— Как то есть? — удивился Пенёк, — А другие два артефакта? В Тибете и… где там ещё?

— В центральной Америке, — подсказал я.

— Вы считаете, что там может возникнуть ситуация, подобная нашей? Не возникнет. Теперь уже никогда не возникнет.

— Почему? — не верил Пенёк.

— Потому, что эти три узла связаны между собой. Это три части одного целого, одного созидательного начала. Если здесь, в Зге произошло… то, что произошло; новый перерождённый энергоинформ вырвался на свободу, волной, медленным ураганом стал распространяться по Земле, и скорость его распространения увеличивается — значит, в остальных узлах интенсивность его действия ослабла или прекратилась вовсе.

— Откуда вы можете знать это, находясь здесь? — усомнилась Вела.

Марк выпрямился почти торжественно. В глазах его мелькнули льдистые искры.

— Находясь здесь, я могу знать всё обо всём. Мне не нужны промежуточные носители информации и даже воспринимающие её органы чувств. Сведения о любом объекте я получаю непосредственно от самого объекта. Связавшись с ним мыслью… мыслью не в словесном искаженном её представленьи, чистой энергомыслью-вектором. Обмен информацией напрямую, посредством информных излучений, тонко-импульсных полей. Это не так просто освоить, я ещё не вполне привык к своему новому качеству. А вы ещё не вошли в своё новое качество. Вы скоро войдёте. И оцените насколько это великолепно.

— Войти-то мы войдём, — пообещал я, — Только сомневаюсь, что наше миропониманье при этом радикально переменится.

— Переменится, — улыбнулся Марк отрешённой улыбкой, — Всё навсегда переменится. И тогда вы с восторгом печали убедитесь… Как я уже убедился. В том, что мы — одни на Земле.

— Вот как даже! — восхищённо хлопнул себя ладонями по коленям Пенёк, — «С восторгом печали». А другие-то земляне куда, грешные, подевались?

— Куда же им подеваться. Тут они все рядышком, на одной планетке. Были и будут. Какими будут, поглядим, конечно, в чём-то тоже изменятся. Но мы-то уже — не они. Абсолютно не они. Вот в чём беда или счастье, как хотите, принимайте.

— Минуточку, — возразил я, — Есть же ещё среди згинцев сподобные. Те — тоже услышат, почувствуют, придут. Как пришли мы.

— Много ль их было, истинно сподобных? Сколько их осталось в прежнем состоянии через двадцать лет? Никто не придёт. Те, кому потребно, уже здесь.

— А если придут всё-таки? — не унимался я.

— Поздно, — дальним глухим голосом ответил Марк, — Им уже не суждено превозмочь. Нам уже не нужны другие.

— Но мы-то «превозмогли», как видите.

— Вы бы тоже не превозмогли. Если б пришли позже.

— Это почему же?

— Как там, в Завете… Званых много, а избранных… Всему срок. Отныне.

— Ага. Значит лишь мы с вами отныне — избранные, рассудила Вела, — И присно и во веки. Так понимать?

— Маленькое уточнение. Не мы с вами. Я. Вы. Вначале — я. Потом — вы.

— Ладно, замечательно, — сказал я, — Спасибо, что хоть потом… Ещё одна неясность. Все те люди, которые остались за Каймой или прошли сквозь Кайму. Те, что встречали нас. Что они теперь собой представляют? Сколько их?

Марк ответил не сразу. Некоторое время его взгляд отрешённо блуждал по извивам-узорам настенных обоев. Что-то он мысленно взвешивал. В чём-то он был неуверен. Я догадывался в чём. Мне уже был почти ясен этот человек.

— Эти люди — особый счёт, — сказал он осторожно, — Они оказались в зоне по разным причинам. Военное спецподразделение, которые несло охрану объекта: исследовательского комплекса и самого Ствола. Группа, подготовившая и взорвавшая бомбу в Стволе. Те, кого не успели… или не захотели вывезти во время эвакуации. Всего — триста тридцать человек. Кроме того, те люди, которым удалось самостоятельно преодолеть Кайму и добраться до Зги. Их — двадцать три человека. Все они превосходят по своим возможностям обычных людей. Большинство из них подверглось прямому воздействию згинского энергоинформа в его нестабильном, коллапсированном, а затем в перерождённом виде.

