В исторически сложившихся городах можно выделить несколько слоев, соответствующих периодам их развития: культурные памятники, промышленные предприятия, транснациональные центры со специфической архитектурой и образом жизни (финансовая и телекоммуникационная сферы), наличие мигрантов, встреча разных культур, разные языки, разноликая толпа, разные манеры и одежда – все это усиливает культурную гетерогенность города. При этом возникает неожиданная конфронтация между старыми и новыми жителями, между разными в культурном и имущественном положении слоями. Складываются новые перегородки и даже стены. Разные, в том числе и электронные, формы защиты от вторжения чужого. Таким образом, города уже не являются безусловными факторами гомогенизации. Меняется система управления городом. Прежняя административная система уже не справляется со всеми задачами, которые возникают в процессе урбанизации. Создаются общественные движения, противостоящие централизованному бюрократическому порядку. Поэтому постмодернистская антропология развивает проект, включающий принцип различий и децентрализации. Однако его последствия оказываются совершенно разными в разных городах. В странах развивающихся он способствует возникновению озлобленности и взрывам протеста, в развитых странах, наоборот, – демократии. Но и там отказ от единой государственной политики в отношении мигрантов в сочетании с ростом безработицы приводит к сегрегации. Тот, кто может, замыкается в электронных фортификационных сооружениях, и вместо сглаживания конфликтов происходит расслоение по группам и слоям. Таким образом, в новых мегаполисах намечается процесс деурбанизации, если понимать под урбанизацией не просто скопление жителей страны в городах, а некий процесс культурного объединения.

Абстрактно говоря, демократизация управления – единственный способ воспрепятствовать тенденции замкнутости, а также эгоизму богатых, которые наживают капитал на строительстве жилья и промышленных предприятий, на туризме и развлечениях. Но сама по себе демократизация не в силах возродить общественное пространство и продолжить культурные традиции города. Если мы не сможем найти выход из сложившейся ситуации, нас ждут новые вспышки насилия, как они прогнозируются в фильмах типа «Терминатор». Как возродить народное участие в формировании и восстановлении городской ткани?

Уже давно беглецы пытались создавать новые формы сообщества – коллективные пространства для проживания, дома-коммуны. Интернет открывает новую возможность преодоления провинциализма и разделенности. Прежде всего снимается вопрос о работе и рабочих местах. Персональный компьютер связывает человека не только с какой-либо фирмой, дающей работу, но и со всем миром. Компьютерная сеть снимает и трудности общения автономных индивидов, поселившихся в загородных домах.

Исследователи отмечают, что Интернет не разрушает пространство города, но задает ему новые измерения. Глобальным городом становится сама сеть. Она вовсе не общедоступна. Именно виртуальные коммуны пытаются создать своеобразные безопасные кварталы для привилегированных. Они стимулируют построение все более утонченных миров, вход в которые оказывается затрудненным. Новая система пытается противодействовать шуму, грязи, насилию и использует при этом «электронные стены». За их пределами разгуливают юношеские банды, наркоманы и террористы, фанаты и психопаты. Они угрожают нормальному сообществу не только физически – насилием или инфекционными заболеваниями, – создавая электронные аналоги своих пороков. В таком качестве выступают детская порнография, пропаганда терроризма и национализма. Поэтому очевидно, что гомогенная компьютерная сеть невозможна. Необходимы границы, разделяющие различные сообщества. Так глобальная сеть превращает город в систему гетто, которые оказываются при этом взаимосвязанными и могут коммуницировать на почве труда, денег, информации. Но такие гетто уязвимы. Например, житель респектабельного гетто с целью получения денег может заниматься созданием порностраниц. Конечно, можно создавать своеобразные профилактории среди мирской грязи. Однако их жители утратят способность сопротивления микробам и станут их легкой добычей. Кроме того, надо учесть и то обстоятельство, что попытки иммунизации создают внутри самих профилакториев новые эффективные вирусы. Очевидно, что в ответ на попытки создания новых «гуманных» мест для человеческого стада возникнут и новые формы зла, с которым, как и в прежние времена, придется как-то сосуществовать.

Что такое Петербург? Одна из российских столиц, культурный центр или просто мегаполис, где люди живут, не интересуясь друг другом и не спрашивая, кто из каких мест приехал сюда? В философском дискурсе о нашем городе постоянно присутствует тема наличия особого духа, который объединяет горожан. Он слагается из его славной истории, памяти о великих людях, которые в нем жили и творили, наличия определенных музеев и памятников. Однако в этом духе есть не только героическая, но и депрессивная составляющая. Наш город был пространством страдания и даже настоящим адом для «маленьких людей», испытывавших здесь ужасные физические и духовные муки. Может быть, поэтому в городе так много церквей. Парадокс Петербурга в том, что, несмотря на страдания и несправедливость, люди ощущали себя его частью, и другие чувствовали это. И до сих пор Петербург остается символом какой-то особой культуры.

Но не следует обольщаться. Петербург сегодня – это культурная фикция, так как многие живущие в нем люди не признают его своим. Он перестал быть плавильным тиглем, в котором приезжие очищались от своих прежних предрассудков и становились горожанами, петербуржцами, носителями духа и культуры города. Многие считают его чужим, ибо не находят мест, где поддерживается единство людей. Сталкиваясь не только с враждебностью, но и с отчужденностью, они живут маленькими землячествами, используя город как место для добывания хлеба насущного.

Однако не следует торопиться с диагнозом, что город мертв и ничто уже не в силах реанимировать былое единство горожан! Петербург, конечно, изменился, и превращение его в современный мегаполис привело к инфляции прежних городских добродетелей. Говорят, что современная молодежь уже не чувствует себя ответственной за свой город. Может быть, это и есть освобождение? Но люди, даже если они уже не способны жить вместе, всегда останутся людьми и не смогут смириться с изолированным существованием в своих маленьких жилищах-инсулах. Им необходимо что-то вроде дома и домашнего очага, городской площади и священного огня, они нуждаются в общественном форуме и театре. Но именно эти приватные и общественные пространства подверглись деструкции. Что же пришло им на смену, в каких символических пространствах формируется современный горожанин, кто такие мы – современные петербуржцы: часть российского народа, художественная публика, революционная толпа или просто инертная масса? Чтобы получить ответ, надо правильно поставить вопрос. И вопрос о Петербурге должен стоять в контексте как истории, так и современности.

Петербург изначально складывался как полиэтническая и мультикультурная столица Империи, как портовый город, в котором проживали не только европейцы, но и выходцы с Кавказа, из Средней Азии, Сибири, Китая и других регионов и стран. Все они, как правило, находили свободную экологическую нишу и спрос на продукты своего труда. Некоторые проживали в своих кварталах, строили храмы, школы, имели библиотеки. Вместе с тем этнические, национальные, религиозные различия не мешали формированию единого петербургского культурного типа. По сравнению с Москвой, где, по воспоминаниям Олеария, по отношению к иностранцам существовали значительные ограничения, в Петербурге они всегда жили относительно свободно. Жители обменивались товарами, услугами, символическим и культурным капиталом и благодаря этому не только преодолевали враждебное отношение к чужому, но и использовали достижения друг друга для развития цивилизации. Петербург был мощным плавильным тиглем культуры, благодаря которому Российская империя создала свой главный капитал – людей, обладающих чувством патриотизма. Как известно, вклад иностранцев в развитие Российского государства и русской культуры поистине неоценим. Исследование уникального опыта межкультурных и межэтнических коммуникаций имеет огромное значение для формирования модели современного мультиэтнического общества.