«Разрешите мне помочь вам». Какое зачастую несказанно прекрасное настроение овладевает людьми, пишущими эту фразу, и как невероятно портится настроение у человека, принужденного написать: «Я считаю, что то-то и то-то должно быть сделано».

Приказывать, повиноваться, все вперемешку; хороший тон имеет власть как над хозяевами, так и над служащими. Я, как служащий, предлагаю сделанную мною работу, и того, кто ее примет в расчет, в свою очередь считаю хозяином, и мне хочется, чтобы он почувствовал удовлетворение, чтобы он увидел и оценил возможность, какую я ему даю.

Мои соображения, конечно, наводят кое-кого на мысль, что я слишком глубоко вникаю в жизнь, ставшую, пожалуй, уж больно чувствительной. Отчего так получилось? Изменится ли это или все останется по-прежнему? Почему я об этом спрашиваю? И почему у меня возникает столько вопросов, незаметно, один за другим? Я, например, знаю, что прекрасно могу жить без всяких вопросов. Я и жил без них долго, ничего о них не зная. Я был открыт настежь, но они даже не закрадывались в меня. Теперь они взирают на меня так, будто я им чем-то обязан. И я, как и многие другие, стал очень чувствителен. Время чувствительно, точно ошеломленный, молящий о помощи человек. Вопросы тоже молят, они бывают чувствительными и нечувствительными. Чувствительность ожесточается. Человек, никому и ничем не обязанный, быть может, самый чувствительный и есть. Меня, например, обязательства ожесточают. Молимые молят молящих, которым этого не понять. Все эти вопросы, кажется, стали хозяевами, а те, кто пытается их разрешить, служащими. Вопросы выглядят озабоченными, будучи беззаботными, и заботятся, во всю хлопочут об увеличении количества вопросов, полагая, что те, кто на них отвечает, совсем нечувствительны. Того, кого их появление ни на секунду не выводит из равновесия, они называют чувствительным. И если они подступают к нему разомкнутым строем, он их уничтожает. Почему многие из них этого недооценивают?

Что-то вроде рассказа

© Перевод Н. Федоровой

Знаю: как романист я что-то вроде ремесленника. Рассказчиком меня никак не назовешь, это уж точно. Когда на сердце хорошо, то есть когда я в добром настроении, я крою, тачаю, кую, стругаю, приколачиваю, скрепляю шпонками, а иной раз даже гвоздями сбиваю друг с другом строки, чье содержание тотчас становится понятным каждому. Если угодно, можно назвать меня мастеровым от литературы. Я пишу и вместе с тем обновляю, перелицовываю. Кое-кто из благорасположенных ко мне людей полагает, что вполне допустимо считать меня писателем, а я по мягкости и уступчивости характера не протестую. Мои прозаические произведения, думается, являют собой не что иное, как фрагменты длинной реалистической истории, без сюжета и интриги. Наброски, время от времени создаваемые мною, — как бы главы романа, то короткие, то более пространные. Этот свой роман я пишу все дальше и дальше, а он остается неизменным и мог бы по праву носить титул книги, искромсанной, распоротой книги, повествование в которой ведется от первого лица.

Пожилой, то есть уже стареющий, а может быть, и в самом деле изрядно старый, сиречь совершенно преклонного возраста человек, которому кроткий, добросердечный камердинер каждое утро щеткою или гребнем причесывал отливающие серебром волосы, полагал себя вправе думать и во всякое время без смущения утверждать, что два человека, проявившие себя в корне различными, суть его сыновья. Некто дает мне таким образом прелестный и бесспорно весьма поучительный сюжет, но распространяться об этом я до поры воздержусь. Попробуйте отгадайте, кто предоставляет мне для обработки замечательный материал!

Мне не составит труда вообразить, будто я нахожусь в старинной, однако же светлой, солнечной, веселой комнате со старомодной печью, на изразцах которой передо мной предстанет целая история в картинках, и я стану рассматривать одну картинку за другой, читая сию увлекательную повесть.

