Мы собрались подняться с рассветом, но я встал раньше. В комнате было ещё темно. За окнами ночное небо уже разбавлялось серо-голубым.

Четыре кровати по углам — мы ночевали вместе в одной комнате по-походному. Лёнчик, раскинув руки, досматривал свой последний приключенческий сон. Вела, наоборот, свернулась в комочек, даже во сне она была сосредоточена и насторожена. Пенёк, запрокинув голову, недовольно сопел.

Так тому быть. Всё обговорено, решено, сомнений нет. Сегодня доберёмся до нашей цели. Там всё определится окончательно. Там мы должны встретить того, кто нам необходим. А от этой «райской компании» во главе с самоиспечённым божком-фюрером надо поскорее отделываться и с наименьшим шумом. Хорошо бы вовсе без шума. Но чуяло моё сердце — без шума сегодня вряд ли обойдётся.

Я, было, взял рюкзак, чтобы достать наше ружьё, собрать зарядить его. Остановился. Охотничья двухстволка против трёх сотен автоматов, пулемётов, гранат, что там ещё у них… Что ж, будем надеяться, в случае самого худшего, у нас появится оружие покруче пулемётов. Но нет. Нельзя. Никак нельзя. Надо — без шума.

Проснулась Вела, затем Пенёк. Разбудили Лёнчика. Сборы заняли несколько минут. Мы открыли створки окна, благо, комната находилась на первом этаже.

— Ну, с Богом, — сказал я, влезая на подоконник, — Пусть всё будет хорошо.

Я спрыгнул на ноздреватый асфальт, огляделся. Поблизости никого. Школьный двор пуст, сумеречен, уныл.

Я помогал Лёнчику, Веле спускаться из окна, принимал от Пенька рюкзаки, а меня свербило ниоткуда взявшееся тёмное почувствие: «не то, не так делаем… всё неверно, неправильно, глупо». «А как правильно? — мысленно огрызнулся я на себя, — Кто подскажет, как правильно? Правильно-неправильно — уже делаем. Назад не вернёмся».

Крадучись, прошли вдоль стены, завернули за угол, перебежали открытое пространство до железной ка-литки в ограде, выбрались на улицу.

Улица была пуста, беспризорна, в диких зарослях деревьев, кустарников, бурьяна. За зарослями виднелись лишь крыши одноэтажных обветшалых домов.

Мы вздохнули с облегчением. Похоже, что никто не заметил. А зелёные уличные дебри плотно скрыли от нас школу и всё, что с ней связано. Теперь — не медлить, не медлить.

Успокоились мы преждевременно. За спиной послышался тяжёлый топот. Из-за зарослей показались догонявшие нас солдаты, целая орава солдат. Они заполнили всю ширину узкой улочки. Куцая мысль о спасении бегством чиркнула во мне и погасла: «куда бежать? с ребёнком, женщиной…»

Люди в военной форме окружили нас, все при оружии, и оружие наизготовку. На лицах — знакомая нам тусклая бесстрасть. Тот же вчерашний капитан, те же отстуженные глаза.

— Что, господа, утренняя зарядка? — вопросил я, сосредотачиваясь на переносице капитана, излавливая и притягивая его взгляд, — Развлекательный марш-бросок? От нас что угодно?

— Угодно вернуть вас назад, — сипло, отрывисто сказал капитан, с трудом уводя свой взгляд от моего взгляда, — Непреречно. Или будет применено оружие.

— Вы это серьёзно, господа? У вас вообще со здоровьем как?

— Отставить разговоры! Приказано вернуться — вернётесь. Надцель сопутства. Назад!

— Ты на кого это гавкаешь! — взревел Пенёк, подступил к капитану со сжатыми кулаками, — Ты! Кукла заводная! Ты понятие имеешь — кто мы? Или тебе показать…

Капитан молча поднял пистолет, нацелил в грудь Пенька, отщелкнул предохранитель. Послышались щелчки снимаемых с предохранителей автоматов. Они явно не шутили.

— Всем спокойно! — крикнул я, — Мы вернёмся. С вами что говорить. Поговорим с вашим кукловодом.

В напряженном молчании мы вернулись прежним путём через калитку, обогнули здание спортзала, вышли на школьный двор. Двор был полон вооружённой солдатни. Очевидно, всё вчерашнее воинство уже успело прибежать по высочайшему мановению. Удивительная оперативность. Зачем? Ради нас, разумеется. Только сегодня уже не для строевого смотра. Для напуга нашего: костюмированного спектакля. А то и для более гнусных вещей.

Солдаты стояли не колоннами, а плотными группами, распределяясь по всему простору двора. Все следили за нами, но все, как один, быстро отводили глаза, как только мы пытались впрямую с ними встретиться взглядами. «Приказано так. Побаивается нас «зиждитель». Не зря. А где же он сам?»