Они приобрели совершенно уникальные качества. Например, способность в несколько раз увеличивать свою физическую силу, быстроту реакции. Способность к гипнозу на расстоянии, к телекинезу, к экстрасенсорике. Сверхвыносливость, возможность длительное время обходиться без сна, пищи, воды… Много чего ещё. Все в разной степени, конечно, в соответствии с первоначальными своими задатками. Но это произошло потом, постепенно. А вначале… В первые недели, даже месяцы после случившегося… Видели бы вы их! Они были никто. В полном смысле. Детали ландшафта.

— То есть, психика их оказалась начисто стёрта, — продолжил я.

— Да, именно.

— А потом у них построилась другая психика. И вы, надо полагать, в этом поучаствовали.

— Я проводник Начала. Так уж сталось. Сущность воздействовала на всех и на меня тоже. И каждому определила свою роль.

— Вы были здесь во время взрыва? — поинтересовалась Вела.

— Нет, я пришёл позже. Недели две спустя.

— Если не секрет, почему вы пришли? Кто-то позвал вас?

— Может быть… Всё было… неявно. Я просто почувствовал надо идти. Вы ведь тоже это почувствовали.

— Да-а, — согласилась Вела.

— Но я, в отличие от вас, никогда не уезжал далеко от Зги. Я все эти годы жил в Солотове — знаете, наверное. И всё время ощущал влияние Зги. Поэтому я оказался первым. Думал, что единственным. Как выяснилось — нет.

— Ты разочарован нашим появленьем? — ехидно спросил Пенёк.

— Ничуть. Если бы вы были мне не нужны — вы бы не появились.

— А вот это весьма-а спорный вопрос, — в глазах Пенька плеснулась острая неприязнь, она искала выхода. Я тихонько толкнул его локтём: успокойся, мол, потерпи.

— Так вот, — невозмутимо продолжал Марк, — я пришёл и увидел этих несчастных. Внешне, декоративно они выглядели людьми. Но это были не люди. Даже не существа, можно сказать. Существа наделены инстинктами. У них даже инстинктов не было. Даже инстинкта самосохранения. Сами по себе они погибли бы все до единого, потому что разучились жить. Единственное, что мне удалось вначале: гигантским психологическим напряжением собрать их всех вместе, в одно стадо. Постепенно к ним возвращались жизненные инстинкты: потребность в еде, в сне… Потом появились человеческие привычки. Они вновь научились общаться между собой. Стадо превратилось в толпу. Потом пришло осознанье себя, себе подобных, окружающего мира, своего места в нём. И главное — восприятье меня и своей однозначнейшей взаимосвязи со мною. И толпа наконец сделалась мощной командой, имеющей общие, неколебимые взгляды и цели.

В моём мозгу, в потайном окоулке сознанья уже давно тонко тикало, позванивало: невесомый чуткий маятник, стальная спица метронома — звук частый, чистый, взывающий. Это был сигнал недобра, сигнал опасности, которая ещё вдалеке, ещё на подлёте, но с которой не разминуться.

— Мда… — задумчиво сказал я, пытаясь притянуть в себя текучий взгляд Марка, — Сколь важно всё-таки оказаться в нужное время в нужном месте. Вы действительно способный человек. Вам удался титанический труд. Не знаю, какими усилиями, какими приёмами… Форменное чудо. Перестроить от нуля психику стольких людей! Замкнуть на себе их личности! Подчинить их своему влиянию. Праздный вопрос — зачем?

— Именно, что праздный.

Мы на миг вновь встретились взглядами. В глазах у него было сложное: фанатичная решимость… холодный кураж… нетерпение… и беглая тень ненависти… и мельк страха… Мы были перед ним. Он хорошо понимал, кто мы.

— Да, — продолжал я, — Конечно. Исполнители желаний. Реализаторы амбиций. Лиха беда — начало. Кусок города, поименованный простенько и со вкусом — «рай»; конечно это не вы придумали?

Марк, улыбаясь, покачал головой.

— Слепленные вами сверхчеловеки развлекаются. С вашего дозволения. А и на здоровье. Рай так рай. Но всего-то лишь стартовая площадка. К грядущему новому общеземному «Раю». Это потом-после, а пока что и тут не хило, надо же кому-то где-то на ком-то «зиждиться». Очаровательный — нет слов — титул; знаем-знаем, придуман тоже категорически не вами.