Изменить стиль страницы

Итак, после официального запрета на употребление беларуского языка в делопроизводстве, его социальные функции сократились до крайности. И только униатское духовенство сохранило верность ему. А поскольку униатство исповедовало большинство беларуских крестьян, нетрудно понять, сколь огромную роль играло оно в деле сохранения и укрепления этнического самосознания беларусов.

Например, только в период 1771–92 годов, не считая всей предыдущей эпохи, униатское духовенство издало на беларуском языке (латиницей) ряд популярных в народе религиозных сборников и песнопений, в том числе «Молитвенник», «Радуйся Божий народ», «Новая радость стада», «Царю Христу молюсь», «Люди говорят». Проповеди на беларуском языке ещё долго звучали в униатских храмах и после присоединения всего нашего края к Российской империи.

Ксёндз Адам Станкевич, принявший мученическую смерть от сталинистов в 1949 году, был знатоком истории религиозно-церковной жизни Беларуси. Вот что он написал в 20-е годы:

«Она (уния) превратилась в Беларуси в народную веру, дополненную беларуским богослужением в церкви, беларускими песнями, проповедями и т. д.»[52]

Народ уважал эту церковь ещё и за то, что она была дешевой в прямом смысле этого слова. Тем самым она сильно отличалась от католического костёла, который, с одной стороны, постоянно требовал пожертвований от верующих, а с другой — использовал любой повод, чтобы поразить их своей роскошью. Так, историк католицизма Я. Мараш упоминает случай, когда во время похорон в Минске предводителя шляхты Игнатия Завиши возле катафалка горели четыре тысячи свечей и десять тысяч оливковых лампад!

Противники униатства иногда заявляют, что кроме уважения к беларускому языку, оно не дало больше ничего духовной культуре нашего народа. Подразумеваются произведения музыки, живописи, скульптуры, декоративного искусства, в большом количестве созданные по заказам католической и православной церквей. Бесспорно, возможности последних для стимулирования творческой деятельности мастеров искусств были несравненно лучше, чем у бедной униатской церкви, поскольку они располагали крупными финансовыми средствами, их поддерживало государство.

Но все художественные произведения, предназначавшиеся православным и католическим храмам, не могут сравниться с тем, что сделала униатская церковь для сохранения беларуского языка, без которого не было бы самобытного беларуского этноса.

2. Наступление властей на униатство в 1772–1825 гг.

Тяжкие времена для униатства началась после присоединения Беларуси (ВКЛ) к России в результате трех разделов Речи Посполитой. Теперь у греко-римской церкви помимо соперника — польского католического костёла — появился опаснейший враг — русская православная церковь (РПЦ), являвшаяся составной частью государственного аппарата России. Если костёл желал, чтобы униаты отказались от всех обрядов греческого образца, то РПЦ ненавидела униатов за принятие ими некоторых католических догматов и элементов культа. Она с великой радостью приветствовала захват беларуских земель. Высшие иерархи РПЦ не сомневались в том, что пришло время покончить с унией на этой территории.

Однако традиционную церковь народа нельзя было просто запретить. Это вызвало бы сопротивление с непредсказуемыми последствиями. Поэтому Екатерина II, развратная, но умная и образованная немка, сидевшая на русском троне, действовала более хитро.

После первого раздела Речи Посполитой униаты восточных земель ВКЛ входили в состав Полоцкой архиепископии и подчинялись Лифляндской, Эстляндской и Финляндской юстиц-коллегиям. Отношения униатской церкви (как и католической) со светскими властями определял «Регламент», пожалованный императрицей 12 февраля 1769 года католической общине Петербурга. Этот документ, в частности, допускал связи с Римом только по вопросам веры.

В указе царицы от 28 мая 1772 года относительно порядка управления присоединенными «польскими землями» (так они названы в этом документе) было сказано о недопущении «запрета либо неудовольствия их разных вер».

22 апреля 1794 года Екатерина II издала указ с дипломатичным названием «О устранении всяких преград к возвращению униатов к православной греческой церкви». Жизнь показала, что преграду можно было легко найти в чем угодно. Виновникам «преград» грозило суровое наказание, ибо даже самую незначительную из них власти квалифицировали как уголовное преступление.

