Сказать, что улица была странная — это еще ничего не сказать. Узенькая тропинка вдоль стены Старого города, к которой вплотную лепился ряд домишек с печными трубами на крышах. «Домами» эти крошечные строения можно было назвать разве что с натяжкой: двери — не выше метра шестидесяти, а само помещение за ними на вид не более шести квадратных метров. Как тут умудряется жить хоть кто-то, спрашивал себя Беньямин. Дом, где жила его семья в местечке, был, конечно, маленьким, но не до такой же степени. Кафка, должно быть, действительно странный тип.

И в каком же из этих домиков он живет? Не зная ответа, он решил постучать в первую попавшуюся дверь. Мощный здоровяк в очках с толстыми стеклами открыл и неприветливо пробурчал: что надо? Вы Франц Кафка? — спросил Мышонок. Мужчина расхохотался:

— Я? Франц Кафка? Что за чушь! Я — великий писатель, а этот ваш Кафка — путаник. Никак сам себя не найдет. Нет, я не Франц Кафка. Его дом тут рядом, номер 22.

Помолчав, он добавил:

— Но вы его не застанете. Он в это время на работе. Служит, знаете ли. Чиновничает. А почему? Не может прожить на литературные заработки. И не мудрено: того, что он пишет, никто не понимает. Один его шедевр — кажется, «Метаморфоза» называется — о человеке, который превратился в насекомое. Виданное ли дело? Если бы это было для детей, тогда еще понятно, но нет, он пишет для взрослых. Такие мрачные, путаные истории. Знаю-знаю: вы меня ни о чем не спрашивали, но мой долг как писателя — предупредить: осторожнее с этим Кафкой. Он совсем не то, что вы думаете.

Мышонок был удивлен и подавлен. Не таким он представлял себе писателя Кафку. Революционер, думал он, может и даже должен заниматься литературой. Но это должна быть идейная литература, литература, способная поднять массы на революционную борьбу. А тут — человек, превратившийся в насекомое. Что это такое? Тот ли человек Франц Кафка, кого он ищет? Однако, несмотря на сомнения, он решил все же попытаться встретиться с Кафкой. И не ждать до вечера.

— Вы знаете, где он работает?

Толстяк бросил на него горький взгляд.

— Вижу, что предостережение мое не возымело действия. Вам во что бы то ни стало нужен этот Кафка. Я бы пригласил вас к себе, рассказал о своем творчестве, может, подарил бы свою книгу, изданную на собственные, за всю жизнь накопленные средства. Но нет, вам подавай Кафку, Кафку и только Кафку!

Он взял себя в руки и добавил с вымученной улыбкой:

— Так и быть, дам вам адрес. Только потом не говорите, что я вас не предупреждал.

Франц Кафка работал в Институте страхования рабочих от несчастных случаев. Мышонок помчался туда. Это было огромное здание с богато декорированным фасадом в стиле неоклассицизма. Что опять повергло Мышонка в недоумение. Да, он ожидал от революционера, что он будет поддерживать связи с рабочими, но не через учреждение, олицетворяющее жалкую уступку пролетариату со стороны буржуазии. Однако, возможно, Кафка специально проник в эту структуру. Возможно, его миссия как раз в этом: выйти на связь с покалеченными рабочими, найти среди них потенциальных революционеров, привлечь их в Партию. От калеки, возможно, не будет толку на фабрике, но ничто не помешает ему уцелевшей рукой (даже если эта уцелевшая рука — левая) бросать камни, а то и гранаты.

Это, конечно, домыслы. Но скоро с ними будет покончено. Вот-вот он узнает, тот ли человек Кафка, который должен передать ему шифровку. Если это так, то все остальное: место, где он живет и работает, рассказы, которые пишет, — все это станет неважным.

Он вошел в здание, подошел к консьержке:

— Мне нужен Франц Кафка.

Она гордо глянула на него поверх очков:

— Доктор Франц Кафка, хотели вы сказать.

— Что? — Мышонок не понял.

— Доктор, — сказала женщина с нажимом. — Доктор. Вы разве не знали, что он адвокат? А адвокатов принято называть «доктор». — Она встряхнула головой. — Учишь их, учишь, а все без толку. Кабинет доктора Франца Кафки на четвертом этаже. Вам назначено?

Нет, Мышонку, разумеется, не было ничего назначено.

— Тогда, — торжествующе заявила администраторша, — вас, я думаю, не примут. Без предварительной записи это невозможно.

Мышонок просил, умолял: ему обязательно надо поговорить с доктором Кафкой, дело-то всего на одну минуту. Женщина трясла головой, она была тверда, как скала: только по записи. Институт — это вам не овощной базар, это — учреждение!

