Тот факт, что Абелю и его подчиненным было поручено завербовать сержанта американской армии, брат которого предположительно имел доступ к информации об атомных разработках США, сыграл большую роль в признании его виновным. Однако в этом случае КГБ пошел по ложному следу. Родс представил русским историю, в которой правда и вымысел были смешаны. У него не было брата, работавшего на атомной станции, а когда Абель и Хейханен отправились искать его, он находился не в Нью-Джерси, а в Аризоне. Позднее его отправили в Форт-Монмаут в Нью-Джерси.

Родс получал от русских значительные суммы денег, находясь в Москве, и, очевидно, многое преувеличил, чтобы выглядеть более значимым. КГБ в этом случае попал на крючок.

После того как Хейханен рассказал обвинению о пяти годах, в течение которых он был правой рукой Абеля, Донован попытался лишить его свидетельства законной силы. Перед началом заседаний он воспользовался правом адвоката изучать свидетелей обвинения в серьезных делах и попросил устроить ему встречу с Хейханеном. Во время встречи Хейханен был неразговорчив, но Донован, у которого был карандаш, набросал его портрет по дороге домой. Этот рисунок он передал частному детективу, которому удалось выследить Хейханена в Ньюарке и собрать о нем немного информации. То, что он смог узнать, показало, что Абель не без оснований не доверял своему подчиненному.

Донован подверг сомнению характер Хейханена и его соответствие работе разведчика. Он также указал на основное противоречие в показаниях Хейханена. На суде тот заявил, что занимался шпионажем в пользу СССР в течение пяти лет. Но в заявлении, которое он сделал ФБР сразу после своего дезертирства, сказал: «Я жил и работал в Финляндии с 1949 до 1952 года. Там я получил свой американский паспорт и в октябре 1952 года приехал в Соединенные Штаты. Я не занимался разведывательной деятельностью и не получал секретной информации ни во время моей жизни в Финляндии, ни во время пребывания в США». Это расхождение так и не было выяснено, и Хейханена не судили за участие в шпионаже. После суда Хейханен исчез. Зимой 1961 года он выступил в телепрограмме в Нью-Йорке. Есть сведения, что он до сих пор работает на правительство.

Донован заключил, что затруднительное положение Хейханена вызвано тем, что он оказался меж двух огней, его преследуют и СССР, и США, а его «единственной надеждой на милосердие стало не только вовлечение как можно большего числа людей в свои преступные действия, но и необходимость представить имеющуюся у него информацию более ценной, чем она есть на самом деле».

После сенсационного выступления Хейханена суд, казалось, почти закончился. Сержант Родс признал, что во время работы в Москве он предоставил русским «частично правдивую, частично ложную информацию». Донован осудил Родса, сказав, что он стал «первым солдатом в истории Америки, который признался, что продавал свою страну за деньги». Во время суда Родс сидел ухмыляясь, как будто он был очень доволен тем, что сделал. Его поведение вызвало удивление наблюдателей, которые интересовались тем, как он смог стать мастер-сержантом. Родса признали виновным 21 февраля 1958 года, разжаловали и приговорили к пяти годам общественных работ. Обвинение также опросило двух агентов ФБР, рассказавших о наблюдении, которое в течение нескольких месяцев велось за Абелем, о его аресте, о том, что было найдено у него в номере и студии.

Ближе к окончанию процесса защита попросила у суда разрешения зачитать несколько писем, обнаруженных на микропленках в номере Абеля. Именно благодаря письмам своей жены и дочери он впервые на этом процессе предстал в роли обычного человека. Его считали супершпионом, который менял имена как перчатки. И было трудно представить Абеля просто человеком, у которого есть семья и дом.

Его жена интересовалась здоровьем и безопасностью, а дочь, которой в то время было двадцать пять лет, рассказывала о своем замужестве и новой работе, она выражала всю свою любовь к отцу, говоря, что ее муж не идет с ним ни в какое сравнение. Было странно узнать, что советский резидент в США получал письма от жены, в которых она интересовалась его здоровьем и рассказывала об их собаке. Это было так же необычно, как если бы стало известно, что какой-нибудь маньяк на досуге коллекционировал бабочек. Письма, прочитанные в суде, воспринимались еще более трогательно, потому что было ясно, что Абель не скоро увидит своих близких. Присяжные говорили, что чувства отражались на лице Абеля только тогда, когда читали эти письма.

