В общем, я взял чашку кофе, и с важным видом удалился в свою комнату.  На глаза мне попались компакт-диски. Те самые, которые я взял у Даньки. Я начал их перебирать. Некоторые были подписаны от руки, на них Данька, видимо, сам записывал программы, которые были ему нужны. На некоторых были компьютерные игры. Их я отложил в сторону, чтобы потом запустить и посмотреть.

Внимание мое привлек толстый пластиковый холдер с дисками, который затесался в самую середину стопки. Я открыл змейку, а оттуда, вместо дисков, вдруг выпали листки из записной книжки. Судя по каракулям – это был почерк Даньки. Только в нашем возрасте можно писать таким неразборчивым почерком, который мой папа сравнивал с «рукой терапевта», а мама выражалась просто, но ясно —  «как курица лапой».

Вот это очень интересно! – подумал я. Удивительно, что никто раньше не обнаружил Данькины записи. Я поднял с пола рассыпавшиеся листки, и на самом первом из них прочитал какой-то диалог, записанный Данькиной рукой:

« — Значит, все нереально?

— А что есть реальность, и как определить ее? Весь набор ощущений — зрительных, осязательных, обонятельных — это сигналы рецепторов,

электрический импульс, воспринятый мозгом…»

Хм, где-то я уже слышал это. Но только, где и когда?

Я сложил листки обратно в холдер, и решил позже во всем этом разобраться. В три, как говорила Ванда, на «Большевике» собирается интересная компания. Мне было страшновато туда идти, но поскольку я уже дал обещание Ванде, то отступать было поздно.

Я решил надеть свои синие джинсы и кроссовки. Была у меня мысль взять с собой еще что-то потяжелее. Мало ли какой народ там собирается, вдруг что – дам по башке, чтобы не приставали. Но потом передумал, мне это все равно не поможет, я в этом плане невезучий.

Вот взять такой случай, в прошлом году гуляли мы с приятелем Валеркой недалеко от нашего дома. Тут двое пристали к нам. Я, конечно, не растерялся и врезал, со всего маху, одному из них в ухо. А ему хоть бы что, он повернулся и тут же дал мне в челюсть. В результате – у меня была разбита губа, рассечен подбородок, и, в довершение ко всему, оказалось, что еще и сломан палец. Вот так, скажите теперь – везучий ли я?

В общем, я решил – будь, что будет. Оделся и пошел. Маме не стал говорить куда иду, чтобы не волновалась. Сказал лишь, что вернусь не поздно.

А Ванда-то, молодец, не струсила! Ровно в три, как мы и договаривались, она стояла на троллейбусной остановке, у моста.

— Я думала, ты не придешь, – сказала она, явно довольным голосом.

— Это почему? – насупился я.

— Думала, струсишь. Сейчас мало настоящих мужчин – сильных и смелых!

Мне стало смешно. Ну и народ, эти девчонки! Рассуждает так, словно ей уже лет тридцать! В жизни сама еще толком ничего не видела, а уже оценивает всех вокруг – этот такой, этот не такой.

Вслух, я, конечно, высказываться не стал. Еще обидится! Девчонки они все мнительные и обидчивые, чуть что – сразу в слезы.

— Ладно, уж, идем, – сказал я, снисходительно. – Какой у них там пароль?

— Этого я не знаю. Попробуем пройти так.

Через пять минут мы уже были у искомой двери. Выглядела она, скажу честно, неважнецки. И даже не верилось, что ею кто-то пользовался, настолько она была почерневшая, вся изъеденная ржавчиной.

— Постой, тут где-то была ручка, – сказала Ванда, пытаясь что-то разглядеть в темноте.

Кажется, ей все же удалось найти что-то вроде звонка, потому что через пару минут мы услышали с той стороны двери шарканье, и легкое покашливание.

Дверь по-прежнему была закрыта. Нам не спешили открывать.

— Кого там принесло? – спросил голос.

— Это мы, – выступила вперед Ванда.

— Мы? – переспросил голос. – Вы ошиблись. Всего хорошего!

— От Данилы! – почти выкрикнула Ванда. Что вдруг побудило ее сказать имя Даньки – не знаю. Но это сработало.

Через минуту дверь со скрежетом открылась. На пороге стоял высокий и очень худой белобрысый парнишка с ежиком на голове, в коротких шортах и футболке в сеточку. Он поправил на переносице очки в черной оправе, словно желая нас лучше разглядеть.

