словию границ и не притязая на внешность дворянина.

Равно и вся его осанка, мужественная и прямая, хотя и го-

ворила о полном пренебрежении опасностью, однако не

позволяла причислить его к бандитам и бретерам его века,

в чей разряд несправедливо зачисляли Генри-кузнеца

многие его сограждане, утверждавшие, что на бесчислен-

ные драки его толкал буйный и задиристый нрав, подкре-

пленный будто бы сознанием своей незаурядной физиче-

ской силы и верой в свое оружие. Напротив, каждая его

черта выдавала в нем человека простосердечного и доб-

рого, который сам ни на кого не замышляет зла и не ждет

обиды от других.

Нарядившись в лучшие свои одежды, честный Смит

спрятал на груди у самого сердца (затрепетавшего при этом

прикосновении) небольшую вещицу, которую давно при-

пас в подарок Кэтрин Гловер: теперь, когда девица назовет

его своим Валентином, он будет вправе преподнести ей

свой дар, а она – принять его от друга, не погрешив против

девичьей скромности. Это был выточенный в виде сердца

рубин, пронзенный золотой стрелой и вложенный в коше-

лечек из стальных колец превосходной работы – хоть на

королевскую кольчугу! По ободку кошелька были выгра-

вированы слова:

В грудь вошла Любви стрела –

Кольчуга сердца не спасла.

Оружейник немало поломал голову над этой эмблемой

и очень был доволен своим трехстишием, которое таило

мысль, что он своим искусством может защитить любое

сердце, но собственного не уберег. Он запахнул плащ на

груди и быстро зашагал по улицам, еще безмолвным, ре-

шив явиться под указанное окно незадолго до рассвета.

С таким намерением шел он по Хай-стрит и, чтобы

выйти на Кэрфью-стрит, свернул в проход, где сейчас храм

святого Иоанна, когда, посмотрев на небо, подумал, что,

пожалуй, прибудет на целый час раньше времени и что

лучше явиться на место свидания ближе к назначенному

сроку. Вокруг дома пертской красавицы будут, верно,

стоять на страже и другие искатели, и, зная свою слабую

струну, Генри понимал, как легко может там завязаться

ссора. «Мне дает преимущество, – размышлял он, – дружба

старого Саймона. К чему же стану я марать руки в крови

несчастных, на которых мне и смотреть-то не стоит, коль

скоро им не выпала такая удача, как мне! Нет, нет, на этот

раз я буду благоразумен и уклонюсь от соблазна вступить в

драку. На ссору со мною моим соперникам остается ровно

столько времени, сколько надо, чтобы я просвистел и

старый Саймон отозвался на свист. Хотел бы я только

знать, как отец заставит Кэтрин подойти к окну. Боюсь,

если она разгадает его цель, он не легко добьется своего».

Прислушиваясь к своим тревожным мыслям, оружей-

ник замедлил шаг и все чаще, поглядывая на восток, об-

водил взором небо, но в нем не было приметно даже легкой

серой тени, предвестницы хотя бы далекой зари, которая в

то утро, как мнилось нетерпеливому оружейнику, запаз-

дывала против обычного и медлила занять восточную

бойницу. Тихим шагом прошел он под стеной церкви свя-

той Анны (не преминув, едва лишь ступил на освященную

землю, перекреститься и сказать про себя «Ave»16, когда из

часовни до него донесся голос:

– Мешкает тот, кому надо спешить.

– Кто говорит? – сказал, озираясь, оружейник, удив-

ленный этим обращением, неожиданным и по тону и по

смыслу.

– Мало ли кто, – ответил тот же голос. – Спеши явиться,

или ты явишься поздно. Не трать даром слов, торопись.

– Святой ты или грешник, ангел или дьявол, – сказал

Генри, осеняя себя крестом, – твой совет касается того, что

мне всего дороже в мире, и я не могу пренебречь им. Во

имя святого Валентина, бегу!