Первый сыночек хорош собою, но, к сожалению, довольно беспутен, тогда как второй отпрыск, хоть и не слишком видный обличьем, верней сказать, не очень-то привлекательный, выделяется солидностью и деловитостью. Первый скитается по белу свету, зато номер два — вот уж паинька, аккуратный да услужливый! — остается дома, где у возлюбленной первого сколько угодно поводов со страстью, то бишь с тоскою поразмышлять о скоропалительных отъездах, иными словами, о пылком идеалисте, который теперь, по всей вероятности, голодный и холодный скитается где-то на чужбине. Как зовут этих персонажей, мы умолчим.

А кладезь талантов, быть может, и правда сидит теперь в чужом краю, положа зубы на полку, иначе говоря, есть ему нечего. Платье у него тоже, поди, начинает мало-помалу терять опрятность, а уж выберет ли он время зайти к цирюльнику, так это и ему самому, и его оставшейся дома подруге, барышне от природы деликатной, кажется весьма сомнительным. Однако ж за эту сомнительность она только крепче любит его. Старик отец — нынешний продолжатель и глава рода — подчас вовлекает, втягивает молодую девицу в беседу и, возможно, говорит ей: «Сын мой всей душою стремится домой, и это безусловно превосходнейшее свойство характера делает его до крайности впечатлительным, а между тем он странствует по некогда богатым и сильным, ныне же пришедшим в упадок городам, чей руиноподобный облик наполняет восторгом чуткие к искусству сердца; или, быть может, дорога ведет его через горы и долы, быть может, на пути своем среди сомнительного, пестрого общества он встречает людей, которых, как видно, согнула забота, и видит, как они входят в самые разные двери — кто в солидные и внушительные, кто в скромные и неприметные. Где же ты, надежда моей старости?» С этими словами старец, если, разумеется, можно счесть такое правдоподобным, принимается заламывать руки, а барышня не находит ничего лучше, как пойти в этой жалостливой сцене за его примером. Наступил вечер; второй сын позволяет себе непрошеным гостем войти в тихие, высокие, безмятежные покои. «Поди вон!» — кричат ему оба в один голос. «Но отчего?» — вопрошает он, принимая вызывающий вид, и все трое словно бы изумляются самим себе, замирают в достопримечательной недвижности и долго не произносят ни звука; в конце концов барышня, желая даровать своей душе мир, каковой надобен ей во всех отношениях, садится за фортепьяно и начинает играть, с большим подъемом и блеском, как оно и должно быть.

Происходит все это в доме, который с незапамятных времен стоит посреди обширного, изрезанного множеством тропинок, засаженного разнообразнейшими растениями парка. На следующее утро в усадьбу является незнакомец, чье лицо из предосторожности скрыто маскою, и просит хозяина принять его. Хозяин велит узнать, что ему надобно. «Совсем немного», — передает через дворецкого пришелец и получает разрешение войти. Представ перед владельцем дома, он рассказывает, что, мол, желанного друга красавицы девицы нет более в живых. Всевозможные тяготы, именуемые жизненными неурядицами, оказались сильней его, одержали над ним верх. Услыхав сию небылицу, старик отец — надо сказать, человек, бесспорно, благороднейший — упал без чувств. Слуги, ясное дело, поспешили на помощь, подняли его, отнесли в опочивальню и до прихода лекаря заботливо уложили в постель. Барышня убежала в будуар, а весьма довольный собою второй отпрыск, этот якобы примерный сын, с недюжинной ловкостью исполнил в гостиной радостный танец.

И говорил он при этом, конечно же, «теперь я господин», иначе и быть не могло; ну, неужто здесь не проглядывает, не просвечивает питающий меня источник, тот луг, на котором я, как говорится, вволю нащипал травки?

Между тем на долю первого сына выпадает множество испытаний, и вот как-то раз погожим вечером он располагается отдохнуть на невысоком холме, который природа наделила идиллически-безмятежною красою, под сенью деревьев, что росли в беспорядке и вместе с тем создавал и в этом уютном уголке ощущение какого-то высшего порядка, и размышляет о прелестях отроческих годов, о приятностях жизни в родительском доме, обо всем том, что мило сердцу и некогда окружало его, а в это время к нему является гость. И гость этот открывает ему, что она по-прежнему его любит. Услышав радостную весть, он вскакивает на ноги, восклицает, что сей же час отправится к ней и они наконец-то увидят друг друга. И действительно, в скором времени встреча состоялась.