Великий князь велел наварить триста варь[77] меду и звал на пир к себе всех киевлян по очереди. Сперва угощал виновников торжества — священнослужителей, на другой день пировали бояре и дружина, а на третий все мизинные люди. Не забыл великий князь убогих и больных, велено было запрячь двадцать телег, на которые грузили питие и снедь, такую же, какую подавали на столы, и везли по улицам Киева. С телег тех громко кричали:

— Люди добрые, кажите нам тех, кто болен и немочен, дабы и они могли вкусить от щедрот великого князя!

И им казали, и они входили в те жилища и наливали больным меду ли, вина и говорили, что это великий князь послал им в честь построения храма Божьей Матери, и оставляли им пищу, а особенно бедным давали еще и по гривне серебра.

И благодарили больные и нищие, и молились во здравие великого князя Владимира Святославича, желая ему многие лета на благо и устроение Русской земли.

В это тихое время призвал к себе князь сына Мстислава:

— Ну что, сынок, выучился ли ты грамоте?

— Выучился, отец, — отвечал Мстислав.

— Читать, писать можешь?

— Все умею, отец. Хочешь, прочту тебе?

— Прочти, прочти.

Взял отрок в руки Библию и словно горох посыпал, так читать быстро стал. Владимир засмеялся:

— Полно, полно, сынок. А как из лука стреляешь?

— С двадцати шагов в голову попадаю.

— Молодец. А мечом?

— Мечом что, — вздохнул Мстислав. — Мечом все лозу да лозу рублю.

— А что ж тебе еще надо? Я тож, когда учился, лозу рубил.

— Но ведь не для лозы ж его точат, — хмыкнул отрок.

— Ишь ты какой рьяный, людей ему для рубки подавай.

— А то.

— Приспеет пора — и на человека подымешь меч свой, сынок. Но лучше б того никогда не было. Сам же заповедь учил: не убий.

— Сам-то печенегов рубишь небось.

— Так я защищаясь, Мстислав. За-щи-ща-ясь.

— Ну и мне так придется.

— Это верно, сынок, — вздохнул Владимир. — Придется, придется. Вот я и решил: ты уже грамоте ведаешь, пора тебе из княжича в князя обращаться. А?

Глаза отрока вспыхнули восторгом.

— Стол даешь? Да?

— Даю тебе стол. Ставай князем, но во всем, сынок, слушайся пока кормильца и воеводу. Я тебе Олега дам, он воевода удачливый, в Византии двух полководцев греческих разбил. Так что на него полагайся, пока свой ус и борода не отрастут.

— А какой стол-то, отец?

— В Тмутаракань поедешь, Мстислав. Это за Доном, за морем. Твой дед Святослав там воевал успешно, так что не осрами меч его. С тобой поедет Олег с дружиной, но ты на эту дружину не очень полагайся. Рано или поздно разбежится она. Постарайся дружину собрать из местных жителей, живущих там касогов. С ними мир держи и на дружину ничего не жалей — ни питья, ни еды, ни золота. Без дружины ты — не князь. Понял, сынок?

— Понял, отец.

— И дружине всегда дело находи. Все время натаривай ее: в стрельбе ли, в скачке ли. Почему твой дед на рати всегда удачлив был? Да потому, что ни он сам, ни дружина его никогда праздными не были. Если не рать, то ловы на зверя либо рыбалка. Ну и пиры, конечно. Чем чаще будешь пировать с дружиной, тем крепче привяжешь к себе.

После Мстислава призвал князь к себе воеводу Олега. Тому наказывал:

— Мстислав еще юн, горяч, сдерживай его поначалу. А в лета войдет, найди там ему невесту, лучше из касожских или яских княжон или из другого какого местного племени.

— Не худо бы от печенегов невесту-то. А?

— Можно и от них. Хотя вряд ли это оградит нас от набегов. У них ведь целая дюжина, если не более, родов, и иные меж собой враждуют. В общем, гляди сам, Олег. Я на тебя полагаюсь, Анну-то ты мне привез.

После воеводы призвал князь к себе кормильца Мстилавова Ставра.

— Тебе, Ставр, наказ такой. Не давай лениться отроку, подымай чуть свет, корми — и сразу за труд.

— Я так и творю, Владимир Святославич. Разве я не понимаю, кого рощу. Мне за князя Мстислава краснеть не придется.

