Как вели себя городские власти? По свидетельству Жоры Тамразяна, члена горкома, первый секретарь Муслим-заде сказал: «Я не понимал, что я делаю, куда иду, но я взял флаг в руки и пошел, а бандиты за мной. Только тогда, когда я увидел, как сжигают машину, я понял, что поступаю неправильно, иду не по линии партии. До того не понимал, что делаю».
Как вели себя рядовые армяне и азербайджанцы, жители Сумгаита?
Свидетельствует Армен Григорян: «В ночь с 26 на 27 февраля, когда начались погромы азербайджанцев Карабаха на армян, живущих в Сумгаите, я находился на заводе на дежурстве. Об этом несчастье мне сообщил мой сосед по дому — азербайджанец Закир, который приехал ко мне на работу…».
Жора Тамразян: «27 февраля — день рождения двоюродного брата моей жены. Наши пошли его поздравить, я не пошел. Потом вижу — на улице толпа 500–600 человек с криками. Вышел на балкон. Наверху один азербайджанец живет, он говорит: «Жора, иди к нам. Вдруг и тебя придут убивать». Говорю: «Нет», быстро выбежал, сел в такси, поехал к семье. Что еще сказать? До резни у нас с азербайджанцами были очень хорошие отношения. Я никак не мог предвидеть, что такое может случиться. Я даже породнился с ними: «кирвой» у них был, кумом то есть, это когда по мусульманскому обычаю маленького мальчика обрезают… Жили дружно, как одна семья. Мы сами не понимаем, как всё это могло произойти. Многие азербайджанцы сами говорят: ненавидим этих убийц, лучше б они не жили в этом мире».
Итак, место выбрано: в городе с трущобными «нахалстроями» и двадцатью тысячами бывших уголовников бездействовала не только милиция, со времен министра Щелокова лишенная и оружия, и дубинок, но и партийные власти. Сменивший Муслим-заде на посту первого секретаря горкома 3. Гаджиев в те дни рассуждал:
«Кто должен был в первую очередь защитить своих граждан? Город! Его власти! Его партийное ядро! Но для этого нужно было принять мужественное решение. В первую очередь обратиться к рабочим. В общежития, на предприятия. Но в том-то и дело, что руководство просто утратило родство с самим городом. Именно поэтому даже нормальной оперативной информации в штабе партийной организации не было, и он оказался неподготовленным и беспомощным. А ведь в городе только депутатов Советов три сотни, членов горкома и ревизионной комиссии — более ста. А сколько еще мощных парткомов? Членов горкома комсомола? Оторваны они были от народа, забыли про его силу, силу рабочего класса…».
Итак, план сумгаитских погромов, включая суточное опоздание внутренних войск, изготовление и развозку по городу железных прутьев, был осуществлен с ювелирной точностью. В Степанакерте уже на следующий день устанавливается отлитый заранее памятник «жертвам сумгаитского геноцида».
Стихов, правда, ни Сильва Капутикян, ни другие поэты сочинить не успели, поэтому проармянская печать публиковала в те дни оправданно гневные и сочувственные строки В. Немировича-Данченко из 1915 года:
3 марта 1988 года на сумгаитском кладбище хоронили погибших: 26 армян и 6 азербайджанцев. На зачинщиков погромов было заведено 19 уголовных дел, арестовано было почти сто человек. Обвинения в убийствах официально предъявлены уголовникам — не только азербайджанцам, но и лезгинам, русскому, армянам, один из которых — Григорян орудовал в тот страшный день под кличкой Паша.
Через год, к концу февраля 1989 года, по сведениям коменданта Особого района Еревана генерал-лейтенанта Ю. Кузнецова, число жертв столкновений «на национальной основе» составит 83 человека, среди них — 48 азербайджанцев, 32 армянина и 3 представителя других национальностей.
Но в то несчастное утро 27 февраля 1988 года, «жители городов и сел Азербайджана, — по признанию писателя Максуда Ибрагимбекова, — узнали о себе, что они кровожадные убийцы и насильники».
Действительно, все радиостанции мира заговорили о том, как «обезумевшие от запаха крови орды азербайджанцев убивают армян». Наиболее употребительными словами стали геноцид и резня.
Грянувшие, казалось, как гром среди ясного неба сумгаитские погромы, естественно, неожиданными были не для всех. Запланированную кровь запечатлели кино и видеокамеры людей, прибывших в Сумгаит за день до начала событий. Фильм был показан во всех странах Европы и Америки, где имеются армянские колонии, во всех, кроме Советского Союза.
Почему?
Максуд Ибрагимбеков, увидевший фильм в Швеции, рассказывает:
«Умопомрачительный изобразительный ряд дополняется звуковым, ужасающим воображение не менее сильно. Так один из героев фильма описал с экрана обалдевшим шведам сцену убийства своего друга Миши и его жены, очевидцем которой он, разумеется, был. После того, как Мише с женой отрубили головы, тридцать азербайджанцев набросились на их юную дочь. По очереди изнасиловав ее, они разрубили ее на мелкие куски, развели в мангале огонь, приготовили и с аппетитом съели шашлык из человечины. Вы не представляете, что нам приходится терпеть от этих зверей! — сказал в заключение очевидец Габриэлян».
Этот фильм, надо полагать, стал оправдательным документом националистического мятежа, развязанного в Карабахе. Продолжением агрессивного национализма балаяновского «Очага»: азербайджанцы — не только кочевники-мусульмане, турки, но и людоеды, а потому справедливо их убивать, изгоняя из Нагорного Карабаха и вообще из Закавказья.
Один из лидеров осенних митингов 1989 года в Баку токарь Неймат Панахов, отвечая на вопрос корреспондентов «Известий» по поводу сумгаитской трагедии, эти акценты расставил верно:
«Про Сумгаит скажу так: это позор и боль азербайджанского народа. Но нельзя молчать и о другом — сумгаитская трагедия стала почвой и для разжигания антиазербайджанских страстей. Нас пытаются выставить продолжателями геноцида 1915 года. Реанимировать страх и ненависть. Зачем? Чтобы взрастить на них новые поколения?».
О том, что это предположение правомерно, свидетельствует турецкий телеобозреватель Мехмет Али Биранд, побывавший в Ереване в январе 1991 года:
«Для армян в Армении нет никакой разницы между турками и азери. Их ставят в один ряд. Как считают армяне, в 1915 году их истребляли турки, а теперь — азербайджанцы. Каждый человек, принадлежащий к тюркским народам, будет вызывать у них сомнение, ненависть, ярость».
Такая национальная психология — прежде всего результат созданной еще в начале века и особенно в годы гражданской войны картины армяно-мусульманских столкновений в европейской и мировой прессе. Газета «Азербайджан» в номере от 8 декабря 1918 года отмечала:
«В то время, как азербайджанские тюрки, да и все кавказские мусульмане пострадали в десятки и даже сотни раз больше, чем другие народы, живущие на Кавказе в период безвластия и анархии, до сих пор еще большинство кавказской прессы продолжает травлю против тех; травлю, принявшую планомерный систематический характер; травлю, в создании коей удивительное и трогательное единодушие высказывают все элементы: от кадетов до большевиков и от дашнаков до социалистов включительно. У последних классовые вопросы даже отойдены на задний план, и сейчас борьба идет уже с азербайджанскими тюрками, а не с отдельными классами, и не на социальной, а на национальной, даже религиозной почве».
Замечался ли этот перекос и шумиха на всю Европу против «реакционных» мусульман и в пользу их недоброжелателей, обивавших пороги великих мира сего?