— Поднимай в воздух нашу пташку, — приказал Чан. — Их нужно отловить пока они ещё не поняли, что способны навредить обществу.
Закиров был рад стараться. Патрульный флаер, словно ястреб, сорвался с крыши панельной восьмиэтажки. Вот он несётся, режет небо хищными крыльями, зловеще блестит на солнце. Он почуял добычу. Уже ничто не остановит его…
Карта города Н в экране радара вспыхивала новыми красными точками, словно город подцепил вирус и принялся покрываться сыпью оспы. Зараза психокинетизма… Некоторые красные огни на экране обводились зелёными кольцами — другие патрули обозначали выбранные цели. Малыш тоже ввёл ближайшую цель. Ему не терпелось приступить к выполнению служебных обязанностей.
Говард посадил флаер в двух кварталах от места проявления запретной мозговой активности. Чан Вэй Кун приказал ему взять с собой ручной радар психокинетической активности и любое оружие, которое тот сочтёт нужным. Закиров выбрал парализующее: электропистолет и винтовку с газовыми ампулами. Малыш, как и обычно, взял нунчаки и иглострел, заряженный усыпляющими иглами. И, конечно же, перед вылетом на задание оба ОБООПовца по инструкции обязаны облачаться в легкий бронежилет подрубашечного ношения «Ямайка», в котором так изящно применяются бронеслои ОСМ и ПСП. Да, одну пулю девятимиллиметрового калибра эта майка-ямайка, быть может, и остановит. Но не больше…
Радар привёл их к старому заброшенному зданию — то ли бывшей школе, то ли детскому садику. Чан заглянул в окно и увидел то, что рассчитывал увидеть: группа старшеклассников, в основном девушки. По отрешённым лицам многих сразу понятно, что не в куколки они пришли поиграть в стенах этого ветхого здания. Они были опьянены взрослым байганом. Все, кроме одной девушки. Она недоуменно вертела головой, всматривалась в блаженные лица товарищей. Она оказалась лишней на этом празднике жизни.
— Пульнуть по ним газом парализующим? — с надеждой прошептал на ухо напарнику Говард.
Чан лишь отрицательно покачал головой.
— По мозговой активности тянет на телепата второй степени, — продолжал шептать Говард.
— Ты это уже пять раз по дороге мне сказал, — прошипел в ответ Малыш.
— Мало ли чего, волнуюсь я, она наши мысли читать может… Это ведь та, с рыжими косичками, да?
— Какой ты проницательный… Ещё не может она читать мысли. Вернее, может, но не понимает, что происходит. У неё сейчас в голове такая каша творится, что мама не горюй… Ты меньше говори, а лучше последи за ней…
Говард утвердительно кивнул и выглянул в окно, от которого, собственно, не оставалось ничего, кроме огрызков рамы.
И вправду, рыжекосичкая девушка выглядела такой беспомощной, такой несчастной. Каждый мускул её лица содрогался от боли. Да, именно боли — Говард как-то видел подобное на лице школьного товарища, поскользнувшегося на снегу и поймавшего затылком металлический штырь. Это было в седьмом классе. И последними словами того несчастного паренька стало крепкое ругательство в сторону Говарда, мол, не удержал, нехороший человек, вот я и подыхаю на твоих глазах…
Девушка заметила Закирова. Они пересеклись взглядами. Подобно поднесённым друг к другу оголённым высоковольтным проводам, между ними прошёл разряд. В голове Говарда заиграла депрессивная музыка, нечто похожее на сумбурную смесь песен альбомов «Marrow of the Spirit» и «Ashes Against The Grain» группы Agalloch. Даже нет, не смесь. Скорее, одновременное звучание всех четырнадцати песен, словно четырнадцать колонок играли отдельные треки. Но каждый бой барабанов, каждая затронутая гитарная струна, каждый всхлип вокалиста или обречённый вопль скриммера — всё было отчётливо, всё выделялось, будто бы мозг Говарда разделился на четырнадцать отдельных частей, и каждая часть без проблем слушает свою волну, при этом являясь незаменимой частью целого…
Трудно сказать, специально ли девушка посылала такие сигналы, либо это подсознание Говарда трансформировало её мысленный вопль отчаяния в подобную форму восприятия, ведь если дело касалось грусти, меланхолии, печали — Закиров охотно разделял эти чувства со своим плеером и доносящимися из наушников треками Agalloch.