Из писем, кроме того, стало известно, что советский агент ездил к себе на родину в 1955 году, а в 1956 вернулся в США. Он вылетел в Москву 10 июня 1955 года через Париж и Австрию.

Дочь Эвелина писала 29 февраля 1956 года:

«Прошло уже почти три месяца с тех пор, как ты уехал. Это время, конечно, нельзя сравнить с вечностью, но все равно это очень долго, тем более, что у меня много новостей. Во-первых, я собираюсь выйти замуж. Пожалуйста, не удивляйся, я и сама очень удивлена. Но это все же факт. Мой будущий муж, кажется, неплохой человек. Ему тридцать четыре года, он радиоинженер. Маме он очень нравится. Мы встретились на дне рождения у одного из друзей. Наша свадьба состоится 25 февраля. Надеюсь, что он тебе понравится. Думаю, что у вас будет много общих тем для разговора.

Во-вторых, мы получаем новую двухкомнатную квартиру. Это, в принципе, не то, что нам нужно, но все-таки это будет наша квартира и она гораздо лучше той, в которой мы живем сейчас. В-третьих, я нашла работу. Я стала инженером-референтом в авиационной промышленности, так что я теперь стала еще ближе к тебе. (Здесь, видимо, Эвелина намекает на способности отца в электронике). Работа кажется вполне приличной. Мне обещали хорошую зарплату, а мой будущий начальник очень вежливый и умный человек. Я уже работала у них и получила достаточно много. Мой будущий муж и я увлекаемся фотографией, особенно цветной.

У него фотоаппарат „Олимпия“, и мы обожаем возиться с ним. Мы получили оба твоих письма и ключ от чемодана, хотя сам он до сих пор не дошел. Наш друг детства передает тебе привет и наилучшие пожелания. Вот и все наши новости.

Твоя Эвелина».

Еще в одном письме Эвелина поздравляла отца с днем рождения. Вместе с тем она жалуется, что ее брак не очень удачен.

«Дорогой папа, поздравляю с днем рождения. Папочка, я так по тебе скучаю. Ты даже не можешь представить себе, как ты мне нужен. Я уже четыре месяца замужем, но мне это время кажется вечностью, настолько скучно иногда бывает. В общем он хороший человек, но он не ты. Я работаю. Мои шеф… немного похож на тебя, но он не настолько эрудирован. Хотя очень умен. Я тороплюсь, потому что должна идти на работу.

Твоя Эвелина».

Об этом же Эвелина пишет и в третьем, и в четвертом письмах, говоря о том, что она не удовлетворена своим мужем, потому что он не похож на отца.

«Дорогой папа!

Нам очень понравились твои подарки. Мы высадили уцелевшие гиацинты, и сейчас три из них уже прижились. Ты просишь подробнее рассказать о моем муже. Попробую сделать это как можно лучше. Он невысок, довольно красив, у него зеленые глаза. Он весел, любит поговорить о машинах или о футболе. Он инженер, способный, но ленивый… Ты спрашиваешь, счастлива ли я с ним. Как сказал один из наших поэтов, в жизни нет счастья, есть лишь покой и свобода.

Единственное, что меня беспокоит, это то, что я иногда считаю его скучным. Теперь о его родственниках. Они просто ужасны. Как бы я хотела, чтобы ты был с нами. Все тогда было бы гораздо легче. Я очень по тебе скучаю. Сначала я думала, что муж сможет заменить тебя, но сейчас я понимаю, что ошибалась. Теперь о работе. Мне она нравится. У меня замечательный шеф. Он очень умен, талантлив, терпелив и привлекателен. Мы проводим много времени вместе, разговаривая о разных вещах. Ему сорок четыре года, он не женат, несчастен. Если бы ты мог встретиться и поговорить с ним. Я здорова.