ТЕРЕЗИНА. Что ж, по-вашему, я должна признать, что здесь испорчено?

МИКЕЛЕ. Добрый вечер, мама!

РИККАРДО. Добрый вечер, поздравляю!

УМБЕРТО. Поздравляю, добрый вечер!

ФИЛУМЕНА (удивленно). Вы уже здесь? Добрый вечер. (Терезине, упрямо.) Знаешь, почему ты испортила? Когда ты кроила мне, ты выкроила и на платье своей дочке...

ТЕРЕЗИНА. Да что вы!

ФИЛУМЕНА. Это не в первый раз... Я видела твою девочку в новом платье из моего материала...

ТЕРЕЗИНА. Если это правда, пусть я умру от холеры! (Извиняющимся тоном.) Конечно, если остается...

Филумена с упреком смотрит на Терезину.

Но чтобы в ущерб клиентке? Никогда! Совести не хватит так поступать!

РОЗАЛИЯ (восхищенно). Донна Филуме, вы — сама красота! Прямо под венец!

ТЕРЕЗИНА (облегченно). Какое же платье вам еще надо?

ФИЛУМЕНА (побледнев). Не надо было воровать материал, понимаешь?

ТЕРЕЗИНА (несколько обиженно). Зачем такие слова? Вы так со мной еще никогда не разговаривали... Что же я, мошенница? Меня обозвали мошенницей только потому, что осталось мало материала!

ДОМЕНИКО (который до этого момента нетерпеливо ждал конца сцены, погруженный в свои навязчивые и волнующие его мысли, Филумене). Филуме, я должен кое-что сказать тебе.

ФИЛУМЕНА (делает несколько шагов по направлению к Доменико; она хромает: новые туфли жмут). Мадонна... ох, эти туфли!..

ДОМЕНИКО. Жмут? Больно? Сними, надень Другие.

ФИЛУМЕНА. Что ты хочешь сказать мне?

ДОМЕНИКО. Терези, если вы уйдете, то этим доставите нам большое удовольствие.

ТЕРЕЗИНА. Я не задержусь. Все, иду. (Складывает черный материал и берет его с собой.) Примите поздравления, желаю счастья. (Лючии, направляясь в глубь сцены.) Никак не пойму, какое еще платье нужно? (Уходит в сопровождении Лючии.)

ДОМЕНИКО (молодым людям). Идите в столовую, займите шаферов. Выпейте чего-нибудь. Розали, проводите их.

РОЗАЛИЯ (покорно). Да, синьор. (Молодым людям.) Идемте.

МИКЕЛЕ (братьям). Пойдемте.

РИККАРДО (шутливо). Ты ошибся в выборе профессии. Тебе надо бы петь в театре Сан-Карло! {Оперный театр в Неаполе.}

Смеясь, все трое выходят через «кабинет».

ДОМЕНИКО (глядит на Филумену, восхищенно). Как ты хороша, Филуме!.. Снова стала молодой... И если бы не эти волнения и раздумья, я сказал бы — ты опять можешь заставить мужчину потерять голову!

ФИЛУМЕНА (любой ценой хочет избежать разговора о том, что, как она знает, волнует Доменико). Ну вот и все. Кажется, я ничего не забыла. Как я сегодня устала!

ДОМЕНИКО. А я не чувствую себя спокойным, нет у меня покоя.

ФИЛУМЕНА (делая вид, что не понимает его). Разве можно быть спокойным? Одна Лючия помогает. Альфредо и Розалия — старики...

ДОМЕНИКО (возобновляя прерванный разговор). Не увиливай, Филуме, не уклоняйся от разговора. Ты думаешь о том же, о чем и я... (Продолжая.) Только ты, Филуме, можешь дать мне душевное спокойствие и равновесие.

ФИЛУМЕНА. Я?

ДОМЕНИКО. Ты знаешь, я сделал все, как ты хотела. После того как расторгли брак, я пришел к тебе... И не однажды, много раз приходил... Но мне говорили — тебя нет. Я пришел к тебе и сказал: «Поженимся, Филуме!..»

ФИЛУМЕНА. Сегодня вечером наша свадьба.

ДОМЕНИКО. Ты счастлива?.. Хоть немного?

ФИЛУМЕНА. Разве не видно?

ДОМЕНИКО. Тогда сделай и меня счастливым. Сядь и выслушай.

Филумена садится.

Если бы ты знала, сколько раз за эти десять месяцев я пытался поговорить с тобой, но у меня не хватало смелости. Всеми силами я старался победить в себе чувство стыда. Я понимаю, это сложная и деликатная тема, и мне самому больно ставить тебя в трудное положение, требуя ответа, но ведь мы будем мужем и женой. Еще немного — и мы встанем на колени перед богом. Мы ведь не девушка и юноша, у которых все чувства наружу и которые ни о чем не задумываются. Филуме, мы прожили свою жизнь... мне — пятьдесят два, тебе — сорок восемь. Мы два сложившихся человека, которые должны со всей ясностью и до самой глубины понять совершенный ими шаг и принять на себя всю ответственность за него. Ты знаешь, почему выходишь за меня. Зачем я женюсь, мне не известно. Я знаю только, что женюсь потому, что один из трех — мой сын...

ФИЛУМЕНА. Только поэтому?