Матери Мстислава Адели Владимир Святославич отправил грамоту, в которой написал, что стол ее сын получил в стороне полуденной, у синего теплого моря: там всегда тихо и мирно, ей не о чем беспокоиться. Хотя сам-то понимал, что стол тмутараканский самый опасный и нелегкий, что там только драчуну и сидеть. Вот у Мстислава характер, да и внешность, деда, ему тут в аккурат будет. И поратоборствовать есть с кем, и от братьев далеко, беспокоить их не станет. Пусть княжит с Богом.

Невеста Святополка

Варяжко и десять дружинников, сопровождавших его, прибыли в столицу Польши Гнезно. Привезли князю Болеславу подарки, в основном меха, то, чем богата была Туровская земля. Горт, узнав самого Варяжку, а особенно о цели его приезда, был в восторге. Сбывалось его вранье прошлое, что-де великий князь рад-радехонек заполучить сыну в невесты княжну Ядвигу.

Болеслав принял туровского посланца ласково, усадил за свой стол, подали дичину жареную, а к ней корчаги с хорошим вином. Выпили чарку, другую. Болеслав неспешно выпытывал у посланца:

— Каков хоть муж Святополк?

Варяжко пожал плечами, не зная, как хвалить своего воспитанника, неловко это ему казалось. Выручил Горт:

— О-о, Святополк красавец!

Болеслав, наливая себе вина, покосился на своего милостника, но укорил лишь взглядом.

— Мужу, воину не обязательно красавцем быть. Лучше умным да сильным.

— Умом его Бог не обидел, — молвил наконец Варяжко. — Читает, пишет изрядно, луком и мечом владеет. В седле держится неплохо. На ловах удачлив. На рати еще не испытан, но, думаю, коль доведется — не сплошает. Чай, корень-то Святославов.

— Ну а как он к Владимиру относится? В рот глядит или своим умом живет?

Болеслав зацепил больное место Варяжки, не забывшего того зла, что причинил ему Владимир. Может, как христианин и простил, но не забыл. И, сам того не ведая, неприязнь свою передал и Святополку. Но говорить об этом чужеземному князю он не хотел, сочтя это прямым предательством по отношению к князю Владимиру.

— А как может относиться наместник к великому князю? Он им поставлен на стол Туровский и должен его корысть блюсти.

— И блюдет?

— В меру сил.

— Ну что ж, земель у Владимира Святославича много, за всеми самому не уследить. Без наместников не обойдешься. А лучший наместник — это, конечно, родной сын.

— Вот и он так же думает.

— Это о родном речь, — подчеркнуто молвил Болеслав. — А насколько мне известно, Святополк — сын брата.

— Да, он сын Ярополка. Но на Руси по смерти отца для детей отцом становится брат умершего.

О том, кто помог умереть отцу Святополка, Болеслав счел неуместным напоминать, и так это всем было известно, но о своем отношении к собственному брату ввернул-таки.

— А я вот брату Владивою чешский стол добыл, — сказал подчеркнуто: у вас, мол, брат брата на мечи, а у нас, мол, вот так.

Варяжко смолчал, не его дело князей судить, Бог им судья. И уж тем более не след говорить, что за наместников юных их пестуны правят землей. Решил на польскую сторону разговор перекинуть:

— Согласна ли будет невеста ехать с нами?

— А кто ее спрашивать станет? — усмехнулся Болеслав. — Поедет. Птичкой полетит свое гнездо вить. Старшие-то сестры вон куда взлетели, и ей наверняка невтерпеж. Девка в соку. Святополку будет над чем поурчать. — И Болеслав захохотал над своей шуткой столь громко, что едва свечи не погасли. Варяжке шутка его пришлась не по душе, но он улыбнулся, чтобы не обидеть хозяина. Горт хихикал, как кот жмуря глаза. Громко смеяться не умел, не приучен был.

Когда слуги увели гостя почивать в отведенную ему светелку, Болеслав налил себе полную кружку вина, выпил, отер усы:

— Вот, Горт, и вколотим мы клин в задницу Владимиру.

— Думаешь, эта свадьба ему не по шерсти будет?

— При чем тут свадьба? Важно, что мы теперь будем посещать Русь на законном основании. Дите мое, зять мой, а там, глядишь, внуки появятся. Не могу ж я их без отчей заботы оставить? А? — Болеслав лукаво подмигнул. — Пошлю с Ядкой епископа колобрежского, как бы духовника ее. А уж он-то, старый хрен, плести сети мастер. Этого мальчишку Святополка мигом к рукам приберет.