— Скажу больше, — Лис глядел мне в глаза, подчеркивая прямоту и серьезность произносимых слов, — я начинаю понимать, откуда взялись пересуды о Людоеде. И догадываюсь, кого так упорно ищет князь Белозерский.
Да, с Витойтом не очень хорошо получилось. И никому ведь не объяснишь, что это случайность, недоразумение. Убийство всегда убийство. Тем более когда на тебе кровь княжеского сына. А еще хуже, что теперь дознаватели князя получат так давно разыскиваемый след. И раньше или позже таки заявятся по мою душу.
— Может, да… Может, нет… Не будем о грустном, — я шагнул ближе. — Рад вас видеть. А если сомневаетесь и нужны доказательства — спрашивайте о чем только мы знать можем. С удовольствием отвечу. Мне настоятель монастыря только что как раз о Фоме Неверующем рассказывал. И указал, что в сомнениях нет греха.
— Словами делу не поможешь, — помотал огненной шевелюрой капитан наемников. — Да и о недоверии никто не говорит. Просто для убедительности. Чтоб и тени сомнения не оставить… — Фридрих умолк, вопросительно глядя. Типа, я сам должен смекнуть. Увы, не соображу.
— Толком говори, Лис. Не тяни вола…
— Ваша светлость, — он понизил голос до шепота, словно нас кто-то еще мог услышать. Кроме всего отряда, сгрудившегося, как давешняя отара, на расстоянии пары метров. — Знаки тайные покажите.
Какие еще знаки?
Огорошенный неожиданным пожеланием, я действительно не сразу догадался, что имеет в виду Фридрих. А когда понял, едва не рассмеялся. Вот уж не думал, что сценка, разыгранная с целью доказать барону фон Шварцрегену мое благородное происхождение, для того чтоб получить право на поединок, будет иметь столь неожиданное продолжение. Но ничего не поделаешь — что написано пером, в мешке не утаишь.
— Ладно, покажу… — я кивнул и стал неспешно развязывать передние медвежьи лапы, служившие застежкой для накидки из шкуры. — Только из уважения к нашей дружбе. Но предупреждаю, если молва об этом пойдет гулять миром, я буду знать, кого винить за слишком длинный язык. И кому его укоротить.
Я медленно обвел тяжелым взглядом слушателей, и они, все до одного, судорожно сглотнули. Это в третьем тысячелетии журналисты и политики привыкли, что за редким исключением за «базар» отвечать не придется. А в средние века «сказал» и «сделал» — почти синонимы.
Ландскнехты Лиса — простые деревенские парни, сменившие вилы и топор на копье и меч, может, и отказались бы от сомнительной чести быть посвященными в благородные тайны, но по одному. А в составе отряда нет и не может быть никакого иного мнения, кроме командирского. И если капитан принял решение, то остальным можно только исполнять.
Я обнажился до пояса, повернулся к бойцам левым боком и поднял руку.
Отряд шумно выдохнул. Вытатуированная красными чернилами надпись «IV (AB) Rh+», еще и увеличенная пропорционально моему нынешнему сложению, произвели на тех, кто увидел ее впервые, неизгладимое впечатление. Где-то посередке между плачущей иконой и громом среди безоблачного неба.
Вот она магическая сила букв и цифр. Куда там зеленой морде, трем метрам роста и необхватной груди. Эка невидаль — здоровяком больше, здоровяком меньше. Если, положим, бык овцы во много раз больше, то почему кто-то не должен быть крупнее остальных? Тогда как письмена у людей темных всегда вызывали безотчетный трепет и уважение.
— Рекс… — едва слышно пробормотал пан Пшеньковицкий. Наверное, единственный из присутствующих, кто знал латынь. В том смысле, что был обучен грамоте. Усы его при этом встопорщились, как наэлектризованные. — Четвертый…
Ну да, примерно на это я и рассчитывал, когда показывал татуировку покойному нынче барону. Простолюдины вряд ли метят своих чад тайным клеймом. А «рексом» меня объявят или каким иным «сэром», уже не суть.
— Митрий, — я притянул к себе монашка. — Имей в виду, тебя мои слова тоже касаются.
