4.
7 августа 1936.
Твои воспоминания об Ильиче настолько хороши, что тебе следовало бы как-нибудь это напечатать! Я никогда его не видела ни вдали, ни вблизи. А пишу только о молодости, кончая самарским периодом. Вернее не пишу — готовлюсь писать. Настроение твое (как и мое) от возраста. Мы все время жили нашей эпохой, т. е. эпохой нашего поколения, думая, что мы как бы во фронте жизни, сейчас нас смыла новая эпоха, новое поколение, мы отстаем в тетушки, мамушки, дядюшки, в тех людей, которых в ложе бельэтажа не сажают спереди и которые сами уступают место другим, помоложе. Сознание новых людей начинает быть фронтовым, а наше — тыловым. Это было бы неплохо, если бы мы могли отдохнуть. Ужас в том, что мы даже еще не дожили до пенсии и что на пенсию отдохнуть нельзя. Впрочем это все постыдная мерехлюндия.
5.
23 июля 1960.
5 дней сижу в Ленинграде и сегодня должна была поехать на машине в Псков-Печоры-Тарту-Эльва — и обратно, чтоб на часок заглянуть к тебе и поздравить лично[1162]. И вдруг — заказ статьи на Пушной аукцион, открывающийся сегодня, и все полетело в трубу.
(Не могу не прервать здесь Шагинян. Какие планы, интереснейшее путешествие, возможность поздравить с 70-летием близкого друга — и все псу под хвост. Чего ради? Заказ редакции писать о пушном аукционе? — можно ведь отказаться. Боязнь, что если откажешь, в другой раз не закажут статью? Или это рефлекторная исполнительность железного бойца партии? Или природа оголтелого репортера? Не могу понять — Б.Ф.).
В Неве № 7 появилась просто превосходная статья В. Львова[1165] о Козыреве — вот ведь дал ему дьявол талант и понимание. После этой статьи 3 академика сделают то, что случается от страха на войне с начинающими солдатами под первым обстрелом.
6.
19 февраля 1961.
С огромным удовольствием прочитала в № 9 Нового мира (за 1960) Эренбурга, где он пишет о тебе с такой сердечностью и нежностью. Так и встала ты передо мною, молодая, красивая, черноокая и чернокудрая с большим S.A.[1166], как говорят английские детективы. А вообще мемуары Эренбурга читаю с большим интересом, хоть он и плутал довольно бесцельно в жизни, но зато был открыт всякому ветру и это тоже большое антенное обогащение. А я вот всю жизнь прошла закрыто, как подводная лодка! Черт знает что. Лизочка, давай не сдаваться перед старостью. Давай двигаться дальше с прежним «энтузиазмом» и во всяком случае с солью на устах. Изучаю с учителем итальянский и уже немножко читаю. Аджубей[1167] клятвенно обещал командировку. Я надеюсь на этот раз в марте выехать. Готовь А. Г.[1168] в командировку в Чехословакию, 30-го будет премьера[1169]. Я еще раз написала, чтоб поспешили с официальным приглашением для него через министерство и ЦК. Друг мой, напиши поскорей, как твое здоровье и самочувствие. Обнимаю тебя крепко, все наши шлют горячие приветы.
Письмо М. С. Шагинян Е. Г. Полонской 23 мая 1932 года.
Дарственная надпись В. А. Каверина Е. Г. Полонской на книге: В. Каверин. «Конец хазы». Повести. Л., 1926.
«„Главное — система. Ни одного шага нельзя делать без системы“.
[Большая игра]
Дорогому товарищу Елизавете Григорьевне с любовью
Виктор Шкловский
Дружеские отношения связывали Е. Полонскую с В. Шкловским давно — еще до его бегства в Финляндию. На квартире Полонской ВЧК устроила засаду на Шкловского; весь этот сюжет вошел в знаменитую «Балладу о беглеце» Полонской. В письмах Полонской из Берлина в 1922–1923 годах Эренбург постоянно называет Шкловского «твой друг». О Шкловском Полонская написала в своих воспоминаниях. Переписка между ними была не регулярной и, скорее, случайной (во всяком случае берлинских писем Шкловского в архиве Полонской не было).
1.
<1949>.
Кажется я Вас надул.
Потом я раскаялся.
Напишите мне по адресу
Москва Лаврушинский пер.,17 кв. 47.
Ждем (Люся[1170] и я) Вашего письма.
Передайте Антонову[1171], что я прочел его рассказы и они мне нравятся, хотя в них есть робость (в расширении и в нерасширении темы).
Завтра уеду.
Вы бабушка[1172]! Я завидую
2.
5 февраля 1964.
Болезнь вывела меня из графика. Получаются неожиданные простои, поэтому я не сразу ответил на Ваше письмо.
У меня вышла толстая книга: называется она «Лев Толстой». Все, что я о ней знаю — это то, что в ней 860 страниц.
