Я снова закрыл глаза и попытался абстрагироваться от окружающего, сосредоточившись на чём-нибудь приятном. Но в голову что-то ничего не лезло, а гулкие удары сердца с какой-то громкой раздражающей хрипотцой не давали забыть о том, насколько я действительно испуган. И что дальше? Просто лежать, затаившись и не открывать глаз или всё-таки попытаться посмотреть — что происходит вокруг? Нет, так точно не удастся заснуть, а вот довести себя переживаниями до чего-нибудь нехорошего, можно вполне. Словно в ответ на это, в груди как-то нехорошо заныло и, кажется, спазматически дёрнулось. Вот сейчас открою глаза и увижу, что всё по-прежнему и тени снова отступили, оказавшись на положенных им местах, с менее пугающими размерами. Разве так не может быть?

На этот раз я решил поступить хитрее — приоткрыть левый глаз, и то совсем чуть-чуть. Почему его? Просто слева располагалась стена, и это было бы практически незаметно со стороны, если, конечно, тени на самом деле какие-то не такие и могут наблюдать за мной. Сначала я не увидел ничего — просто размытый серый фон, а потом, чуть не закричав, поджал ноги и выпрямился на подушке. Что же это такое? Тени, кажется, увеличились ещё раза в два и теперь, словно водоросли или пиявки, извивались на кровати, возможно, успев проникнуть даже под одеяло. Моё тело ощутимо похолодело, и по коже начали пробегать кривые дорожки дрожи. Окончательно же я пришёл в ужас после того, как взглянул в окно — кажется, что оно уменьшилось и превратилось в обжигающие глаза-прожекторы какого-то неведомого монстра, напоминающего спрута. Именно такой образ я видел в одном кошмарном сне, когда учился в первом классе, и даже написал по его мотивам рассказ «Ужасное содержание», ставший впоследствии победителем в литературном конкурсе между классами. По стенам от рамы тянулись зловещие извивающиеся щупальца, которые непропорционально удлинялись, и, кажется, хватали все встречаемые по дороге тени, тут же поднося к зияющей пасти животного. В ней они не просто пропадали или всасывались, а словно рассыпались на миллионы крохотных, мерцающих красным кусочков и растворялись в воздухе. Это, как мне казалось, означало не просто акт поедания, а какое-то полное уничтожение и чего-то гораздо большего, чем просто физической оболочки.

Мне нестерпимо захотелось вскочить, выбежать в коридор и быть рядом хоть с кем-то, кто поможет, успокоит, сделает то, что будет правильным в такой ситуации. Хотя судя по реакции соседей и недавнему происшествию, если я что необычное и видел, то они не заметили точно, тем более что та же Любовь Игоревна явно была не склонна к скрытности или чему-то подобному. Неужели ждать помощи неоткуда или ничего страшного со мной не случится — ведь речь идёт всего лишь о тенях? И тут в углу что-то забрезжило — светлое и, кажется, дарящее спасение, способное меня понять, защитить и развеять ужасающий мрак. Да, это была именно она — та самая призрачная девочка, которая сегодня, удивительно, двигалась в мою сторону, а уродливые щупальца теней, словно в испуге, отпрянули в сторону, но сразу же опять сомкнулись за её спиной. Значит, мои надежды отнюдь не беспочвенны. Только хватит ли её волшебной силы или чего-то подобного, чтобы защитить нас двоих?

Ребёнок медленно подплыл совсем близко, и неожиданно её лицо из умиротворённо-отстранённого превратилось в яростное. Девочка бросилась ко мне на грудь, усевшись на корточки, но никакого веса я не чувствовал. Зато, скосив глаза, увидел, как капсула начинает словно разгораться и вскоре засияла так ярко, что стала слепить глаза. Ангел перебирал её пальцами, и я это чувствовал. Значит, она всё-таки может быть материальной? Девочка внимательно рассматривала подвеску и, кажется, была готова сейчас же сорвать её с моей шеи, но неожиданно черты её лица разгладились, и она спокойно прошептала. — Нет, это не крест — ничего страшного!

