— Нет у меня ничего и разговаривать на эту тему я не хочу.

Я взял из стопки на столе лист бумаги, вытащил из красивого, украшенного зеленоватыми камнями канцелярского набора длинную ручку и быстро написал «по собственному желанию».

— Да не спешите вы так. Что же это? А Альберт Митрофанович в курсе?

— Уверен, что Анатолий… Юрьевич меня поймёт! — отчеканил я и встал. — Пойду, возьму кое-что из вещей на рабочем месте и хочу сразу откланяться, чтобы не отвлекать вас от работы.

— Всё так неожиданно. Вы ещё подумайте и можете звонить мне в любое время. Надо же, как получается, — продолжал бубнить Вениамин Аркадьевич, шустро вскакивая и провожая меня до дверей.

Я молча вышел и, отвечая на приветствия окружающих слабыми кивками головы, прошёл к своему столу. Как никогда мне показалось замечательным, что здесь больше никого не было. Я начал открывать поскрипывающие ящики, перебирая содержимое и убеждаясь, что брать мне с собой особенно нечего. Однако в какой-то момент мои пальцы коснулись тёплого гладкого звякнувшего предмета и я замер, сразу поняв, что это свисток, который дала мне Маша. Да, акул отпугивать не пришлось, потому что вместо них были тени и Этна. Тем не менее именно эту вещь я решил захватить с собой на память и, бросив задумчивый взгляд на ноутбук, под которым явно угадывались контуры не вытертой пыли, быстро направился к выходу.

— Может быть, сходим покурить? — окликнула меня нестройным хором пара знакомых ребят, но я отрицательно покачал головой и вдруг резко остановился возле рабочего места Маши, где теперь сидела какая-то белокурая и явно крашеная девушка с неприятным вытянутым лицом и излишне ярко намазанными губами. Она медленно подняла на меня глаза, глупо захлопала ресницами, а рот начал подёргиваться в нерешительности — улыбнуться или сдвинуть губы в строгую щёлку. Я посчитал, что лучше не тянуть, а самому разрешить её сомнения, начав. — Здесь сидела другая девушка, её звали Маша.

— Ой, а вы ничего не знаете? — тут же раздались женские голоса из соседних секций. — А она умерла. Так трагично и непонятно — ведь была совсем ещё девчонкой. Говорят, её нашли в леске, недалеко от аэропорта «Домодедово» — может, маньяк какой или ещё что нехорошее приключилось. Даже следователь сюда приходил — у неё, горемычной, и родных-то не было, только какой-то двоюродный дядька, да и тот скончался в больнице. Мы и деньги собирали на венок…

Я слушал краем уха, глядя на прижатые жёлтыми магнитиками с улыбающимися рожицами фотографии над компьютером Маши. На них была в разных позах изображена маленькая худенькая собачка, из тех, что вечно дрожат ногами и неизменно нежатся на руках одиноких дам или женщин, считающих себя на этом основании светскими. Животное явно не принадлежало Маше, а, скорее всего, было любимицей этой новой девушки. Однако искал я другое и нашёл — здесь же, чуть зажатый дверью полки, висел второй свисток. Я протянул руку, потянул и он упал точно ко мне на ладонь, жалобно звякнув находящимся внутри шариком и словно приветствуя.

— Очень грустно. Это — моё, — спокойно сказал я, пряча оба свистка в карман, развернувшись и бросив: — Всего доброго!

А потом, выйдя из здания, я ещё долго стоял на набережной — снова смотрел на суетливых уток, погнутый знак и то место, где для меня всё это и началось со встречи с таинственной незнакомкой. Кстати, я так и не узнал, кем она была, и, возможно, даже к лучшему: меньше воспоминаний, ассоциаций и плохих мыслей в голове. Чем дольше я вглядывался в холодную серую воду, по которой плыли грязно-жёлтые осенние листья, тем больше понимал, что ничего подобного видеть не хочу, да и вообще — стоит подумать о новой работе где-нибудь поближе к дому. Тем более деньги у меня были — премиальные десять тысяч евро, ещё сто тысяч из конверта я даже не начинал, да и своими у меня было отложено шестьдесят пять сотен долларов, поэтому на первое время на всё за глаза хватало. А там — посмотрим, что и как. Жизнь, как я теперь убедился на своём горьком опыте, полна неожиданностей и самых странных, непредсказуемых и необыкновенных вещей, однако, вспоминая наш с Леной разговор, мне хотелось верить, что свой лимит негатива я с избытком исчерпал на Сицилии. А потому, несомненно, меня должно ждать неизменно светлое и полное счастья будущее.

