Но тот, кого подразумевала Чернова, должно быть, уж очень немного зарабатывал, потому что она, забыв про окружающую обстановку, истово возмутилась:

— Ерунду он зарабатывает и заработать не стремится. Как с армии вернулся, пять мест переменил. Баянистом в Доме культуры взяли, ну и пусть бы баянистом, так нет же! Все думает — он большой артист, его ждут великие дела! А сам денег у людей нахватал-нахватал, весь в долгах. Матерям и то должен…

«Все-таки слезы у нее близко, — подумал Вадим. — Надо поосторожней».

— Сколько же у него матерей? — улыбнулся Вадим.

Она улыбки не приняла. Лицо у нее пошло пятнами.

— Ну пусть бы у своей, уж она несчастная, ее все соседи жалеют. У моей двадцатку не погнушался. У меня восемьсот сорок занял, а теперь где ж их…

Голос ее оборвался, она все-таки потихоньку заплакала, как, очевидно, плакала, едва вспоминала о деньгах. Вадим ей не мешал, она достала из сумки платок, вытерла покрасневший нос, успокоилась.

— С чего завязалось дело с машиной? Почему вы не отговорили его? — попробовал Вадим.

— Я бы, может, и отговорила, если б не Женя. Все вообще с Жени и началось. Женя для него бог.

— Это Громов, что ли? Из Москонцерта? Красивый парень, не отнять.

— С лица не воду пить, — со своей колокольни оценивая события и не отвергая вековую мудрость, быстро возразила Чернова. — Громов вот обещает-обещает, а я пока толку не вижу. Уж на что рестораны люблю, а знала бы такое дело, не пошла бы тогда в ресторан.

— Ну что такого особенного было, — сказал Вадим, вытряхивая в корзину пепельницу и только для Черновой взглянув на часы. Для себя-то он знал, что разговор только начинается.

Она отметила взгляд, и напоминание о времени ее не обрадовало. Она намеревалась, очевидно, извлечь из их разговора какой-то свой интерес, касающийся пока неизвестной Вадиму машины и примерно определившихся денег. Она начисто забыла, по какому поводу ее вызвали, для нее все шло по принципу: голодной куме хлеб на уме.

— Особенного вроде и не было, — согласилась она.

— Вы вспомните да расскажите потолковее, а то мне тоже трудно мнение свое составить.

— С Женей они познакомились в Доме культуры. Володя как-то приходит и мне рассказывает, что познакомился с представителем Москонцерта, замечательным человеком, у него мать артистка, квартира в Москве. Он угостил Володю пивом в буфете, Володя ему рассказал, что баян у него так, для времяпрепровождения, а вообще-то он хочет учиться петь. Представитель, дескать, пообещал, что подумает, у него большие связи.

Ну, Володя сказал, я мимо ушей пропустила, мало кто что обещает. А Женя еще приезжал по своим делам, опять они встречались. А потом оказалось, что Женя с Инной дружат. В Колосовске Женя с Инной вместе никуда не ходили, все-таки у нее муж. А потом, это уже по весне было, Женя повел Володю в ресторан «Колос», вот он внизу, — Чернова для убедительности пальцем указала на пол. — В тот раз они меня взяли. Стол был богатый, мне очень понравилось, водка «Экстра», сардины, шпроты, каждому по шашлыку, всего-всего было. На Женю все девочки смотрели, он парень хоть стой, хоть падай, одет шикарно.

У них, видно, еще в Доме культуры разговор начался. Все выпили-закусили, Женя говорит:

«Вот так, мой друг, ты человек интеллигентный, должен понять, что все под этим небом можно сделать, только для всего деньги нужны, А деньги у тебя есть, петь ты можешь».

Я слушаю, опять ушам не верю — неужели правда есть шанс в артисты выйти?..

— Бывает, — серьезно заметил Вадим. — Вот Шаляпин…

— Вот, вот! — встрепенулась Чернова. — Я прямо так и подумала про Шаляпина, а еще про Лемешева в картине «Антон Иванович сердится». Женя сказал, за консультацию, да чтоб записали на прослушивание, да за то да се пятьсот рублей надо, а без этого и хлопоты нечего начинать. Потом вторую «Экстру» принесли, я с работы была, немножко окосела. Помню, Женя все шутил, что, работая, любой дурак проживет, а надо уметь прожить не работая. Тогда и о машине разговор зашел. Женя сказал, что у него мать артистка, можно ее машину взять. Можно получиться и левачить. Я пьяная-пьяная, а удивилась, как это так — доверить машину, когда человек только в армии грузовик водил, а на легковушке сроду не ездил. А Женя ответил, опыт дело наживное, а права пока у кого-нибудь можно взять, карточку сменить, а потом подучиться. А оно вот как получилось. Говорят, ремонт в сколько-то сот встанет…

— Бывает, сами насмерть калечатся.

