О том, насколько донное рыболовство исчерпало себя, можно судить по нашим дальневосточным морям. Еще недавно большие уловы камбалы резко пошли теперь на убыль. Даже морского окуня уже не хватает. Поэтому, чтобы поддержать общий уровень, приходится ловить больше, чем это рекомендовано, минтая. Положение, конечно, ненормальное. Во-первых, минтай не может заменить вкусную жирную камбалу, а во-вторых, запасы его тоже не беспредельны, и настанет момент, когда и минтай перестанет ловиться. А что тогда? Насколько важны действенные меры по ограничению лова, показывает пример с лососем.

Интенсивная добыча лосося на подходах к местам нереста и хищнический лов его мелкоячеистыми сетями в открытом море привели к тому, что кеты, горбуши, кижуча, чавычи, нерки стало заметно меньше. Настолько заметно, что мы уже забыли, как выглядит красная икра. Дело шло к полному уничтожению лососевых. Но Советскому Союзу удалось договориться с Японией о совместных мерах охраны, и вот уже несколько лет, как запасы лососевых по крайней мере не падают. Это колоссальный сдвиг. Теперь надо срочно принимать меры, опять-таки в международном плане, по искусственному разведению. Кстати, подобные же меры необходимы и в отношении сайры, которую явно переловили. Сейчас в Японском море плавает наше судно «Крым», которое как раз и занимается устройством искусственных нерестилищ для сайры.

Перелов отдельных видов рыб опасен не только прямыми, но и косвенными последствиями. Природа не терпит пустоты. Свободное место очень быстро замещается и, как правило, худшими в пищевом отношении рыбами. У берегов Аляски окунь уже уступил свое место минтаю, в заливе Петра Великого тот же минтай целиком выловлен. Вот почему необходимо поддерживать хотя бы минимальный уровень запасов каждого вида.

Только так мы сможем и впредь брать у берегов Приморья 20 миллионов центнеров рыбы. О том же, чтобы увеличить добычу без переходе на пелагический лов, и мечтать нечего.

Такое же положение и у других ведущих рыболовных держав мира: Японии, Перу, Норвегии, Исландии. Япония, конечно, особенно сильно зависит от океана. По сути, она получает животный белок почти исключительно за его счет. Недаром эта островная страна обладает самым большим рыболовным флотом.

Наконец, еще одно очень важное обстоятельство, которое, как говорят, обратной связью сильно воздействует на рыболовный режим. Речь идет все о том же отставании в работе торговых организаций. Возьмем для примера историю с хеком. Мы вылавливаем этой вкусной рыбы много. Рыболовный флот, таким образом, дает стране массу превосходного продукта. Вроде бы лучшего и желать нельзя. Но не тут-то было. Транспортировка дальневосточной рыбы не налажена, не хватает вагонов-холодильников, и из-за этого бывает, что ценная пищевая рыба идет на муку. У нас до сих пор не используется печень хека и муксуна. При разделке ее просто выбрасывают за борт. А это тысячи тонн вкусного и очень богатого витамином «А» продукта.

Еще пример. Пристипома, или рыба-кабан. Ее издавна добывают в тропических водах. Во многих районах мира эта рыба, не уступающая по вкусу лососевым, пользуется большим спросом. Наши суда могли бы брать ее в районе Гавай в больших количествах. Но какой-то период эта рыба заражена паразитами — рачками, и это неуместное в данном случае слово «паразит» отрезало ей путь к потребителю. Смешно, право, морские паразиты далеко не всегда соответствуют своему названию. В данном случае паразитирующие на кабане рачки не только вполне съедобны, но и более вкусны, чем сама рыба. Куда лучше было бы говорить о выгодном соединении лососеподобной мякоти с креветками. Но сработало испугавшее несведущих людей из министерства торговли слово «паразит», и Министерство рыбной промышленности запретило лов кабана. И очень жаль…

Лишь на днях я прочел в «Правде» корреспонденцию, что на камчатские рыбокомбинаты поступила первая партия этой великолепной рыбы. Могу только присоединиться к призыву автора корреспонденции увеличить добычу.

