АЛЬФРЕДО (спокойно). Я отнес оба револьвера к оружейнику в чистку. Вы сами велели.

ДОМЕНИКО. О боже, сколько лишнего я наговорил здесь... И сколько меня вынудили сказать... Но теперь все кончено, увидите! Теперь я все понял... (Филумене.) Убирайся прочь... и, если ты не уберешься на своих собственных ногах... тебя вынесут отсюда ногами вперед! Никакой закон, никакой бог не помешает в этом Доменико Сориано! Я разделаюсь с вами со всеми! Я всех вас упрячу за решетку! Денег у меня хватит — лопну, но добьюсь своего! Ты еще забегаешь у меня! Будешь танцевать под мою дудку! Я уничтожу тебя, Филуме, я раздавлю тебя! Я всем скажу, кем ты была и откуда я тебя взял. Пусть кто-нибудь тогда осудит меня.

ФИЛУМЕНА (его слова не производят на нее никакого впечатления, она уверена в себе). Кончил? Хочешь еще что-нибудь добавить?

ДОМЕНИКО (достаточно ему услышать голос этой женщины, как он сразу выходит из себя; резко). Замолчи! Я не хочу тебя слушать!

ФИЛУМЕНА. Дай мне высказать все, и я никогда не взгляну на тебя больше, и ты не услышишь моего голоса.

ДОМЕНИКО (с презрением). Продажная тварь! Ты была проституткой, ею и осталась!

ФИЛУМЕНА. Зачем ты так говоришь? Что в этом нового? Разве всем не известно, кем я была и где находилась? Однако ты же ко мне туда приходил... Ты и многие другие! И я к тебе относилась, как к другим. А почему я должна была относиться к тебе иначе? Разве все мужчины не одинаковы? Сейчас я расплачиваюсь за то, что сделала, сама во всем виновата. Но я — твоя жена и не сойду с этого места, пусть даже за мной придут карабинеры!

ДОМЕНИКО. Жена? Чья жена? Филуме, какую чепуху ты мелешь? За кого ты вышла замуж?

ФИЛУМЕНА (холодно). За тебя!

ДОМЕНИКО. Ты сошла с ума! Обман налицо. У меня есть свидетели. (Указывает на Альфредо и Розалию.)

РОЗАЛИЯ (поспешно). Я ничего не знаю... (Не хочет вмешиваться в такое серьезное дело.). Я видела только, что донна Филумена легла в постель, ей стало плохо, и у нее началась агония. Она ничего мне не объяснила, и я ничего не могла понять.

ДОМЕНИКО (к Альфредо). Тебе тоже ничего не известно? И ты не знал, что ее агония была только притворством?

АЛЬФРЕДО. Дон Думми, ради Мадонны! Донна Филумена ненавидит меня. Разве она мне что-нибудь доверит?

РОЗАЛИЯ (к Доменико). А священник?.. Кто мне сказал, чтобы я позвала священника? Не вы ли?..

ДОМЕНИКО. Потому что она... (показывает на Филумену) просила позвать священника. И я хотел исполнить ее последнюю волю.

ФИЛУМЕНА. Потому что ты и в самом деле вообразил, что я отправляюсь на тот свет. Ты не мог опомниться от радости, что снесешь меня в могилу.

ДОМЕНИКО (презрительно). Разбойница! Когда падре после исповеди сказал мне: «Бедная женщина доживает последние минуты. Обвенчайтесь с ней. Это ее последняя просьба, узаконьте вашу связь с благословения господа», — я ответил...

ФИЛУМЕНА (продолжает за него). «...Что мне терять? Она при смерти. Через каких-нибудь несколько часов все кончится, и я снесу ее в могилу». (С насмешкой.) Тебе стало плохо, дон Доменико, когда, едва падре вышел, я спрыгнула с кровати и объявила: «Поздравляю, дон Думми, мы теперь муж и жена!»

РОЗАЛИЯ. Я чуть не упала при этих словах! Смех стал душить меня. (Смеется.) Боже милостивый, как тебе удалось так изобразить болезнь?

АЛЬФРЕДО. И даже агонию.

ДОМЕНИКО. А ну-ка, помолчите оба, иначе живо узнаете, что такое агония! (Исключая любое проявление слабости со своей стороны.) Нет, не может быть, это невозможно! (Вдруг вспоминает, что есть человек, который несет ответственность за обман.) А доктор? Он ведь врач... чему его учили? Какой же он доктор? Не разглядел, что эта женщина совершенно здорова? Как же он не заметил, что его дурачат?

АЛЬФРЕДО. Ошибки бывают со всяким.

ДОМЕНИКО (с презрением). Придержи язык, Альфре. Доктора подкупили. Он поплатится за все! Это так же верно, как то, что есть бог на свете! Доктору было известно, что она здорова, — он не мог так ошибиться! (Филумене, зло.) Доктору позолотили ручку, не правда ли? Сколько ты ему заплатила?