— Нет. Он только капотом и левым крылом к «МАЗу» приложился. Женя рядом сидел, сразу руль взял.

— Ну, а что ж Инна во всей этой истории?

— А что Инне? Она с мужем жить не собирается. Она с ними поднялась да и махнула гулять в Ленинград, а мне теперь и в отпуск поехать не на что…

Опять вот-вот прольются слезы.

— Ну, вот что, Маша, — построже, но вместе с тем уже как добрый знакомый, как старший младшей сказал Вадим, пододвигая к себе бланк. — Так мы с вами долго проговорим, а деньги нам языки казать будут. Давайте по порядку. Значит, с Женей вы познакомились…

— В прошлом году зимой.

— С матерью его, с артисткой, чья машина, не знакомы?

— Сроду не видала.

— Есть у Жени друзья-товарищи? Кто бы мог на мать повлиять?

— Знаю только Джексона.

— Фамилия?

— Скворцов.

— А вашего как? Если доведется поговорить, может, и артистка вас только по прозвищам знает.

— Может, она и по фамилии помнит, — с надеждой и сомнением проговорила Чернова. — Барон — Володя Шитов, а так — Барон.

«Похоже, законтачили, — Вадим с привычной быстротой записывал ее ответы. — Они в Ленинграде гуляют. Кто они и почему в Ленинграде?»

— Вы говорите, Громов на вашего Барона влияние имел. Почему вы с ним о деньгах поговорить не пробовали? Он давно здесь был?

— Женя? — Чернова задумалась. — Ну вот, до того, как попа обокрали, он в городе несколько раз был, концерты устраивал. А потом я его не видала.

— А Инна?

— Инку видела часто. Она вообще любопытная очень, а тут такое дело на весь город. Приезжала, расспрашивала, что, да как, да может кого поймали. Она не серьезная, Инка.

«Ограбление Чернову явно не интересует. Хорошо, вернемся к ее Барону».

— Вы говорили, Барон — извините, Владимир Шитов — у матери деньги брал. У чьей матери?

— Да у моей, и у своей! — «Да. Ее тревожит только Шитов и деньги». — Его даже подозревали, что и крал, когда с армии вернулся. Он и до машины вечно в долгах был.

— Как же вы-то ему такую сумму доверили? — поинтересовался Вадим. Ему это действительно было интересно. Горячей любви, судя по всему, девица к своему Барону не испытывает, а сумма немалая.

Чернова вдруг сконфузилась, даже покраснела.

— Женя все обещал его в артисты… Вроде голос у него хороший, то да се. Я подумала, может, он действительно… Ну вот, решила подождать…

Ну что ж, ясна нехитрая дипломатия. Вдруг все же станет артистом… В общем, пыталась поставить ставочку на завтрашний день.

— Так, может, Громов еще и сделает, — быстро ведя протокол, неторопливо говорил Вадим.

Чернова оказалась на редкость коммуникабельна. Очень подогревали ее то ли навсегда, то ли еще не навек утерянные восемь с лишком сотен.

— И почему вы уж так уверены, что в Ленинграде они гуляют? Может, концерты дают. Может, еще заработает, да и долг вернет.

Чернова сначала очень обрадовалась такому предположению, но надежда ее быстро слиняла:

— Боюсь, и заработает, да не отдаст. Ну ладно, пусть в марте там, в апреле денег у него не было, это точно. А вот дней, наверное, десять тому назад магнитофон шикарный у него появился. Он вообще о всякой музыке с ума сходит. Это на какие тыщи? Говорит, в долг купил. Да кто ему такую вещь в долг поверит?

— Сами магнитофон видели?

— Сама видела! Не видела б, не говорила.

— А все-таки почему не поговорили с Громовым? Ну пусть он сюда не приезжал, почему в Москву к нему не могли поехать? Или он вас на московскую квартиру не приглашал?