— Я Ванда. Меня Данила приводил, – взяла снова в руки инициативу Ванда. Вот, бесстрашная девчонка! Море ей по колено…

— Вижу, – сказал белобрысый. – А это кто?

Я понял, что пора и самому сказать слово.

— Кто у вас тут главный? – напуская на себя небрежный вид, спросил я.

— Главных тут нет! – ответил очкарик.

— Это со мной, — вмешалась Ванда.

Парнишка качнул головой, ладно, мол, проходите. И закрыл за нами дверь.

Мы оказались в полной темноте. С минуту мне кто-то дышал в ухо. Потом зажглась свечка. Оказалось, белобрысый принес ее с собой.

— Идем за мной. Только аккуратно тут, пригибайте голову.

Мы шли какими-то узкими коридорами, больше похожими на туннель. Мне даже пришла в голову мысль, что неплохо было бы поставить метки на поворотах, какие-нибудь крестики мелом. Вдруг, обратно придется выбираться самим? Ни за что отсюда сам не выйдешь.

Наш проводник шагал вперед уверенными, широкими шагами, было хорошо заметно, что дорогу он знает прекрасно, и что свечу он взял не для себя, а скорее для нас – чтобы головы себе не разбили о нависающие трубы.

Я так и не понял, что это за помещение. Первая мысль была, что это старый коллектор – поскольку внизу пролегали толстые чугунные канализационные трубы. Стены были немного влажные – видимо сверху сюда просачивалась вода. Сбоку вдоль стен тянулись кабели, скорее всего, высоковольтные – в толстой оплетке. Наши шаги создавали эхо, которое убегало вперед, и слышалось где-то в конце коридора.

Наконец, мы вышли в какой-то бетонный бункер, где было уже много света. Здесь находилась куча всякой мебели, словно, притащенная сюда со всех городских помоек: покосившиеся шкафы, продавленные кресла без ножек, колченогие тумбы и даже, невесть откуда взявшаяся здесь, настоящая барная стойка.

Среди всего этого барахла я не сразу разглядел обитателей этого «Острова погибших кораблей». Впрочем, их было немного.

На нас не сразу обратили внимание.

— Посидите пока вон там, — наш проводник махнул рукой в угол за шкафом, где виднелась деревянная, видавшая виды, четырехкресельная секция, какими обычно обставляют деревенские клубы отдыха.

— Это Немец, — шепнула мне Ванда, как только мы сели.

— Вот этот, с «ежиком»? – переспросил я.

— Ага, он.

— Почему такое странное имя?

— Немец, потому что! – Ванда пожала плечами так, будто я задал глупый вопрос.

Только сейчас я обратил внимание, что парнишка, действительно, выделялся своей внешностью, не очень напоминавшей славянскую – вытянутое лицо с впалыми щеками, острый взгляд ярко-голубых глаз из-под бесцветных бровей и маленький сдвоенный подбородок. Впрочем, не он один тут был такой оригинал.

— Вот этот, у барной стойки, Рамзес – Данька с ним хорошо знаком, – снова зашептала Ванда. – Он здесь живет сам, и приехал сюда один. Кажется, его родители погибли на войне в Грузии.

— Рамзес – это настоящее имя? – с сомнением спросил я.

— Ну, да. Он ведь грузин! – уверенно сказала Ванда.

Что-то я раньше не слыхал, чтобы у грузинов были такие имена. Кажется, Рамзесом звали египетского фараона, сына Бога Солнца, впрочем, может, я что-то и напутал.

— А кто вот этот, с косичками? На шамана очень похож…

Я кивнул  на сидящего в стороне парня в странной бедуинской хламиде. На голове было не меньше сотни косичек. Он сидел неподвижно, скрестив ноги, и склонив голову. Не понятно было, то ли он слушал остальных, то ли медитировал.

— Это Леший. Так его тут зовут. Знаю о нем немного – Даня говорил, что он барабанщик, играет в известной рок-группе. Кстати, ты угадал, он, действительно, шаман. Его дедушка долгое время жил в одном африканском племени, а когда приехал, научил Лешку колдовать. Не знаю, правда это или нет. Он так сам рассказывал.

— Значит, тут все имеют какой-то дар?