Очень быстро Мамай узнал много любопытных фактов из жизни его случайной жертвы. Он почти не удивился, узнав, что попал в яблочко своей догадкой относительно того, что Лида и Юля были сестрами. Соседки охотно описали ему сестер, похожих на первый взгляд как две капли воды. Но только на первый взгляд, потому как старшая, Лида, выглядела намного моложе и миловиднее своей потасканной и распутной сестры.

Муж Лиды погиб три года назад. Как погиб? — застрелили у дверей какого-то ночного клуба. Убийцу так и не нашли, да и не особо искали. Поговаривали, что его убил из ревности давний поклонник жены, известный в городе бандит. Как зовут, бабульки не знали, только хорошо помнили, как он часами просиживал на скамейке под подъездом, безбожно курил, а потом уходил, выкидывая прямо в мусорный бак такие дорогущие букеты…

Колесики в мозгу Мамая начали бешено вращаться, выуживая из глубин памяти застарелые случайные воспоминания.

«Я сестру ее люблю… Больше жизни…»

Кажется, именно так сказал Кравцов.

Вот она какая картина вырисовывается. Кравцов любит чужую жену, убивает ее мужа, а когда получает отказ, закручивает с ее родной сестрой. Но при этом продолжает любить. И кто знает, может, на этот раз ему удалось добиться взаимности, и доказательство тому — ребенок. Может, он и есть тот загадочный жених, с которым уехала хозяйка пустующей ныне квартиры?

Однако некоторые концы здесь не сходятся. Почему же тогда она влачит такое жалкое состояние, бродя в одиночестве по ночам по заброшенному шоссе. Почему она не угрожала, не звала на помощь, не козыряла своим более чем знаменитым любовником. Может быть, она скрывается именно от Кравцова?

Мамай почувствовал, как в груди него зашевелилась давно забытое чувство, свернулось клубочком вокруг сердца, и начало невыносимо травить душу. Неприязнь, почти ненависть в Кравцову. Мысль о том, что Олег может быть отцом ЕЕ ребенка, пробудило в нем жгучую ревность.

Мамай одернул себя. Глупо, очень глупо ревновать женщину, которую видел всего раз в жизни, на которую не имеешь абсолютно никаких прав. Женщину, принадлежащую другому мужчине. Но почему-то очень хотелось увидеть ее еще раз. Хотелось стереть с лица земли ее неизвестного мужчину. И хотя сам Мамай вряд ли бы поступил также, он очень понимал Кравцова в его желании убить мужа Лиды.

Вот так, именно так женщины губят мужчин, подумал Мамай, неожиданно для самого себя пришедший к старой как мир истине. Сейчас в маленьких хрупких ручонках ничего не подозревающей Лиды ломалось сразу несколько жизней.

Размышления Мамая прервала телефонная трель. Мамай приложил аппарат к уху, и чем дальше он слушал, тем больше темнел его взгляд.

Он не ожидал, что все будет ясно и просто. Но все оказалось буквально покрыто мраком и пеленой неизвестности. Загадочная женщина с непонятной судьбой. Жена покойного ныне Вячеслава Прокопенко, в прошлом — известного бандита, сформировавшего группировку киллеров, которая не распалась даже тогда, когда он отошел от дел. Довольно опасный тип, однако в быту — милый и добродушный человек.

Кравцов был его другом и сподвижником. Это правда, что он запал на жену Прокопенко, однако вопрос о причастности к его смерти до сих пор оставался открытым. Киллера не удалось найти, но ходили слухи, что работал кто-то из своих, близких Прокопенко. Должно быть, внутренние разборки, потому что вскоре после убийства исчез — скрылся — его младший брат Ярослав, принимавший довольно активное участие в делах старшего брата.

Мамай автоматически нажал кнопку отбоя, услышав в трубке гудки. Услышанное с трудом укладывалось в голове. Лида оказалась совсем не простой женщиной, и в то же время казалась такой доверчивой и наивной. Только наивная и не битая опытом женщина могла отправиться босиком ноябрьской ночью по шоссе…

Но ему нельзя делать поспешных выводов. Ведь по сути дела Мамай ее совсем не знал. Одно только было фактом: она в беде, и он, Мамай, добавил изрядную каплю в чашу ее и без того нелегкой участи. Вполне возможно, что она, сама не ведая, расплачивается за прошлые грехи покойного мужа, а может быть и за свои собственные. Мамай не знал, но уже точно сознавал, что намерен выяснить это до конца во что бы то ни стало.