Такого Мышонок вынести не мог. Мышонок расплакался. Он старался сдержать слезы, но ничего не получалось: они текли и текли по щекам. Женщина смотрела на него без удивления: видимо, ей было не привыкать к подобным сценам. Но в этот раз что-то в душе ее шевельнулось.

— Слушайте. Пропустить я вас не могу. Но могу дать телефон. Если это действительно дело одной минуты, может быть, хватит и звонка.

Она взяла листок бумаги, быстро написала несколько цифр и вручила Мышонку:

— Вот. Только никому не говорите. Мы не должны давать такую информацию. Я это делаю только потому…

Почему? Потому что угадала в нем идеалиста, борца за лучший мир? Ну, этого уж никак не узнать. Мышонок горячо поблагодарил и вышел.

Он собирался вернуться в гостиницу и оттуда позвонить, но передумал. Там телефон был только у стойки администратора, а звонить под взглядом зловещего толстяка ему совсем не улыбалось. Лучше найти телефон где-нибудь поблизости. За углом он обнаружил аптеку и попросил разрешения воспользоваться аппаратом, но тут возникла новая проблема.

Мышонок не умел звонить по телефону. Он в жизни ни разу не пользовался телефоном: в местечке их не было. Ему казалось, что это нетрудно, но как именно звонят, он представления не имел. Решил попросить помощи у аптекаря, долговязого типа в очках и с бородкой. Не без удивления, но охотно и с улыбкой тот ему показал, что делать. На всякий случай, чтобы не сбиться, Мышонок написал на листочке фразу, которую надо было сказать, пароль. И только тогда попросил барышню соединить его и назвал номер. Удача:

— Франц Кафка слушает, — отозвался с того конца провода равнодушный голос.

Мышонок так разволновался, что уронил свою записку на пол. Он тут же поднял ее, но рука дрожала так, что читать было невозможно. В конце концов ему удалось прошептать:

— Мне поручено забрать текст.

— Как вы сказали? — похоже, Кафка не расслышал.

— Мне поручено забрать текст, — повторил Мышонок с колотящимся сердцем.

— А, текст. Да, знаю, — пауза. — Как вас зовут, вы сказали?

— Йозеф.

— Йозеф. И где вы живете, Йозеф?

— В гостинице «Терминус». Знаете, где это?

— Да, я знаю, где это. Сегодня же пришлю текст.

Мышонок повесил трубку. Он был в восторге от этого лаконичного, но содержательного разговора. Франц Кафка — тот самый человек, в этом не было уже никаких сомнений. Мышонок хвалил сам себя за сообразительность. Конечно, потеря сумки с конвертом — огромный промах, но положение удалось исправить. Теперь он твердо верил, что выполнит задание, каким бы оно ни оказалось. Вернувшись в гостиницу, он встретился взглядом с портье, насмешливо разглядывавшим его единственным глазом.

— А вот и наш гость явился с прогулки. И как? Понравилось тебе то, что ты увидел в Праге?

На первый взгляд, вполне невинный вопрос, но вдруг западня? Не человек — загадка, причем, пока обратное не доказано, неприятная и опасная загадка. Мышонок решил не облегчать ему жизнь, отделался общими любезными фразами и поднялся к себе в номер. По пути в гостиницу он купил хлеба и колбасы, сделал себе бутерброд и съел. Отец умер бы от огорчения, если бы увидел, как его сын лакомится копченой колбасой, запрещенной религиозным евреям, но тем приятнее было ее съесть.

Перекусив, он прилег. Было пять часов вечера, но на город опустилась ночь, черная, вьюжная ночь. Несмотря на усталость, Мышонок никак не мог заснуть. Ожидание завтрашнего дня, ожидание записки, которую ему должны были передать, лишало его сна. Было бы хоть что почитать… Но «Манифест», книга, кроме которой он в последнее время вообще ничего не читал, пропала. «Призрак бродит по Европе, — произнес он еле слышно, — призрак коммунизма». Да, начало он помнил хорошо и все остальное тоже, но книги все-таки не хватало: он привык читать ее каждый день перед сном. Тут ему пришло в голову, что надо бы прочесть что-нибудь этого Франца Кафки, хотя бы из солидарности. Но человек, превратившийся в насекомое… Нет, вряд ли ему понравится. Ворочая так и эдак эту мысль в голове, он в конце концов уснул. Проснулся в испуге: уже восемь! Как его угораздило проспать столько времени? Поспешно одевшись, он спустился вниз. Толстяк со своей газетой был на месте. Мышонок, мгновение поколебавшись, спросил, не приносили ли ему посылки.