Кирилл Гольцов

ОСТАНОВКА ПОСЛЕДНЕГО ВАГОНА

роман

Глава I

КАПСУЛА

Я оторвал пальцы от скрипучей чёрной клавиатуры, неприятно подающейся под руками, и, выгнувшись, с ощущением тянущей боли в спине посмотрел в окно. Где-то там, в серо-голубом небе робко светило солнце, и даже не верилось, что наступил последний день лета. Но это было именно так, от осознания чего я почему-то почувствовал уныние и нежелание возвращаться к этому глупому письму, на которое были потрачены уже добрых три четверти часа. Пожалуй, стоит выйти прогуляться на набережную, покурить и немного развеяться — процедура, ставшая для меня практически ритуалом за последнее время. Да, самое лучшее решение, тем более что затёкшая шея и отдающая чем-то колючим спина, точно нуждались в непродолжительном отдыхе.

С сомнением посмотрев на висящую в шкафу напротив куртку, в которой, придя на работу пораньше, чувствовал себя вполне комфортно, я решил ограничиться пиджаком, небрежно переброшенным через спинку вертящегося стула. В конце концов, несмотря на резкое похолодание после аномально жаркого лета до сих пор не верилось, что буквально пару недель назад я изводился от духоты и смога, позволяя себе приходить в офис по пятницам в майке и шортах. Да, сейчас это казалось прямо-таки нереальным, пусть и пара сделанных фотографий всё-таки в какой-то мере подтверждала то, в чём вроде была уверена память. В любом случае хорошо, что обещанный в прогнозах на эту ночь ноль градусов, не подтвердился, что, как мне казалось, позволяло робко надеяться на бабье лето.

— Доброе утро! — раздался сзади негромкий знакомый голос, и, обернувшись, я увидел свою коллегу — молодую подтянутую девушку, которая была полновата и почему-то всегда очень коротко стригла ногти на своих и без того мальчишечьих пальцах-обрубках.

Она пришла на работу всего полгода назад, но уже успела сделать много такого, от чего о ней сразу же поползли разнообразные слухи, вылившиеся в однозначный вердикт коллектива — странная. Я ничего такого особенного не замечал, хотя однажды был удивлён, увидев, как она целует портреты кинозвёзд, вывешенные этажом ниже. В общем-то, ничего, конечно, в этом такого и не было, но прикосновение губ к пыльным, залапанным невообразимой чередой пальцев стёклам лично у меня вызывало брезгливость. Невольно подумалось, что вечером она ими же будет целовать своего молодого человека, если, конечно, таковой был, и мне точно не хотелось оказаться на месте этого счастливца. Впрочем, Маша точно не была в моём вкусе, поэтому я отмечал всё это про себя просто постольку поскольку.

— Ты не вниз собрался? — она сделала большие глаза, отчего стала напоминать смешного совёнка. — Можем спуститься вместе, мне как раз нужно занести в канцелярию бумаги.

Я знал, что она не курит, но имеет привычку стоять рядом, вдыхать дым и неизменно просить, чтобы кто-нибудь прикурил и дал ей сигарету. Маша держала её в руке, как говорится, за компанию, деловито стряхивала пепел и неизменно убеждала всех, что ей очень нравится этот запах, а некурящий мужчина в её сознании ассоциируется с голубым или больным человеком. На мой взгляд, весьма обидный и спорный подход, который, несомненно, был известен и всем некурящим мужчинам в нашем офисе, составлявшим подавляющее большинство. Поэтому не приходилось удивляться, что девушку недолюбливала далеко не только прекрасная половина коллектива, что, похоже, нисколько её не смущало. Кто-то, наверное, сказал бы, что Маша — просто дурочка, но я почему-то видел в этом силу воли и умение очень правильно реагировать на неприятные вещи. Это невольно вызывало уважение и, несмотря на однажды охарактеризованную ею мою персону, как «длинноволосый гуманоид», отнюдь не отбивало желания приятно и позитивно общаться.

— Хорошо, идёт! — улыбнулся я и тут же сделал шаг назад — Маша случайно наклонила пластиковый стаканчик, который сжимала почему-то большим и безымянным пальцами. Налитый в нём размыто пахнущий растворимый кофе потёк по её белой кофточке.

— Ой, вот неумёха… — расстроилась девушка и почему-то виновато посмотрела на меня. — Как думаешь, останутся пятна?

