

— Боюсь, что это я много не знаю.

Сказано это было так скорбно и зло одновременно, что я даже опешил.

— Что ты имеешь ввиду отец?

— А то, что мой сын предатель и замышляет уничтожить целый мир! Максим, что с тобой случилось? Почему ты пошел на это и кому помогаешь?

Я смотрел в его полные боли глаза и ничего не понимал.

— Не понимаю. — Наконец сказал я. — Я никого не предавал, отец. Как ты мог такое подумать? Я столько лет верой и правдой служил нашему Императору, что твои слова у меня даже в голове не укладываются.

— Ах, не укладываются? — Зло бросил он и встал, все также глядя прямо в глаза. — Тогда что же ты делал в Москве, в тот самый час, когда должен был нести службу у своего Императора?

Я молчал. Я не знал, как объяснить ему то, что со мной сейчас происходит. Он же истолковал мое молчание по-своему.

— А я скажу тебе, что ты делал. Ты встречался с девушкой, которая каким-то образом связана с теми, кто расширяет материю, чтобы предупредить их об опасности, о том, что мы знаем об их существовании и ведем активные действия в этом направлении. Я ведь прав, сын? Как ты мог связаться с людьми, которые хотят сравнять всех нас с землей?

От таких обвинений вся кровь отлила от моего лица, а потом ударила в голову.

— Отец, как ты можешь обвинять меня в таких вещах? Меня, своего сына! Кто как не ты должен знать меня лучше всех? Подумай и ответь мне: разве я на такое способен?

Отец, смотрел на меня долго и испытующе. Наконец он проговорил:

— Хорошо. Тогда расскажи мне, что заставило тебя идти на встречу с какой-то людовской девкой, вместо того, чтобы исполнять свой долг во дворце Императора?

— Не называй ее так, отец, прошу. Я все тебе расскажу. Только ты должен понять, что то, что сейчас происходит со мной, с нами, еще не происходило никогда.

Я рассказал ему все, что произошло со мной за минувшие сутки, о том, что и сам вначале не поверил в то, что случилось.

— Я люблю ее, отец. Люблю так, как никогда и никого прежде. Я хотел тебе все рассказать, но позже, когда сам во всем разберусь. Я ведь даже не представляю, как все это воспринимает она, ведь она же люд. Может она меня, как раз, и не любит, может это подействовало только с одной стороны? Я вообще удивлен, что она не убежала от меня, как только я начал с ней объясняться. Мне так и не удалось с ней поговорить как следует, когда появились эти олухи. Да и знакомы то мы не больше суток. В общем, все пошло совсем не так как я хотел. — Тут я усмехнулся. — Я даже представить не могу, как все это дико звучало для нее и как она, должно быть, была сбита с толку и напугана. Прости отец, но я не мог просто так уйти и забыть ее, я должен был попытаться. Пойми, миры могут рухнуть и со мной, и без меня, а я так и не узнаю, что такой любовь, хотя она была совсем рядом, только руку протяни.

Я смотрел на него и все ждал, что он мне ответит, поймет ли меня, поверит ли. А он долго-долго смотрел в огонь, прежде чем сказать хоть что-то. Когда он вновь посмотрел на меня, в его глазах светилась надежда.

— Знаешь ли ты, что все это значит?

Я не мог понять, что он имеет ввиду.

— Это значит, что если ты говоришь правду, то у нас есть надежда. — Он улыбнулся и продолжил. — Сейчас я расскажу тебе то, что все давно и без меня знают, только боятся себе в этом признаться… Наш народ вымирает. Мы уже не способны любить и иметь детей. Габи и Серж — редкое исключение, но даже они пока не решаются на этот ответственный шаг. Я не знаю почему, думаю, они не хотят, чтобы их ребенок стал одним из последних живущих на земле человеком нашей расы. Я уже подумал, что наше время на этой земле вышло. Но, оказывается, наше спасение в людах. Как странно…

— Отец, но ведь это все не точно. Я не знаю, ни как она ко мне относится, ни сможем ли мы иметь детей!

Он опять перевел взгляд на огонь и тихо проговорил:

— Возможно, вы и не сможете, но мир, в котором появляется любовь, уже становится на шаг дальше от исчезновения… — Тут он вновь посмотрел на меня. — Однако, это все лирика. А вот как воспримут все окружающие…вот это вопрос.

— Я думаю, нам пока рано о чем-либо рассказывать. Алиса сейчас без сознания и я даже не знаю, простит ли она меня за то, что я ее сюда притащил. — Закончил я совсем уж тихо.

— Сейчас я тебе скажу одну вещь, после которой ты будешь считать меня циником… — Лорд-протектор замолчал, поглядел немного на пляшущее в камине пламя и продолжил. — Ты должен как можно быстрее затащить ее в постель и попытаться сделать ребенка.

Когда я это услышал, у меня отвалилась челюсть, при чем в прямом смысле, а глаза расширились до невозможных размеров. Когда отец это увидел, то счел необходимым пояснить.

— Максим, пойми, никто не поверит в вашу любовь и даже в таковую возможность, ведь такого никогда не было, пойми, НИ-КОГ-ДА! Я, твой отец, и то, скорее поверил в предательство собственного сына, чем подумал, что ты можешь влюбиться в людовскую женщину. Да и сейчас, уж прости, все это звучит как-то не реально. Поэтому, убедить наше общество можно только одним путем: нужны доказательства, нужен ребенок.

— Я понимаю, отец, но если у нас не выйдет или она меня вообще не захочет?

— Странная формулировка, «не захочет», ты мой сын или нет?! А если не выйдет, то мы все равно попытаемся донести все до людей.

— Но мне нужно время.

— Конечно. Вы поселитесь здесь, в Олимпии, у нас в доме. Она будет почетной гостьей, а ты, как и предполагалось, будешь служить императору в Олимпе. Мне в самом деле нужна твоя помощь. Я не знаю на кого могу положиться, а ситуация у нас не самая лучшая.

— Хорошо, но только как объяснить все это ей?

— А это уже твоя проблема. — И он встал, показывая мне, что разговор окончен.

— Хорошо, отец. — И я развернулся, чтобы уйти.

— Максим, подожди. Она должна показаться нашему домашнему целителю, и он должен сделать официальное заключение.

— Зачем? — Не понял я.

— Если она забеременеет, у нас должны быть доказательства, что это произошло здесь и от тебя.

Я покраснел так, что даже глаза заслезились, а ведь считал себя еще тем циником, не способным на подобные проявления чувств.