Глава 37

Лида с трудом разлепила будто налившиеся свинцом веки и попыталась встать, чтобы успокоить орущего благим матом малыша. Она опять разбудила его, испугала своим кашлем. Что говорить, ей самой было страшно, когда грудь ее буквально разрывало на части, а из глаз текли слезы. Встать не получилось: ноги еще больше опухли и невыносимо горели, как будто кто-то поливал их кипятком.

Но и без этого тело было словно ватным. Лида не могла заставить себя пошевелить пальцами, а нужно было хотя бы покачать малыша. Людмила Серафимовна, хозяйка квартиры, вызвалась купить молока, чтобы его покормить. Лида едва не заплакала, вспомнив, что еще пару дней назад Степка с удовольствием сосал материнское молоко, а теперь груди нестерпимо болели от того, что молоко свернулось.

Врач, которого вызвала хозяйка, поставил ужасающий диагноз: двустороннее воспаление легких. Немедленная госпитализация. Однако Лида не могла себе этого позволить, ей некому было доверить малыша. Если будет совсем уж худо, она позвонит родителям, но это был крайний случай.

Только вряд ли может быть хуже, чем ей сейчас. Лида так и не смогла подняться к сыну. Беспомощно опустив голову на подушку, она услышала, как Людмила Серафимовна зашла и взяла на руки кричащего малыша. Лида кожей почувствовала ее укоризненный и сочувствующий взгляд, но ей слишком хотелось спать, и она уснула.

Серафимовна отнесла Степку на кухню, подогрела молока и напоила с ложечки. Мальчуган, привыкший к здоровому материнскому молоку, ел нехотя и то и дело отплевывался. Наконец он насытился и уснул. Серафимовна немного покачала его на руках и направилась в комнату, чтобы уложить в кроватку, однако услышав леденящий душу кашель матери, передумала и отнесла его к себе. Он маленький, чего доброго заразится и умрет.

Несчастная и беспутная его мать. Мало того, что родила его от подонка-отца, бросившего семью на произвол судьбы, так еще и умудрилась попасть в руки грабителям, сотворившим с ней такое. Серафимовна не сомневалась, что Лида умалчивает о том, что ее не только ограбили. Любой порядочной женщине стыдно признаться в том, что ее изнасиловали. Серафимовне было гадко даже произносить это слово.

Непутевая, ох непутевая. Надо бы избавиться от нее, чтобы не навлечь и на себя карму ее невезучести. Только ведь безумно жаль девку. Так жаль, что аж плакать хочется.

В дверь позвонили, и Серафимовна, охая, пошла открывать. Должно быть, соседка. Или к Лиде пришел кто-то из ее студентов. Однако на пороге стоял незнакомый мужчина, увидев которого Серафимовне захотелось захлопнуть дверь, подпереть ее чем-то тяжелым и вызвать милицию. Огромный как гора, довольно красивый и хорошо сложенный, он источал угрозу и внушал страх.

Вероятно что-то такое мелькнуло в глазах старушки, потому что незнакомец решительно протиснулся в дверной проем, пресекая малейшую попытку закрыть дверь, и заговорил довольно мирно:

— Вы уж извините, что я так. Я не хотел вас пугать. Я ищу свою невестку Лиду. Она позавчера позвонила и дала ваш адрес.

— Лидочка? Ах да… Но она не говорила, что кого-то ждет. Впрочем, она могла забыть. Как вас зовут?

— Володя. Что там у нее стряслось? Она заболела?

— Ой, не то слово, — запричитала Серафимовна, сев на своего любимого конька. — Чуть жива. Врач вчера сказал: воспаление легких. Она так кашляет, что я уже не могу слушать.

— Может, ей надо в больницу?

— Врач так и сказал: немедленно в больницу. Но она ни в какую. Не на кого ей сына оставить. Дура! Так и помереть недолго, кому он тогда нужен будет? И сама же виновата. Зачем ей нужны эти студенты? Ох, непутевая.

— Не волнуйтесь, я ее отвезу в больницу.

— Хорошо бы, Володя. Давно нужна ей мужская рука и защита.