— Что будем делать? — тихонько спросила Вела.

— По обстоятельствам. Но, ради Бога, пока — ничего резкого, необдуманного. Слышь, Пенёк, тебя очень прошу. Мы сильнее их. И умнее. Но поймите — мы не бессмертны. Пуля — и для нас — пуля. Беречь себя. И друг друга.

В здание мы не вошли. Мы стояли перед парадным крыльцом в окружении солдат и ждали. И ожидание затягивалось. «Как же… «Божественная особа». «Повелитель мира». Черни положено ждать? Вот сволочь!».

Уже совсем рассвело, и первые лучи солнца проблёскивали из-за деревьев. Мелкие облачка на небе светились нежной розовиной. И круглое облачко в зените — не розовина почему-то, а серебро, ртуть — острые текучие просверки. Вот она, объявилась, наконец, наша спутница. Хорошо или плохо, что объявилась? Наверное, что-то важное назревает.

Я с невнятной надеждой вглядывался в Стаю: «Эй, что посоветуешь? Чем поможешь?»

Стая была ярче, чем раньше. К ртутистым искрам примешивались мерцания густой бронзы и меди.

Но располагалась Стая гораздо выше, чем обычно. Раза два она зигзагообразными движениями явно пыталась снизиться над нашими головами. И вновь набирала высоту. Какая-то упорная сила оттесняла её почти до уровня других облаков. Вот как. Даже всемогущая Стая не может преодолеть здешнее гнусное энергомесиво. Или не хочет?

Мои небесные созерцания прервало появление «зиждителя». Он остановился на крыльце, скрестил руки на груди. Лицо непроницаемо, сфинксовски сурово. Смотрел он куда-то поверх наших голов в одному ему, надо полагать, ведомые дали. Мне стало даже смешно, настолько он не походил на вчерашнего радушного хозяина. Ни дать ни взять — какой-нибудь латиноамериканский кокаиновый диктаторишко со своей «гвардией». Это он для них пыжился? Или перед нами ломал комедию?

— Ну так как понимать прикажете, «ваше всевышество»? — обратился я к нему, — Мы кто здесь: гости или пленники? Если гости — мы вольны идти куда захотим и когда захотим. А если уже пленники — то объяснения нам предстоят очень серьёзные.

— А выбор не только в этом, — чуть ли не ласково усмехнулся Марк, — Гости-пленники… есть ещё варианты. Друзья или враги, например. Вместе вы все или порознь. И даже совсем интересный: живые вы или мёртвые… Вам выбирать. А нам — содействовать. Впрочем, вы, кажется, уже выбрали. По всем вариантам — знак минус. Поздравляю. Скорблю.

— Ты бы не торопился скорбеть, «зиждитель» долбаный, — угрожающе проговорил Пенёк, — Кому по ком скорбеть, ещё вопрос. Если у тебя и у этих идиотов, — он кивнул на безмолвных солдат, — в башках всё попереворачивалось от проклятой бомбы, которую они сами же взорвали, то вас лечить всех надо. За хорошими замками и крепкими решётками. Вы — психи все пошлые, а не новая цивилизация.

— Это ж надо! — весело удивился Марк, — Как низко ты нас ценишь. Ну-ка посмотри вон туда.

Мы повернули головы. Мощный ветвистый тополь, возвышавшийся вдали над домами и деревьями, с резким треском сломился пополам. Верхушка рухнула на крышу рядом стоящего дома, раздробив шифер, смяв стропила.

— Один мысленный импульс. Пустячок. Любой из моих людей может подобное. Так какие ты нам приготовил замки и решётки?

— Жалкий балаган, — заключил Пенёк, — Наверное, ты не згинец. Среди згинцев я не встречал такой чванливой мрази. Смотри, что я тебе покажу.

Я остановил Пенька за руку, — не надо глупостей.

Может быть, не стоило его останавливать… Может быть, всё получилось бы по-другому. Но я остановил Пенька за руку. Куда она подевалась тогда, моя прозорливость! Как мне тогда её недостало!

— Послушайте, господин Марк, — что есть сил миролюбиво сказал я, — У нас сегодня нет ни малейшего желания спорить с вами о нашем божественном пред-назначении и уж, тем более, соревноваться в количестве поваленных деревьев или, к примеру, пробитых стен. Оставайтесь тем, кем вы себя считаете, занимайтесь своими делами, пока есть такая возможность. Мы на вашу избранность не претендуем. Никаких препятствий вам чинить не собираемся. Просто позвольте нам уйти своей дорогой. Коль мы с вами, как вы вчера утверждали, ровня друг другу, давайте же уважать друг друга.