Я неопределённо пожал плечами и невольно отметил, как некрасиво смотрится кофе, налитое в один пластиковый стаканчик. Я всегда, чтобы не обжечься и добиться устойчивости, брал пару и уже привык к опрятному белому виду. Впрочем, для офиса было приемлемым всё — даже мешать сахар ножом или вилкой из-за постоянно заканчивающихся пластиковых ложек. Их почему-то выкладывали только один раз в день и считали вполне достаточным штук тридцать на коллектив в почти сто человек. Своеобразный подход, но наверняка за ним что-то крылось. Иногда я об этом размышлял и постоянно приходил к одному и тому же вопросу: если не экономия и равнодушие, то что же здесь быть ещё?

— Может, застирать? Поможет, если сразу?

Маша стала торопливо расстёгивать пуговицы, под которыми оказалась полупрозрачная белая рубашка, через которую ясно просвечивался широкий чёрный лифчик.

— Как думаешь, такой меня кто-нибудь захочет?

Как бы между прочим, поймав мой взгляд, спросила она и заулыбалась.

— Наверняка да. Уверен, ты это сразу поймёшь! — усмехнулся я и тут обратил внимание на необычный кулон, висящий на шее девушки, чем-то смахивающий на капсулу, жёлтого цвета и с какими-то странными неровными выемками, напоминающими поверхность плоских ключей повышенной секретности. Длинная тёмная нитка в нескольких местах грубо отпечаталась на коже, и я почему-то подумал, что лучше бы уж Маша носила кулон на маленькой каучуковом шнурке — так его будет всем видно и никаких проблем не будет. Впрочем, конечно, это было исключительно её дело, тем более, если речь шла о талисмане или чём-то подобном.

— Ты смотришь на мою грудь или я чего-то не понимаю? — спросила девушка, игриво засмеявшись и нарочно выгнувшись вперёд. — Что чувствуешь? Желание, заинтересованность, недозволенность, тайну?

— Нет, мне просто понравился твой кулон. Необычный.

— Ах, это… — Маша почему-то занервничала и, отбросив с лица пряди волос, сказала, — Хорошо. Извини, что тебе придётся идти одному — я пока хочу попытаться что-то сделать с кофточкой. Вот так!

Я кивнул и, проводив её взглядом, поколебавшись, бросил в мусорное ведро оставленный ею на моём столе пластиковый стаканчик с остатками кофе. Потом подумал, что неплохо зайти в столовую, которая как раз была по пути к выходу и налить чего-нибудь погорячее с собой — буду уютнее себя чувствовать, да и курить на сухую я не любил. Как часто говаривала моя бывшая девушка, уместно применительно и к этому случаю, без смазки ни одно дело толком не сладить.

Набросив на плечи пиджак, я миновал коридор, прошёл под аркой и оказался в большом зале, где трудилось неисчислимое количество операторов на телефоне. Практически все они были женщинами и создавали какой-то особый, усыпляющий и баюкающий гул, от которого я себя всё время чувствовал каким-то уставшим и неуютно-посторонним. Временами казалось, что они сливаются в некоей невыносимо затянувшейся волне или молитве и могут превратиться в гигантского говорливого монстра, который просто прилёг отдохнуть, но способен в любой момент подняться, вобрать в себя всех этих людей и стать огромным, пугающим и явно плохо настроенным к тем, кто не разговаривает по телефону. Что он предпримет, увидев меня? Может, не убьёт, а просто, прикоснувшись, заразит чем-то вроде вируса и после этого я не смогу ни на мгновение расстаться с трубкой, испытывая непреодолимое и вечное желание с кем-нибудь говорить. Жуткая обречённость! Поэтому, наверное, не было ничего удивительного в том, что это место, заставленное столами с очень узкими проходами и неизменными колоннами, преграждающими проход, я всегда предпочитал миновать как можно быстрее.

Вскоре я свернул направо и упёрся в две двери, одна из которых вела в столовую, а другая — в женский туалет. Уборная для мальчиков почему-то располагалась между этажами, но в данном случае я не возражал — уж слишком открытым было это место, чтобы не испытывать некоторой неловкости, входя и выходя отсюда. Впрочем, изначально предполагалось, что чуть дальше будем размещён и мужской туалет, который даже заранее огородили высокими железными шкафами, сделав нечто вроде коридора. Он напоминал мне старую компьютерную игру-ходилку «Вольфенштайн» и каждый шаг в этом узком пространстве неизменно отдавался гулким эхом, наверняка отлично слышимым со стороны. Сейчас же здесь сделали нечто вроде комнаты отдыха для охраны. Хотя, как это, так и другое место обладали одним большим недостатком — в них нельзя было курить. Поэтому приходилось спускаться на пару лестничных пролётов вниз, дожидаться один из четырёх медлительных лифтов, спускаться на первый этаж, потом тратить ещё минут десять на пересечение огороженной территории и только потом можно было оказаться на набережной.