Высшие иерархи польской католической церкви никогда не отказывались от стремления окатоличить и ополячить униатов. Однако все их попытки склонить униатов в свою веру провалились. За два века число униатов не только не сократилось, а наоборот выросло. И ни в одном из униатских приходов верующие не отождествляли себя с поляками.

Потому было бы ошибкой считать униатскую церковь инструментом превращения беларусов в поляков, или перехода наших предков в католицизм. Отказу беларусов от своей национальности способствовали русская православная церковь (РПЦ) и католический костёл, но не униатская церковь. Если за время существования униатской церкви какая-то часть беларусов и пропиталась духом «полонизма», всё же эта беда не идет ни в какое сравнение с тем, что произошло после упразднения Брестской унии в 1839 году. Забегая немного вперед, скажу, что тогда к католической церкви примкнуло более миллиона униатов, многие из которых с течением времени отреклись и от своей национальности!

Если бы в последней четверти XVIII века не произошли три раздела Речи Посполитой, в результате которых Беларусь оказалась под властью Российской империи, позиции униатства, несмотря на попытки полонизации, укрепились бы. Вполне вероятно, что по мере роста общей культуры и этнического самосознания беларуского народа определенная часть его, исповедавшая католицизм либо православие московского образца, перешла бы в униатство, хотя бы только потому, что оно вело богослужение на беларуском языке и с учетом национальных традиций.

Униатское духовенство имело право гордиться своей ролью в духовной и культурной жизни ВКЛ. Первая в Беларуси униатская конгрегация (объединение церковных общин) была создана в 1617 году в Новогрудке. А к моменту первого раздела Речи Посполитой (1772 год) 8 униатских епархий ВКЛ имели 9337 приходов (в том числе в Полоцкой епархии — 598, в Пинской — 238).

Для сравнения: в Виленской епископии был в то время 491 католический приходский костёл и 136 филиалов, в Жемойтской епископии — 94 прихода и 66 филиалов, в Смоленской епископии — 3 костёла и 3 филиала, а всего — 793 прихода вместе с филиалами (8,5 % от числа униатских). Православная епархия к 1772 году осталась только одна — Могилевская (264 прихода).

К 1795 году соотношение верующих христианских конфессий в ВКЛ было примерно следующим: униаты — 66 %, католики — 26 %, православные — 7 %, протестанты — 1 %. А во всей массе населения около 10 % составляли иудеи и 0,5 % — мусульмане (татары).

Эти цифры убедительно свидетельствуют, что к концу XVIII века в беларуских землях именно униатская церковь являлась самой массовой и влиятельной.

За религиозной жизнью в ВКЛ пристально и ревниво следила московская церковь. Её высших иерархов крайне раздражало распространение как католичества, так и униатства. В свою очередь, враждебное отношение московской патриархии к униатской церкви вынуждало руководство последней сознательно усиливать различия между западным православием (греческого образца) и восточным (московского образца). Например, именно по таким соображениям униатские иерархи рекомендовали ставить в церквях скамьи для прихожан, использовать в службе органную музыку. Крестились униаты не тремя пальцами, как православные московского толка, а двумя — как принято у греков (и у русских старообрядцев).

Собор униатской церкви в Замостье (1720 г.) ввел в её культ католический символ веры (взамен православного), сделал обязательным упоминание Папы Римского во время богослужения, отменил день памяти св. Григория Паламы (как чисто православный), принял латинский праздник Божьего тела, узаконил святость униатского архиепископа Иосафата Кунцевича, принявшего мученическую смерть в 1623 году от рук православных фанатиков. Кроме того, одежда униатских священников приобрела некоторые латинские черты, ещё раньше им рекомендовали брить бороды. Однако все эти изменения не влияли на повседневную культовую практику в церквях и не волновали крестьян, составлявших подавляющее большинство верующих.

Для них самым важным отличием униатской церкви как от католической, так и от православной, являлось использование ею беларуского языка. К этому униатское духовенство пришло не сразу. Довольно долгое время в храмах западного православия слышатся церковнославянский (староболгарский) язык. Однако его позиции из года в год слабели. С одной стороны, он невольно сближал униатский клир с московским. С другой — этот язык плохо понимали рядовые верующие.

По мнению ученых, даже во времена Франтишека Скорины (ок. 1490 — ок. 1551), литвины (беларусы) с трудом воспринимали церковнославянский язык. Именно это обстоятельство побудило нашего первопечатника и его последователей перевести тексты Библии на живой язык народа.

Кстати говоря, столь выдающийся деятель западного православия как Лаврентий Зизаний (ок. 1560–1634) тоже не видел иного пути популяризации христианской идеологии, кроме перевода церковной литературы на язык, понятный массам. В 1596 году он издал в Вильне книгу «Лeкcic», в которой дал перевод на беларуский язык более тысячи церковнославянских слов. Необходимость разъяснения непонятного церковнославянского языка ощущали буквально все просветители и реформаторы, так как сфера его употребления ограничивалась исключительно духовенством.

С целью усиления своих отличий от православия московского образца и от римско-католической церкви, униатство вполне логично пришло к идее замены церковнославянского и латинского языков в богослужении на местный (старобеларуский) язык. Он был не только родным для абсолютного большинства населения, но и государственным на всей территории ВКЛ. Кроме того, он являлся хорошо развитым литературным языком (на нем были написаны Статуты ВКЛ), с богатой лексикой, вполне достаточной для адекватного перевода книг Священного Писания и литургических текстов. Униатская церковь использовала беларуский язык также и в официальной переписке с властями.

Если бы не постоянное негативное влияние факторов внешней политики, униатство неизбежно стало бы национальной религией беларуского народа. К сожалению, история сложилась иначе. Поэтому все достижения униатства в указанном направлении надо целиком отнести к стремлению его духовенства и рядовых верующих иметь такую церковь, которая бы служила на понятном народу языке, ценила и уважала местные традиции.

Правда, после перехода всех ветвей и уровней власти ВКЛ с 1696 года на польский язык, униатскому духовенству иногда приходилось отступать от своих принципов. Объяснение этому факту дал наш знаменитый языковед, академик Ефим Карский:

Было бы несправедливо осуждать униатское духовенство за это. Тем более, что и после запрета властей Речи Посполитой на употребление беларуского языка в служебном делопроизводстве, оно не отказалось от употребления его в своих храмах. Вот что писал об этом классик беларуской литературы Максим Горецкий: