К предмету переговоров, — утверждал Брежнев, — следует подходить реалистически. Ни одна из сторон не должна предпринимать попыток получить стратегическое преимущество за счет другой. Советскому Союзу тоже не нравится, что США имеют ядерные средства передового базирования в Европе и других районах вблизи нашей страны. Но ведь американские руководители сейчас отказываются даже рассматривать вопрос об этих средствах. В таких условиях поставленный американской стороной вопрос о советских межконтинентальных баллистических ракетах наземного базирования обсуждению не подлежит.

В конечном итоге Форд снял данный вопрос с повестки дня переговоров. Тем самым отпало главное затруднение, мешавшее достижению договоренности, и открылась перспектива для согласования Договора ОСВ-2.

Без сомнения, указанный шаг Форд предпринял после его тщательного анализа американскими специалистами и экспертами, с одобрения военного руководства США. Это уже потом карьеристы в военных мундирах стали изображать дело так, будто только Пентагон, действующий в соответствии с установками администрации Рейгана, оседлал истину, а Пентагон времен Форда с нею якобы не ладил.

Можно сказать, что администрация Форда внесла свою лепту в поддержание в отношениях между СССР и США климата умеренности и взаимного учета интересов.

К периоду деятельности администрации Форда относится и другое событие позитивного характера — присоединение США к хельсинкскому Заключительному акту. В числе высших руководителей тридцати пяти государств — участников общеевропейского совещания, в том числе Советского Союза, президент Форд поставил от имени США свою подпись под этим важным международным документом.

Состоявшаяся в Хельсинки встреча глав делегаций СССР и США — Брежнева и Форда — прошла в деловой обстановке. Она показала, что в американской политике еще оставалась живой тенденция к диалогу, переговорам и к поиску мирного решения спорных проблем.

При администрации Форда наконец завершилась война во

Вьетнаме. Еще под свежим впечатлением провала агрессии США Форд сделал вынужденные признания:

— Вьетнам был травмой для нашей страны в течение пятнадцати или даже более лет. Война во Вьетнаме закончена. Она была печальным и трагическим событием во многих отношениях… Я думаю, что уроки прошлого во Вьетнаме будут учтены президентами, конгрессом, американским народом.

Что же, высказывания трезвые. Остается лишь пожелать, чтобы о них не забывали в Вашингтоне и сегодня.

Все это, вместе взятое, позволяет утверждать, что в политике республиканских администраций при Никсоне и Форде имелись позитивные, реалистические тенденции. Как ни парадоксально, все это в течение ряда лет контрастировало с курсом последующей республиканской администрации.

Но негативные проявления в американской внешней политике имели место и в годы президентства Форда. В частности, в декабре 1974 года конгресс США проголосовал за то, чтобы режим наибольшего благоприятствования в торговле и ее кредитовании, обычный в отношениях США с другими государствами, поставить в применении к Советскому Союзу в зависимость от решения вопросов, не имеющих ничего общего с торговлей, межгосударственными экономическими связями. СССР заявил, что он решительно отвергает попытки вести с ним торгово-экономические дела на дискриминационной основе.

Симптоматично и то, что в марте 1976 года президент Форд, подстраиваясь под настроения крайне правых сил в стране, распорядился, чтобы члены его администрации вообще прекратили использовать слово «разрядка» и вместо него перешли к употреблению формулы «мир посредством силы».

Если бы за этим политическим сальто-мортале не стояли серьезные вещи, то можно было бы сказать, что хозяин Белого дома копирует какие-то спортивные упражнения. Но, увы! Его администрация и в самом деле пыталась умалить значение этого кульбита от курса на разрядку к курсу силовой политики. Однако его суть сразу же стала ясна и для общественного мнения внутри страны, и для внешнего мира.

Как видим, политический портрет Форда не менее противоречив, чем портрет Никсона. Однако такими они и запомнились мне, эти оба президента.