Вообще трудно сказать, какими реальными соображениями руководствуются те, кто решает торговую судьбу рыб. Если в истории с кабанами все совершенно ясно, то судьбу минтая явно определили иррациональные силы. Долгое время минтай считали почему-то непищевой рыбой и отправляли на муку. Он до сих пор не пробился к прилавку, несмотря на то, что «заражен» рачками гораздо меньше, чем удивительно быстро ставшая популярной угольная рыба. В Беринговом море минтай вообще ничем не заражен. Почему ему так не везет? Не знаю. Может, название у него подозрительное: минтай? Такая же история со стрелозубым глубоководным палтусом, которого «не пускают» на прилавок из-за того, что его мясо разваривается. Не надо варить, надо жарить!

Вот и получается, что с рыбой дело обстоит очень неблагополучно. А в океане много хорошей рыбы. Сочетая траление с пелагическим ловом, мы сможем уже в 1970 году значительно увеличить объем вылова в новых рыболовных районах. Тихого океана.

Открытые в последние годы районы отличаются высокой продуктивностью. Только Австралийский шельф и Зондский архипелаг могут дать 20 миллионов центнеров, а раньше считалось, что столько дает весь Индийский океан.

На планктон ученые возлагают самые большие надежды. Только с его помощью мы сможем обеспечить белком быстрорастущее население. Белковая паста из планктона во многом должна заменить хлеб, рис и картофель.

Здесь тоже пора расстаться с некоторыми обывательскими догмами. Во-первых, планктон — это не только собрание микроорганизмов. В его составе много, скажем, рачков, достигающих 12 миллиметров. Этими рачками, кстати, особенно охотно питаются киты. Но людям они с успехом заменят креветок, тем более что запасы их исключительно велики. Кроме того, даже мелкие составляющие планктона, остающиеся в марлевом сачке, вполне пригодны для еды. Это богатая белками, витаминами и микроэлементами пища. И очень вкусная к тому же. Я с удовольствием ел только что выловленный отжатый планктон. Он очень напоминает крабовую лапшу.

Но к добыче планктона надо подходить с еще большей осторожностью, чем к лову рыбы, чтобы не наделать непоправимых глупостей. Планктон подвержен сильнейшим колебаниям численности. Вспышки жизни часто чередуются с массовой гибелью. Поэтому добыча его должна жестко приспособиться к таким циклам. Всякий валовый подход здесь губителен. Планктоном питаются рыбы и киты. Значит, нужно оставлять достаточное его количество и на их долю. Планктонную стадию проходят многие обитатели моря, в том числе, как уже говорилось, крабы. Следовательно, необходимо точно знать, когда, где и сколько планктона брать.

Очевидно, эта проблема тесно связана со стерильными зонами выноса. Безбоязненно можно добывать лишь такой планктон, который безвозвратно уносится течениями.

Познакомимся теперь с некоторыми цифрами мирового улова. Они весьма показательны.

В 1968 году общий улов составил 640 миллионов центнеров. Из них 582 — рыбы, 33 — моллюсков, 15 — ракообразных, 7 — водорослей. Таким образом, на рыбу приходится 90 процентов мировой добычи. К концу века общий улов должен значительно увеличиться. Английский ихтиолог Д. Кушинг предсказывает, что в ближайшие 10–20 лет он удвоится. Вместе с тем среднегодовой прирост мировой добычи снижается. Если в 1955–1960 годах он составлял 33 миллиона центнеров, то в последующее пятилетие снизился до 23. Такое сокращение — дань обреченности тралового лова.

Она целиком определяется неравномерным ловом. Ведь 85–90 процентов общего улова дают районы континентального шельфа. Открытый океан все еще остается целиной. Рыбы глубоководных районов, материкового склона и открытого океана или становятся жертвами хищников, или погибают естественной смертью. В обоих случаях проигрывает человек.

Только за счет этих районов и можно значительно увеличить улов. Но даже такое резкое увеличение едва поспеет за ростом народонаселения. По оценке демографов, к 2000 году население Земли достигнет 6,5 миллиарда человек, а это означает, что средние уловы на душу населения останутся на современном уровне — 15–16 килограммов. Профессор С. В. Михайлов полагает поэтому, что и к концу века место Мирового океана в продовольственном балансе человечества не изменится. Сейчас океан даот нам 13–15 процентов общего количества белков и 3–4 процента жиров, что в пересчете на калорийность составляет только 1 процент к общим пищевым ресурсам, потребляемым населением мира. Производительность же суши мы вряд ли сможем резко увеличить в ближайшее время, а синтетическое производство белков — дело весьма отдаленного будущего. Прогноз получается весьма пессимистический. Он полностью опровергает бездумных оптимистов, которые, не зная истинного положения, твердят одно: океан прокормит.