С этими словами он сменил свою медлительную по-

ступь на такую быструю, что мало кто мог бы идти с ним

вровень, и вмиг оказался на Кэрфью-стрит. Не прошел он и

трех шагов по направлению к дому Саймона Гловера,

стоявшему на середине узкой улицы, как из-за соседних

домов выступили два человека и, словно сговорившись,

16 «Радуйся (Мария)…» (лат.) – католическая молитва.

подошли, преграждая ему путь. Тусклый свет позволил

только различить, что на обоих были пледы горцев.

– Прочь с дороги, катераны! – крикнул оружейник

грозным, гулким голосом, соответствовавшим его широкой

груди.

Те не ответили – или Смит не расслышал. Но он увидел,

что они обнажили мечи, собираясь остановить его силой.

Заподозрив, что здесь кроется что-то недоброе, хоть и не-

вдомек ему было, что именно, Генри решил проложить

себе дорогу, сколько бы ни вышло на него врагов, и за-

щитить свою даму или умереть у ее ног. Он перекинул

плащ через левую руку – взамен щита – и двинулся быстро

и твердо на тех двоих. Стоявший ближе сделал выпад, но

Генри Смит, отразив удар плащом, левой рукой хватил

противника по лицу и одновременно подставил ему ногу,

так что тот, споткнувшись, растянулся на мостовой. Почти

в то же мгновение он нанес ножом такой жестокий удар

другому, налетевшему справа, что тот остался распро-

стертый рядом со своим соратником. Оружейник между

тем бросился вперед, охваченный тревогой, вполне осно-

вательной, коль скоро двое незнакомцев стояли среди

улицы на страже, да еще позволили себе прибегнуть к на-

силию. Он уловил подавленный стон, услышал суматоху

под окнами Гловера – под теми окнами, в одно из которых

его должна была окликнуть Кэтрин, назвав своим Вален-

тином.

Он перешел улицу, чтобы с той стороны вернее опре-

делить число противников и разгадать их умысел. Но один

из ватаги, собравшейся под окном, заметил или услышал

кузнеца и тоже перешел на другую сторону. Приняв его,

очевидно, за своего, поставленного на страже, он шепотом

спросил:

– Что там был за шум, Кеннет? Почему ты не дал нам

сигнала?

– Негодяй! – вскричал Генри. – Ты разоблачил себя, и

ты умрешь!

И он хватил незнакомца клинком с такою силой, что,

наверно, исполнил бы свою угрозу, когда бы тот не поднял

руки и не принял на нее удар, нацеленный в голову. Рана,

как видно, была жестокая, потому что человек зашатался и

упал, глухо застонав. Не уделяя ему больше внимания,

Генри Смит ринулся вперед, на ватагу молодцов, при-

ставлявших лестницу к окну светелки под крышей. Генри

не остановился, чтобы сосчитать, сколько их там, или

проверить, что они затевают. Прокричав призыв к тревоге и

подав сигнал, по которому горожане привыкли являться на

сбор, он устремился на полуночников, один из которых уже

взбирался по лестнице. Кузнец рванул за ступеньку,

сбросил лестницу па мостовую и, наступив на тело чело-

века, залезшего было на нее, не давал ему встать на ноги.

Его сообщники рьяно наскакивали на Генри, стараясь ос-

вободить приятеля. Но кольчуга сослужила свою службу

кузнецу, и он с лихвой отплачивал нападавшим за каждый

удар, громко при этом взывая:

– На помощь! На помощь! Сент-Джонстон в опасно-

сти!. За клинки и луки, храбрые сограждане! За луки и

клинки!. Ломятся в наши дома под покровом ночи!

Эти слова, гулко разносившиеся по улицам, сопрово-

ждались частыми и крепкими ударами, которые оружейник

щедро и отнюдь не впустую раздавал вокруг. Между тем

обитатели Кэрфью-стрит, разбуженные, высыпали на

улицу в ночных рубахах и с мечами, щитами, а иные и с

факелами в руках. Нападавшие обратились в бегство – и