Эхо её голоса таинственно отдалось по всей комнате, а сияние от капсулы, кажется, распространилось на всё вокруг, разбивая мрак, но не давая возможности ничего больше увидеть. Слепящий свет мгновенно поглотило и девочку, и ужасные тени, и, кажется, все мои страхи, сомнения, помыслы. Я чувствовал себя окружённым этим светом, словно сел в безопасную оболочку и отгородился от реальности, ставшей спасением и какой-то высшей истиной, которую мне хотелось просто бесконечно постигать, ни на что больше не отвлекаясь.

Глава IV

ИЗОБРАЖАЯ НЕНОРМАЛЬНОСТЬ

Свет продолжал брезжить, и неожиданно я понял, что лежу с закрытыми глазами, а всё, что было, наверное, просто мне привиделось, и было, несмотря на реалистичность, всего лишь кошмарным сном. Аккуратно приоткрыв глаза, я убедился, что комната залита ярким солнечным светом, и это почему-то твёрдо убедило меня в обратном — никаких кошмаров не было. Всё это действительно окружало меня и непременно вернётся следующим вечером, который я могу и не пережить. Потом я подумал о том, что вчера, приехав домой, вёл себя как обычно, и меня постигла вполне заслуженная кара, о которой говорила Маша. Или просто пока предупреждение? Я тут же попытался вспомнить — слышал ли какие-нибудь голоса, идущие от теней, но мог лишь с какой-то долей уверенности утверждать, что мне показался лишь вопль и слова этой девочки-ангела или кто она там была на самом деле. При этом приподняв подрагивающую руку, как ни удивительно, я ощутил, что полностью здоров, бодр и полон сил — все хвори, если только они не были исключительно у меня в голове, внезапно отступили. А вот будильник я вчера не поставил, поэтому понятное дело, выход на работу проспал, за что сейчас, без всяких шуток и кошмаров, могу получить очень хорошенький нагоняй от руководства. Что же, раз так, то надо вставать и собираться, чтобы не усугублять.

Несмотря на сравнительно поздний час, ванная и туалет оказались занятыми. Поставив на плиту чайник и, немного подплясывая от желания помочиться, я поздоровался с Петровичем, расположившимся у окна с газетой в руках.

— Приветствую, соседушка! Ну как ты?

— Не поверите, но ваш мёд сотворил настоящее чудо — полностью поправился.

— Ну да, да. Может, всё-таки денёк отлежишься ещё дома? А то — мало ли что. Скажу честно, вчера ты выглядел совсем плохо — хоть в больницу звони.

— Нет, очень много дел — я и так сегодня проспал, поэтому сами понимаете.

Дверь ванной с шумом открылась, и оттуда появилась Любовь Игоревна, замотанная в потёртый халат и с целым пакетом каких-то шампуней и кремов в руках.

— Встал, что ли? Вот что моё варенье делает, по бабушкиному ещё рецепту варю!

— Да, спасибо вам большое. Разрешите?

Я подбежал к соседке и подумал, что, раз туалет всё равно занят, то сойдёт и ванная — заодно и умоюсь.

— Да, конечно. Только не торопись, а то всё там посшибаешь, — наставительно сказала Любовь Игоревна и, пропустив меня вперёд, сама осталась в узком коридоре, не давая захлопнуть дверь. — Гляди-ка, зачирикал и снова стал весь дёрганый, как прочие молодые. И чего вам всё неймётся?

— Позвольте закрыть дверь, — с придыханием попросил я и, наградив меня почему-то порицающим взглядом, соседка отступила, громко шурша пакетом и сокрушённо покачивая головой.

Пока я стоял под колючей тёплой струёй подтекающего почему-то холодной водой душа, мои мысли нестерпимо возвращались к тому, что произошло вечером и ночью. Сейчас, в свете дня, всё опять казалось больше надуманным и нереальным, однако опасность, пусть и не такая большая, как могла бы, ощущалась сегодня гораздо явственнее. Но почему? Что я сделал не так, и зачем было организованно такое мрачное представление? Я вспоминал наш вчерашний разговор с Машей и снова пришёл к выводу, что ничего эдакого необычного вчера так и не совершил. Неужели всё дело только в этом? Сколько я не размышлял дальше, похоже, всё сходилось на одном и, раз уж на какое-то время придётся подстраиваться под эти новые условия, необходимо было начинать действовать уже сегодня — под солнцем и пытаться оттянуть мрак, пока не настанет время бояться и не иметь ничего за душой, чтобы ответить.