Мозгу Говарда превратиться в пережаренные гренки не дал Чан Вэй Кун. Лёгкий нажим на спусковой крючок, и несущая моментальный сон игла вонзилась в плечо телепатки. Пока Говард приходил в себя, Чан забрался через окно в комнату, неспешно подошёл к лежащей на грязном полу девушке с рыжими косичками и ужасной болезнью мозга — телепатией второй степени. Никто из школьников даже не подумал прийти на выручку подруге. Да никто бы и не смог, ведь ласковые объятья байганового опьянения так быстро не отпускают, особенно если ты всю жизнь сидел на «Юном бризе», а теперь вдохнул целую дозу «Столыпина»…
— Эпический корень! — рявкнул Говард, глядя на Малыша, несущего девушку на плече, как какой-нибудь свёрнутый ковёр или рубероид. — Она мне мозги чуть не высосала, Чан! А ты мне рассказывал, мол, она навредить неспособна, не понимает, что делает и тому подобную дурь на уши вешал. Чёрт, я не знаю, что и думать…
— Не фантазируй, Закиров, — ответствовал Малыш. — Я сказал, что она не знает ещё, как читать мысли. Про то, что она не способна тебе мозги высушить — я ничего не говорил.
— Так, Чан, мне что-то подсказывает, что ты меня как подсадную утку использовал, — от этой мысли Говард пришёл в ярость. — Эй, ведь так оно и было! Чан! Что за дела?
— Не заморачивайся сильно, — отмахнулся Малыш. — Взяли преступницу без жертв — и хорошо.
— Ты подставил меня! — Говарда трясло от гнева. — Чан, ты редкостный мудило, вот кто ты!
— Я спишу это на пережитый тобой психокинетический удар, Закиров, но не думай, что я всегда так буду делать, — ровно, спокойно, но с металлическим привкусом угрозы отчеканил майор Чан Вэй Кун.
Говард ничего не сказал в ответ.
За смену Закиров и Кун отловили восемь нарушителей. Три телекинета и пять телепатов — все оказались старшеклассниками, прошедшими тест на совершеннолетие и решившими отпраздновать этот факт взрослым байганом. Двое из них оказались психокинетами второй степени, остальные — первой.
Вот так бывает, да. Не успел насладиться жизнью на полную — а тебя уже доблестные ОБООПовцы вяжут по рукам и ногам.
Несмотря на максимально возможное количество патрулей в небе города Н, отреагировать на все сигналы радара не удалось. Некоторые психокинеты попросту разбрелись по домам или ещё куда, когда действие «байгановой аллергии» прекратилось. Они даже не подозревают, что гулять на свободе им осталось считанные дни…
Глава 9
С каждой секундой СССР приближал пассажиров к заветной мечте. К пенсионному пансионату в городе Ялта.
Зиновий смотрел в иллюминатор. Ватные простыни облаков время от времени прорывались; и в эти дыры виднелись каскады крошечных домиков, дорог, полей, рек… С высоты полёта мир казался чистым и простым, лишённым зла и разрухи. Вся эта жизненная суета, все повседневные хлопоты и заботы — всё исчезало в одночасье. Становилось даже странно, как в такой безмятежной простоте природы способно рождаться что-то подобное. Порой стоит поглядеть издалека, чтобы рассмотреть всю картину целиком. А так — одни лишь непонятные мазки и каракули…
В какое-то мгновение Зиновий Сергеевич Градов даже ощутил себя капитаном воздушного судна, покинувшего бренные тяготы прошлого, держащего курс к новым романтическим горизонтам, к месту, в котором слово «надежда» становится чем-то большим, чем простое слово. Зиновий мысленно ухмыльнулся подобному образу. Какой из него, к фигу, капитан? Боцман разве что… В голове крутилось что-то такое, что-то похожее… нет, что-то связанное со сном, но последнее время Зиновий не помнил ни одного сна, будь то байгановый сон, либо обычный. Это что-то ускользало из его прожекторов памяти, как скользкая медуза из рук шаловливого ребёнка. Ну и ладно.
Другое сравнение, которое пришло в голову Градова: он старец, достигший пика мудрости. И вот сейчас, с этой вершины он взирает на всю свою жизнь, на жизнь близких, на Жизнь, как таковую. С вершины великой мудрости всё кажется таким мелким и смешным, таким простым и незначимым. Каждый из нас живёт, утопая в мишуре и серой пыли повседневности, но не каждый возносится над ними, чтобы окинуть взглядом осознания.