— Зря вы так, ваша милость, — вроде даже обиделся парень. — Да разве ж отец-игумен приходил бы вас лично расспрашивать, если б я ему все выболтал? А я даже на исповеди отвечал, что это не моя тайна. А вы говорите…
— Тихо, тихо. Я же не в обиду. Знаю, что ты верный товарищ. Просто — напоминаю. Во избежание.
Выждав несколько секунд, я снова оделся и первым нарушил установившуюся тишину:
— Ну что, Лис? Убедился? Штаны, надеюсь, снимать не надо?
Негромкий смешок, ветерком прокатившийся по отряду, слегка разрядил чересчур торжественную обстановку, заодно став ответом. А командир наемников, хмурясь, чтобы скрыть неприличествующее его должности смущение, проворчал:
— Осторожность не повредит. Лучше лишний раз потрогать, чем сослепу в волчью яму угодить.
— Согласен, капитан. Я же не зря апостола Фому вспомнил. Мертвые герои хороши для песен, а для побед нужны живые воины. Кстати, о победах. Есть у меня одна интересная задумка. И я как раз подыскиваю добровольцев…
— Добровольцев? — удивленно переспросил Фридрих. — Ваше сиятельство… Господин барон… Э-э-э… Степан… О чем ты говоришь? А контракт?
— Я же его подписывал от имени хозяина замка Шварцреген. И теперь, когда объявился настоящий фон…
— Ничего не изменилось, — перебил меня Лис. — Видимо, ты невнимательно читал договор?
Вообще-то капитан прав. Соглашение составлял Круглей, — и я, полностью доверяя знаниям и сметливости купца, подмахнул пергамент, пробежав взглядом лишь шапку. Но не признаваться же в этом перед строем. Лопухов нигде не уважают. Так что делаем морду кирпичом, как и положено сиятельству, и ждем продолжения.
— Компания заключила контракт с тобой лично, — продолжил Лис. — А кто ваша милость сегодня — барон, маркграф или герцог — значения не имеет. Договор действителен до тех пор, пока наниматель способен оплачивать наши мечи. И рота последует за тобой хоть в родовое имение, хоть в изгнание.
Фридрих перевел дыхание и закончил:
— Только в двух случаях ландскнехты могут отказаться выполнять приказ: если им будет велено сражаться друг с другом или убивать католических священнослужителей и разорять костелы. Все остальное — забота нанимателя. Так что забудь о добровольцах, а просто приказывай.
Я внимательно смотрел на ландскнехтов, но ни один не отвел взгляда. Похоже, этим парням и в самом деле было поровну, кого и за что бить. Звенели б только монеты в кошельке. Гм, а чем они тогда лучше лесных братьев, ватаги которых я существенно проредил за последние деньки? Тем, что не сами выбирают цель? Сомнительное достоинство. Но мне не до философских изысков. Бытие определяет сознание. А нынче такое бытие, что выбирать не из чего. Либо тебя изобьют, либо ты ударишь первым, в целях превентивной защиты.
В любом случае личная гвардия еще никому не помешала. В конце концов, тот же король французский мог позволить себе охрану из шотландских стрелков. И ничего — наемники несли службу ничем не хуже своих. А иной раз и лучше. Поскольку это была чужая страна, и они не лезли в политику. Разброд и шатание начались потом, когда дворяне оттеснили чужаков. Что в конечном итоге привело к Парижской коммуне и прочим радостям революционных свержений. Мне подобный сценарий пока не грозит — рылом не вышел, но отряд готовых на все сорвиголов ни при каком раскладе лишним не станет.
Тем более что оплата услуг ландскнехтов ложится на моих же противников. Сейчас, к примеру, аванс они получили из закромов замка покойного лже-барона фон Шварцрегена, а получку им припас брат Альбрехт. Из тех денег, что он приготовил для разбойников.
— Здесь все, кто в деле?
— Нет, — капитан подтянулся, как бы подчеркивая, что доверительные беседы закончились и сейчас он командир отряда, а я вождь, великий кормчий и идейный вдохновитель. — Только ветераны. Из тех, кто ходил с нами к Чистой Поляне. А общая численность компании на вчерашний день — шестьдесят три меча. Большей частью новобранцы. Ими занимаются десятники. Сотник Носач тоже обещал помочь. Так что недельки через две можно будет и в бою их проверить.