В общем-то, так и получилось — через полтора месяца я устроился на новую работу в подмосковном Жуковском — весьма близко от Тиндо, где проработал почти восемь лет, а потом начал пытаться открыть уже собственное дело. Несмотря на томительные ожидания, что в любой момент ко мне кто-то придёт с расспросами, связанными с поездкой на Сицилию, ничего подобного так и не случилось. Странно, но это меня почему-то даже больше расстраивало и нервировало, чем успокаивало. Однако со временем стало восприниматься лишь как странная данность или, скорее всего, тактичная скрытность Анатолия, который, быть может, предполагал подобный результат и заранее побеспокоился, чтобы ничего такого в моей жизни не случилось. Коммунальную комнату я продал, причём неожиданно выгодно, и взял по ипотеке «двушку» на вторичном рынке, за которую продолжаю выплачивать взносы. У меня есть красавица-жена, чем-то похожая на Лену, хотя я стараюсь себе ни в коем случае в этом не признаваться. А недавно появился на свет и сын, названный, по настоянию Оксаны, Анатолием. Собственно, я вообще не имел на этот счёт какого-то определённого мнения, но охотно согласился с предложением жены. Теперь мы ждём второго ребёнка и надеемся, что у нас будет девочка. Несмотря на своё желание не бывать больше в Москве, которое с годами, как ни странно, не ослабело, а, пожалуй, лишь упрочилось, я туда выбирался ещё неоднократно по различным делам, каждый раз сдерживая себя, чтобы не поехать на метро «Текстильщики». Но однажды, выпив чуть больше обычного с друзьями в симпатичном полуподвальном кафе возле платформы «Электрозаводская», я, сам того не замечая, оказался возле того самого окружённого забором дома.

Подойдя к запертой калитке, я ожидал окрика охраны сзади, даже очень надеялся услышать. Наверняка эти ребята теперь могли запросто намять мне бока, но быть может, удалось бы хоть что-то выяснить об Анатолии. Впрочем, что именно я намеревался узнать в самом лучшем случае? Что он пропал без вести или где-то прячется ото всех? Наверное, глупо, однако так никто и не появился. Я специально зашёл за деревья, откуда когда-то тихо выехал серый «Мерседес», но там оказалась припаркованной только старая отечественная пятёрка. Внутри сидела женщина средних лет и девочка-подросток, которые, замерев, как-то странно на меня смотрели. Неужели в моём лице или поведении было что-то особенное или настораживающее? Наверное. Впрочем, зная всю историю, они вряд ли этому бы удивились. Тем не менее, я быстро ретировался в сторону и чуть позже даже перелез в одном из мест через ограду, совсем уж явно нарываясь на неприятности, но всё было безмолвно и, кажется, необитаемо. Там я бродил до наступления темноты, а потом какой-то опустошённый поехал домой, где получил нагоняй от переволновавшейся жены, которая никак не могла до меня дозвониться. Как оказалось, телефон я где-то потерял и это стало, пожалуй, предпоследним неприятным событием, связанным с моим путешествием на Сицилию — аппарат был одной из тех простеньких «Моторол», что передал нам Анатолий по прилёту в Катанию. Я ей очень дорожил, а Оксана удивлялась, что такой приличный человек и ходит с таким архаичным телефоном. Разумеется, ни ей, ни кому бы то ни было ещё, я не рассказывал о том, что когда-то случилось и почему эта вещь для меня так важна. Однако, с её потерей для меня ушла в никуда ещё одна частичка прошлого и фактически о реальности моей поездки на Сицилию напоминал теперь лишь чуть заметный шрам на ступне и фигурка толстой голой девушки.

Она почему-то сильно раздражала жену — особенно то, что я ставил её неизменно наверх бара — место, отлично проглядываемое со всех сторон большой комнаты, и Оксана постоянно горько приговаривала о том, что подумают люди, когда увидят такое. Однако именно на эту фигурку мы смотрели вместе с Леной, и, кажется, в ней жила её, пусть крохотная, но живая частичка — во всяком случае, я в это верил.