В августе 1947 года СВА передала особые полномочия отделам К-5 — тайной политической полиции, входившей в структуру восточногерманской уголовной полиции, — поставив перед ними задачу борьбы «против преступной деятельности врагов нового демократического порядка»[318]. Исполняя обязанности политической полиции, отделы К-5 в Восточном Берлине и в провинциях действовали под началом МГБ. (Впоследствии многие сотрудники К-5 помогали создавать и налаживать работу MfS.) В 1949 году К-5 перешли в ведение Главного управления безопасности народного хозяйства (Hauptverwaltung zum Schutze der Volkswirtschafi) восточногерманского Министерства внутренних дел во главе с Эрихом Мильке[319]. Советы намеревались выковать восточногерманскую службу безопасности «щит и меч» нового строя в Восточной Германии. Новая организация должна была включить в себя управление, ответственное за Восточный Берлин и оперативные отделы в советской зоне, а также разделенные к этому времени управления, занимавшиеся железнодорожным и водным транспортом. В штате этой организации состояло 2950 человек, из них 1535 были оперативными сотрудниками[320].

Сотрудников для этих отделов набирали, в основном, по принципу их политической благонадежности. Некоторые пришли из СЕПГ, но также был задействован собственный резерв МГБ, состоявший из проверенных немецких агентов. Члены других политических партий или организаций считались неподходящими для этой службы, и таким образом подтверждалась советская точка зрения на «буржуазные» партии — ХДС и Либерально-демократическую партию (ЛДП), которым предоставлялось право исполнять роль витрины нового режима. К 6 октября 1949 года пять провинциальных отделов приступили к работе. Центральное управление, ответственное также за Берлин, все еще было в процессе организации, и причиной отсрочки, возможно, была уязвимость и сложность его предполагаемой деятельности в городе.

ВЫБОР РУКОВОДИТЕЛЯ

Осознавая, что шеф восточногерманской полиции не сможет не быть вовлеченным в политику, Советы с большой тщательностью подошли к вопросу о руководителе. Сомнения вызывала главная кандидатура на этот пост, то есть Эрих Мильке. В письме Сталину и членам Политбюро генерал-полковник Василий Чуйков, командующий советскими войсками в Германии и председатель Советской Контрольной комиссии, и его политический советник Владимир Семенов дали оценку деятельности Мильке[321]. Упомянув о его принадлежности к Коммунистической партии Германии (КПГ), о годах, проведенных в СССР, об участии в гражданской войне в Испании, авторы письма далее сообщают о том, что Мильке был интернирован во Франции. Когда германская армия вошла во Францию, «Мильке бежал, однако остается неизвестным, сколько времени он пробыл в лагере и когда бежал». Не было никаких достоверных сведений о нем вплоть до 1944 года, когда поступило сообщение о его аресте немцами. После ареста и до конца войны Мильке служил в организации Тодта, нацистском учреждении, разрабатывавшем широкомасштабные строительные проекты. В мае 1945 года он покинул американскую зону и в июне появился в Берлине.

Отсутствие документов на период пребывания Мильке на Западе после Испании не могло не помешать его карьере. С точки зрения Советов, самой большой трудностью в создании германских служб безопасности был кадровый вопрос. Начав свою работу в мае 1949 года, офицеры МГБ вместе с руководителями новых германских подразделений проверили 6670 кандидатур. Из них 5898 кандидатур, то есть 88 процентов, по разным причинам были отвергнуты. У одних оказались близкие родственники или друзья в западных секторах Берлина или в Западной Германии, другие сдались в плен солдатам Великобритании, США или Франции, третьи служили в Югославии, где, возможно, имели вызывающие подозрение контакты с отщепенцем маршалом Тито. Непременным условием было отсутствие связей с Западом, кстати, сохранившимся и в дальнейшем. Несмотря на эти трудности, через какое-то время удалось добиться высокого уровня профессионализма сотрудников органов безопасности[322].

Советы нашли другого кандидата в лице Вильгельма Цайссера, руководителя Главного управления резервной полиции Министерства внутренних дел ГДР. Его коммунистическое прошлое не вызывало сомнений. Член компартии с 1919 года, он активно работал в Руре в качестве редактора и профсоюзного активиста. В 1924 году посещал школу Коминтерна в Москве, после чего выполнял задания партии в Германии, Китае и Чехословакии. В 1932 году, будучи переводчиком в школе Коминтерна, вступил в партию большевиков. Отличился во время гражданской войны в Испании. Потом вернулся в Советский Союз и в 1940 году стал гражданином СССР. Во время Второй мировой войны «служил инструктором на антифашистских курсах в лагерях для военнопленных». Посланный в 1947 году в Германию, «он проявил себя хладнокровным и твердым человеком». Записка заканчивалась выводом: «Цайссер — самая подходящая кандидатура на должность министра государственной безопасности. Мильке может остаться заместителем министра»[323].

Нет ничего удивительного в том, что в 1950 году Советы навязывали СЕПГ свое мнение в таком важном деле, как назначение министра госбезопасности. Январские и февральские донесения дают уникальную возможность познакомиться с системой в действии. Заинтересованные советские деятели отлично знали о том, что Сталин прислушивается к мнению Вильгельма Пика, одного из лидеров СЕПГ, внесшего свою лепту в доклады, а так как Пик ратовал за Цай-ссера, то и спорить было не о чем[324]. В той или иной форме «вопрос Мильке», то есть вопрос советского всеобъемлющего контроля служб госбезопасности Восточной Германии, не раз поднимался впоследствии[325].

СОВЕТСКИЕ РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНЫЕ ОПЕРАЦИИ И ПАРТИЯ

Как только Цайссер занял пост министра госбезопасности, помимо взаимоотношений МГБ и Комитета информации (КИ), возник более широкий вопрос, а именно — как далеко может зайти советская разведка, используя в качестве своих источников зарубежных коммунистов. В октябре 1950 года руководство СЕПГ решило передать MfS, принявшему на себя контрразведывательные функции в Западной Германии, партийную разведывательную сеть. Но эта агентурная сеть была главным источником разведывательной информации КИ, и с ее помощью КИ получал львиную долю экономических, политических и военных сведений о Западной Германии[326]. Ведущие члены коммунистической партии в разных частях Западной Германии были вовлечены в эту деятельность. С передачей их MfS Комитет информации лишался своего основного источника. Иван Ильичев, главный резидент КИ, сделал запрос в МГБ, нельзя ли заставить Цайссера подождать с проведением решения партии в жизнь. И получил ответ, где было ясно сказано, что полагаться на партийную сеть в Западной Германии опасно, ибо при малейшем изменении ситуации связь западногерманских коммунистов с КИ может быть использована оккупационными властями Запада для запрета компартии Германии.

Эти проблемы существовали не только в Германии. Приняли запрет на использование коммунистов в качестве агентов и в Австрии: там была прекращена связь с 70 процентами членов коммунистической партии — агентами МГБ. То же самое произошло и в других странах. Москва приказала своим резидентурам не контактировать с лидерами зарубежных коммунистических партий и позволила обращаться к ним только в случае крайней опасности. Все возможное было сделано, чтобы предотвратить удары, подобные тем, что получила советская разведка в США. Тамошние агентурные сети, состоявшие в основном из американских коммунистов, после окончания войны были практически ликвидированы[327].