Уже первые годы жизни униатской церкви в новых условиях показали, что заверения Екатерины II о том, что она якобы будет заботиться, чтобы «все народы в России пребывающие славили Бога Всемогущего разными языки по закону и исповеданию праотцев своих» — только слова. Царские чиновники, при активной поддержке православного духовенства, осуществляли мощное давление на униатов. В 1780–83 и 1794–95 гг., под давлением властей к РПЦ было «присоединено» свыше 600 тысяч беларуских униатов. Указом Екатерины II от 19 октября 1795 года были упразднены все униатские епархии, кроме Полоцкой.

Сведения, содержащиеся в документах конца XVІII — первых двух десятилетий XIX века, позволяют отвергнуть заявления некоторых русских дореволюционных историков о том, что массовый переход униатов в православие осуществлялся добровольно. Как правило, перемене вероисповедания всегда предшествовала серьезная, хорошо продуманная идеологическая обработка униатов. Вот что писал в этой связи российский исследователь истории религии Н. М. Никольский (1877–1959):

«Среди крестьян был пущен слух, что за принятие православия их отберут от панов и передадут в казну, — а положение государственных крестьян было легче, чем помещичьих. Панов предупреждали официально, что всякое противодействие с их стороны будет квалифицироваться как уголовное преступление и повлечёт за собой отдачу под суд и секвестр поместий. Светским властям — генерал-губернатору, губернаторам и земской полиции — было предписано (указом Екатерины ІІ от 22 апреля 1794 года) оказывать духовным властям «всякую помощь и защиту»…

Губернаторы действовали просто. Они «убедительно советовали» униатскому духовенству переходить вместе с прихожанами в православие, а несогласных попов арестовывали и высылали. В одних местностях униатские попы дипломатично соглашались и затем занимали позицию ожидания, а в других местах, как, например, в некоторых приходах Могилевской и Полоцкой губерний, вместе с помещиками организовывали крестьянские бунты, что вынудило начальство призадуматься».

Рьяным сторонником принудительного обращения униатов в православие выступал Могилевский православный архиепископ Георгий Конисский. Он приехал в Могилев из Киева ещё в 1755 году, за семь лет до первого раздела Речи Посполитой. От Могилевской епархии Конисский прибыл в 1762 году в Москву на коронацию Екатерины II в Успенском соборе и подал ей петицию, содержавшую, по мнению поэта А. С. Пушкина, «сетования народа, издревле нам родного, но отчужденного от России жребием войны»[53]. Как видим, архиепископ не страдал скромностью. Не имел он морального права говорить от имени народа, к которому этнически не принадлежал, говорить от имени земли, где поселился совсем недавно.

А к чему он призывал императрицу? К тому, чтобы она завершила объединение «православных братьев» силой оружия! Где же тут христианское миролюбие? Только ненависть. Что ж, царица услышала его. Именно Конисскому императрица Екатерина поручила осуществить ликвидацию униатской церкви путем «присоединения» её к Русской православной церкви. Но тогда из этого мало что вышло. Народ и шляхта всячески сопротивлялись.

Справка: Г. Конисский (1717–1795) родился в Нежине, учился, а затем преподавал в Киево-Могилянской академии, где читал курсы богословия и философии. В 1751–55 был её ректором. В 1744 принял монашество. С 1755 — православный епископ, затем архиепископ Могилевский. Всеми силами и средствами боролся против католиков и униатов. Проповедовал необходимость установления «единой веры православной» среди россов, белороссов и малороссов. Долгое время ошибочно считался автором анонимной «Истории руссов» (1846 г.).

вернуться

52

Журнал «Спадчына» («Наследие»), 1992, № 1, с. 64.

вернуться

53

В этой связи следует напомнить характеристику, которую дал Пушкину в 1937 году русский философ-эмигрант Г. П. Федотов — «певец империи». Пушкин воспринимал историю Московского государства (России) и завоеванных им соседей с позиций Н. М. Карамзина, автора 12-томной «Истории государства Российского» (1816-29 гг.). Сочинение Карамзина он называл «созданием великого писателя». Пушкин, как и Карамзин, был убежденным русским патриотом-державником. — Прим. Ред.