ДОМЕНИКО. Нет... и потому, что люблю тебя. Двадцать пять лет мы были вместе. Это целая жизнь — двадцать пять лет! Воспоминания, устремления, общие интересы... Я понял, что без тебя жить не смогу. Я убежден в этом. Есть вещи, которые понимаются сердцем, и я их прочувствовал. Я хорошо тебя знаю, вот поэтому и говорю все. (Тяжело, печально.) Ночами не сплю. Уже десять месяцев прошло с того вечера, помнишь?.. А я не знаю покоя. Не сплю, не ем, не дышу свежим воздухом... не живу! Если бы ты знала, что у меня на сердце... Прерывается дыхание... вот так... (словно глотает воздух) и останавливается вот здесь... (показывает на горло). Ты не можешь, не должна заставлять меня так жить. У тебя есть сердце, ты женщина и прожила большую жизнь, ты поймешь... мне хотелось бы немного счастья. Не мучай меня! Вспомни свои слова: «Не клянись!..» Я не поклялся. Но теперь я прошу у тебя милостыню. Буду просить, как пожелаешь: на коленях, буду целовать у тебя руки, платье... Скажи мне, Филуме, скажи, кто мой сын, кто моя плоть... моя кровь?.. Скажи ради себя самой, не думай, что я хочу тебя обмануть... Все равно я женюсь на тебе, клянусь!

ФИЛУМЕНА (во время долгой паузы смотрит на него). Хочешь знать?.. Я тебе скажу. Достаточно мне сказать: «Вот твой сын», — и что ты станешь делать? Постараешься, чтобы он всегда был с тобой, станешь ломать голову над тем, как обеспечить ему лучшее будущее, и уж, конечно, сделаешь все, чтобы денег у него было больше, чем у двух других...

ДОМЕНИКО. Да что ты, Филуме!...

ФИЛУМЕНА (вкрадчиво и с нежностью). Ну тогда помоги ему! Ему нужна помощь: у него четверо детей.

ДОМЕНИКО (тревожно и вопросительно). Рабочий?

ФИЛУМЕНА (подтверждая). Водопроводчик, как называет его Розалия.

ДОМЕНИКО (себе самому, постепенно углубляясь в размышления). Хороший парень... хорошо сложен... завидное здоровье... Но зачем ему было так рано жениться? Сколько он зарабатывает в своей маленькой мастерской?.. Но и это неплохая профессия. Имея капитал, можно открыть небольшую фабрику с рабочими. Хозяином будет. Затем — магазин по сбыту новейшего водопроводного оборудования... (Вдруг с подозрением, глядит на Филумену.) Смотри-ка... именно жестянщик, водопроводчик! Женатый и самый бедный...

ФИЛУМЕНА (делая вид, что ей неприятно). А что остается делать матери? Помогать самому слабому... Но ты не веришь... Ты хитер, ты... Это Риккардо, коммерсант.

ДОМЕНИКО. Продавец белья?

ФИЛУМЕНА. Нет-нет. Умберто — писатель.

ДОМЕНИКО (зло и безнадежно). Опять... снова ты мучаешь меня.

ФИЛУМЕНА (взволнованная искренним тоном Доменико, призывает все свои самые нежные чувства, стараясь в последний раз объяснить все ясно и убедительно). Выслушай меня хорошенько. Думми, чтобы больше к этому не возвращаться. (В порыве долго сдерживаемой любви.) Я любила тебя всей душой, всю жизнь! В моих глазах ты был богом... я и сейчас люблю тебя, может быть, больше, чем прежде... (Заметив вдруг, что он не слушает и не понимает ее.) Ах, что я делаю, Думми! Сама причиняю тебе страдания. Господь дал тебе все, чтобы быть счастливым: здоровье, красоту, деньги. А мне? Чтобы не причинять тебе неприятностей, я молчала. Я молчала и тогда, когда была близка к смерти. Ты оказался щедрым — приютил трех несчастных. (Пауза.) Не спрашивай больше, все равно ничего не скажу... Я не имею права сказать... Будь благороден и никогда не выпытывай у меня. Я люблю тебя, Думми, и если в минуту слабости... Это будет несчастьем для нас. Ты и не заметил, как, едва я сказала, что твой сын — водопроводчик, ты тотчас стал думать о деньгах... о капитале... о большом магазине... Твое беспокойство справедливо: «Деньги-то ведь мои!» Начинаешь задумываться: «Почему я не могу сказать, что я его отец?», «А чьи же двое других?», «Какие у них на меня права?» Настоящий ад!.. Тебе должно быть ясно, что из-за денег они подерутся... Трое взрослых людей, не мальчишки... Они убьют друг друга... Не думай о себе и обо мне, подумай о них, Думми. Самое прекрасное, что связано с детьми, мы уже потеряли. Дети, это — когда их носишь на руках, когда они еще крошки, когда над ними трясешься, когда у них что-то болит, и они не могут объяснить, что и где у них болит... Они бегут тебе навстречу, протянув ручонки, кричат «папа!» Дети и тогда, когда они приходят из школы — руки замерзли, нос красный, — и просят чего-нибудь вкусного... Но когда они вырастают, становятся взрослыми, тогда они или все равны или все враги... У тебя еще есть время... Я не хочу тебе зла... Пусть все останется по-прежнему и каждый пойдет своей дорогой!