ФИЛУМЕНА (с отвращением). Как это на тебя похоже: деньги! За деньги ты покупал все, что хотел! Ты и меня купил за деньги! Твои дела шли хорошо, и ты удовлетворял все свои прихоти. Недаром же тебя называли «дон Мими Сориано». У тебя были модные портные, лучшие ателье. Твои лошади бегали на скачках... ты заставлял их бегать. Но Филумена Мартурано заставила бегать тебя самого. И ты бегал, сам того не замечая... Ты еще побегаешь у меня, высунув язык! И поймешь, как живется честным людям! Доктор ничего не знал. Даже он поверил. А как же могло быть иначе? У любой женщины, прожившей с тобой двадцать пять лет, начнется агония. Я была твоей служанкой! (Розалии и Альфредо.) Я была его рабой все двадцать пять лет, вы это видели. Когда он уезжал развлечься — Лондон, Париж, скачки, — я оставалась сторожем... Я бегала с фабрики в Фурчелла на фабрику в Верджини, из магазина на Толедо в магазин на улицу Фория. (К Доменико.) Если бы не я, твои служащие давно бы раздели тебя. (Подражая лживому тону Доменико.) «Что бы я делал без тебя... Какая ты женщина, Филуме!» Я вела твои дела лучше, чем твоя жена. Я мыла тебе ноги, и не теперь, когда я старуха, а когда была молодой. Но я никогда не чувствовала, что ты меня ценишь, что ты мне благодарен. Никогда! Всю жизнь я была твоей служанкой. В любое время ты мог выставить меня за дверь!

ДОМЕНИКО. Служанкой? Как бы не так... Ты всегда забывала свое настоящее положение в доме... Вечно злая, всегда с гримасой на лице... Всегда с одной мыслью: «Разве я не права? Я что-нибудь плохо сделала?» Хотя бы раз я увидел слезы в твоих глазах! Никогда! Сколько лет мы живем вместе, и я еще никогда не видел, как ты плачешь!

ФИЛУМЕНА. Ты хотел, чтобы я проливала слезы из-за тебя? Ты не стоишь этого!

ДОМЕНИКО. Я никогда не знал с тобой покоя. Что это за женщина — не плачет, не ест, не спит. Я никогда не видел тебя спящей. Грешная душа у тебя, вот что!

ФИЛУМЕНА. Когда же это у тебя было желание увидеть, как я сплю? Ты давно забыл дорогу домой. Сколько праздников, сколько рождественских ночей я провела одна, как бездомная собака! Да знаешь ли ты, когда плачут? Слезы появляются, когда любишь, а тебе не отвечают тем же. А Филумена Мартурано не знала, что такое любовь... Когда видишь только плохое, незачем проливать слезы. Да, Филумена Мартурано не имела еще удовольствия плакать! С ней всегда обращались, как с самой последней шлюхой! (Обращается только к Розалии и Альфредо — единственным свидетелям этой святой правды.) Сейчас незачем вспоминать твою молодость, Доменико. Ты был тогда красив и богат. А теперь? Тебе ведь пятьдесят два года! А ты до сих пор приносишь носовые платки, выпачканные губной помадой. Меня тошнит от всего этого... (Розалии.) Где они?

РОЗАЛИЯ. Хранятся у меня.

ФИЛУМЕНА. Ни разу ты не подумал: «Может быть, лучше их спрятать... вдруг она заметит?» Куда там, какая тут осторожность! Пускай смотрит! А кто она такая? Какие у нее права на тебя? Доменико, ты глупеешь при виде этой...

ДОМЕНИКО (как застигнутый врасплох, в бешенстве). При виде кого?.. Кого?..

ФИЛУМЕНА (гнев Доменико не вызывает в ней никаких признаков страха). ...отвратной девки. Кто тебе поверит, что ты не понял? Ты не умеешь как следует лгать, и это твой недостаток. Пятидесятидвухлетний старик связывается с двадцатидвухлетней девчонкой и даже не стыдится этого. Привел ее в дом под видом медицинской сестры... Думал, что я вправду умираю... (Словно рассказывая о невероятных вещах.) А до того, как пришел священник, час тому назад, думая, что я отдаю богу душу и ничего не вижу, обнимался и целовался с ней у моей постели... (С нескрываемым чувством отвращения.) Мадонна!.. Как мне противно! А будь я в самом деле при смерти, ты вел бы себя так же? Ну конечно, я ведь умирала, а здесь накрыли стол (показывает на Доменико) для него и этой дохлой! девки...

ДОМЕНИКО. Ну и что же? Если ты умираешь, я должен перестать есть? Мне тоже прикажешь умирать?