Я не могу её прочесть, потому что я её слишком хорошо знаю. Питаюсь слухами от Серафимы Густавовны[1173], она прочла подряд половину книги, а до этого она прочла её шесть раз.
У нас один экземпляр. Книга выйдет, я думаю, 10–15-го.
Вот видите — все про себя.
Сборник из Тарту[1174] я выписал и прочел Елизавету Полонскую.
Кусок хороший, но он зажат. Когда пишешь воспоминания, то не надо их записывать для себя, а надо писать для того, кто не видел вместе с тобой. Тогда получится полнее и интереснее для себя.
В то время Вы ходили в черных перчатках по комнате: это потому, что руки у Вас были красные и потрескавшиеся. Темнота комнаты Миши Слонимского была чрезвычайна, а выбрана была комната не только потому, что Миша и тогда был привлекательным человеком, но и потому, что моя комната была холодновата и надышать её было трудно.
Вы пробили брешь в молчании, которым окружено имя Миши Зощенко.
Но нужно его описать: его темные лапки с темно-желтыми ладонями, его манеру стоять, военную вежливость, девичью обидчивость, прямые ноги, красивые глаза, тихий голос, необыкновенную привлекательность для женщин: я этой привлекательности завидую и сейчас… Вот этот человек искренне желал, как бы Вам сказать, не благообразия, а душевного благоустройства мира и грусть по неустройству мира сделала человека — юмористом.
Люди, живущие правильно, иногда казались ему печальными, бесприютными обезьянами, но люди все для него были занятны, умны.
Великий писатель Михаил Зощенко научил революционное поколение разочаровываться в своем быте, видеть в нем смешное; он любил так будущее и так понимал в прошлом, что быт для него был фарс и Россия в нем прощалась со своим прошлым… Вероятно, то, что я говорю, приблизительно, но я так думаю и хотел бы написать, если время позволит, о Михаиле Зощенко.
Миша Слонимский хороший парень, настоящий писатель, но холод пустого Петербурга ушиб его, и он притворяется стариком.
Мы будем 15 апреля в Ялте. Пускай приедет греться на литфондовском солнце.
Федин у Вас описан хорошо. Но его снежные глаза и некоторая преждевременная умеренность, которая потом стала классикой, должна быть как-то внутренне оценена. Его поиск поздний — сейчас он пишет лучше.
А меня в воспоминаниях Ваших совсем нет и поэтому мне здесь скучно, как будто я попал на дачу без воды.
Кто из наших знакомых внезапно оказался живым (в литературе)? Напишите точно.
Я не знаю, что писать дальше. Поезд формируется, вагоны шляются туда-сюда и тупаются буферами друг о друга.
Состав еще не готов.
Желаю разного счастья. Пишите много. Напишите о Вашем брате и о советском театре того времени.
5 февраля 1964 года.
Пишите смело.
Вот как надо писать
1162
26 июня 1960 г. Полонской исполнилось 70 лет.
1163
Знаменитая кондитерская (б. Норд), в Питере.
1164
М. Шагинян. Ленинградские вечера // Огонек. 1960. № 25 — критическая статья о спектакле ленинградского Пушкинского театра.
1165
Питерский журналист В. Е. Львов, с 1937 года специализировавшийся на физической проблематике, был совершенно одиозной фигурой (в сталинские годы его опусы о «современной физике» и физиках представляли собой не просто разгромные статьи, но по существу доносы, приводившие к арестам ученых, например, чл-кор. АН СССР Я. И. Френкеля). Шагинян, ничего не понимавшая в физике, увлеклась очень спорной, отвергнутой физиками работой астронома проф. Н. А. Козырева о природе времени и популяризировала её (например, в «Литературной газете»). Положительная статья Львова о теории Козырева естественно вызвала у пылкой писательницы очередной взрыв энтузиазма и поток выпадов против профессиональных физиков.
1166
От английского Sex Appeal — сексапильность.
1167
Алексей Иванович Аджубей (1924–1993) — тогда влиятельный главный редактор «Известий»; зять Н. С. Хрущева.
1168
Мовшенсон.
1169
Видимо, первое исполнение произведения чешского композитора Й. Мысливечека, героя документальной книги Шагинян.
1170
Василиса Георгиевна Шкловская-Корди (1890–1977) — первая жена писателя.
1171
Новеллист Сергей Петрович Антонов в то время жил в Ленинграде.
1172
В 1949 г. родился внук Е. Г. — Саша.
1173
Серафима Густавовна Суок (ск. 1982) — вторая жена Шкловского.
1174
«Ученые записки» Тартуского университета за 1963 г. с публикацией воспоминаний Полонской о Зощенко и Федине.
1175
Из стихотворения Е. Полонской «Александру Блоку», открывавшего её первую книгу «Знаменья» (Пб., 1921); приведено с нарушением строфики.