В разработке и проведении внешнеполитической линии администрации Никсона и Форда особое место принадлежит Генри Киссинджеру, бывшему государственным секретарем США при обоих президентах. О нем я уже упоминал.

Мой, пусть краткий, рассказ об этой незаурядной личности, во-первых, оправдан по крайней мере потому, что встреч с Киссинджером состоялось у меня, наверно, больше, чем с любым другим государственным секретарем США из тех, кто находился на этом посту после второй мировой войны. А в войну сам Киссинджер служил в военной разведке США где-то в Европе.

Второй мотив, который звучит, может быть, еще более убедительно для оправдания такого рассказа, — это то, что встречи с Киссинджером проходили в те годы, когда в советско-американских отношениях наметились позитивные сдвиги.

Вообще, политическая фигура Киссинджера заслуживает того, чтобы сказать о нем несколько подробнее. Передо мной прошла череда политических деятелей Соединенных Штатов Америки. Каждый из них имел свое оригинальное лицо, свой образ мышления, обычно уже устоявшуюся теоретическую амуницию, которую пускал в ход в нужных случаях, и, само собой разумеется, все они являлись людьми с разным опытом.

Киссинджер, прежде чем занять пост государственного секретаря США, не шагал по длинной лестнице служебной карьеры. Тем не менее посты сначала помощника президента Никсона, а затем государственного секретаря США, по общему признанию, ему оказались вполне по плечу.

Немало потребовалось встреч на разных уровнях, чтобы подготовить уже упоминавшееся Временное соглашение ОСВ-1. Немало чашек чая на этих встречах мы выпили с Киссинджером. Советско-американские беседы, проходившие в Москве, Вашингтоне, Вене, Нью-Йорке, Женеве, носили деловой характер, с большой долей конкретики при рассмотрении соответствующих вопросов. Что касается встреч на высшем уровне, то они подводили итог, закрепляли договоренности, достигнутые на иных уровнях, и давали импульсы на будущее.

Всегда, когда два министра садились за стол переговоров, каждый из них исходил из того, что, во-первых, другая сторона желает соглашения, иначе ей незачем садиться за этот стол, а во-вторых, что собеседник, представляющий другую сторону, подготовился должным образом для рассмотрения соответствующих проблем.

Это означало, что ловкачество и хитреца не подходят и не сработают. Они могут лишь нанести урон престижу прибегающего к ним партнера.

Поэтому, не скрою, с немалой долей удивления я читал те страницы воспоминаний Киссинджера, где он пытается делать намеки на то, что в некоторых случаях — а говорится это в связи с беседами и на самом высоком уровне — ему якобы удавалось «перехитрить русских». Однако свои утверждения Киссинджер фактами не подкрепляет. Это и понятно: их попросту не существует.

Тут я должен взять Киссинджера под защиту. От кого? Да от самого же Киссинджера. Предмет переговоров особенно и не позволял хитрить. Методы, применяемые при торговле в частной лавке, сюда не подходили. Все детали, даже самые тонкие нюансы проблемы, тщательно учитывались, взвешивались, подвергались анализу по всем правилам науки, изучались компетентными экспертами и советниками.

Госсекретарь все это знал и на переговорах вел себя достаточно умно — не прибегал к тем средствам, на которые он делает намеки в своих мемуарах. Если Киссинджер и пытался предпринимать нечто подобное, если тайком и вытаскивал что-то из кармана, то ему приходилось тут же класть это «что-то» обратно в карман, опуская «очи долу». Теперь же в мемуарах он, видимо, не устоял перед соблазном поведать, как ему удавалось иногда «обойти партнеров» при подготовке соглашений ОСВ-1 и ОСВ-2. На в чем? Об этом у него нельзя прочесть ни слова.

Нет сомнений, что Киссинджер — человек способный, я бы сказал, очень способный, который к тому же приобрел немалый опыт во внешних делах. Он мог предлагать в пределах ему дозволенного разные комбинации решения того или иного вопроса.