Изменить стиль страницы

— А вот наша с тобой задача и не допустить этого… Перестрелять своих мы всегда успеем. Боюсь только ряды их от этого не поредеют.

Альбоа отпил глоток вина и, не ставя бокал на стол, спросил:

— Хорошо, Карлос — это их козыри, а что же осталось у нас с тобой?

— Я думаю, что это их неведение о нашей слежке за ними. Ведь мы практически нигде себя не проявили… Даже тогда, когда упустили Дельгадо в гонке на Таррагону. Это можно принять за обыкновенное хулиганство на дороге. У них пока нет никакой нервозности, а это самое главное. Исключением выглядит лишь отъезд Халиля, но мы к этому не имеем никакого отношения… Поэтому я считаю, что нам нужно пока только наблюдать… Согласись, что в случае нашего провала, следующего раза они могут нам и не предоставить. Они воплотят свои замыслы в другом месте и в другое время. Свои потенциальные возможности они не рекламируют, зато эффект от своих действий получают весьма и весьма значительный… Ты знаешь как потом захлёбывается все пресса, проклиная нас. Так вот сейчас я не хочу дать им этого шанса.

— Возможно ты и прав… На всякий случай я распорядился проверить личные счета Дельгадо. Если он не филантроп, то с ним должны были расплатиться. Я, конечно, не исключаю, что могли и наличными, но за малую сумму он вряд ли согласился бы… Вкус денег он знает.

Время приближалось к полуночи и Альбоа уже собирался ехать домой, когда неожиданно раздался телефонный звонок. Комиссар взял трубку.

— Альварес слушает!

В трубке раздался мужской голос.

— Извините комиссар, но нам нужен господин Альбоа.

— Кто его спрашивает?

— Это служба наблюдения, господин комиссар.

Альварес зажал ладонью трубку и повернулся к Альбоа.

— Откуда они знают, что ты здесь?

— Я сообщил им об этом, — Альбоа улыбнулся. — Не забывай, что это наши с тобой глаза и уши.

Комиссар подал трубку Альбоа.

— Тебя.

— Слушаю.

— Дельгадо покинул гараж и сейчас на такси едет в сторону аэропорта.

— Сопровождайте его до конца. Докладывайте каждые полчаса. Я вышлю ещё одну группу к гаражу.

Альбоа был уже дома, когда ему сообщили, что Дельгадо прибыл в аэропорт и взял билет на Мадрид. Перед этим он заезжал на стоянку аэропорта, где уже стояла его машина.

До начала футбольного матча оставалось менее двух суток.

Талгат проснулся от лёгкого толчка. Он приподнял голову и посмотрел вокруг. Солнце было уже довольно высоко, и утреннее марево почти растаяло под его лучами.

Он посмотрел на часы. Было половина десятого. Приподнявшись на локтях, ещё раз огляделся вокруг. Горы остались позади, и они въезжали в долину, окружённую приглаженными ветрами и выжженными солнцем сопками. Вдоль неё неторопливо перетекала по камням извивающаяся серебристой чешуёй солнечных бликов довольно широкая речка. По весне она растекалась по всей ширине долины, образуя после половодья многочисленные озерца, которые затем пересыхали, оставляя после себя густые заросли камыша на радость той немногочисленной живности, что селилась в них по весне.

Справа начиналось неширокое, но длинное с поросшими камышом берегами, озерцо. Оно тянулось вдоль дороги и было непонятно, то ли оно повторяет её изгибы, то ли дорога идёт по его берегам. «Проехали почти половину, — подумал он. — Осталось часа четыре». Эти места он знал и раньше, когда ещё был здесь с войсками. Они ездили сюда охотиться на кабанов, которых было здесь несметное количество, как им тогда казалось. Перепачканные грязью, с наполненным лёгкой усталостью телом, но довольные до детского восторга, спустя несколько часов они с трудом втаскивали в кузов машины огромных секачей. Уже за ужином, у костра, его друзья всегда подшучивали над ним, говоря, что он дважды вероотступник — и как мусульманин по вере, за употребление мяса кабана, и как атеист по убеждениям, за службу против государства единоверцев.

«Интересно, есть ли они сейчас здесь», — он привстал и, держась за борт, стал всматриваться в заросли камыша. Ветра не было, и камыш стоял сплошной желтовато-зелёной стеной, свесив кисточки уже отцветающих головок. Но вот верхушки зашевелились и словно от камня, брошенного в воду, стали веером расходиться в разные стороны, обгоняя друг друга. «Целую стаю спугнули, — подумал он. — Эх! Сейчас бы с ружьишком!»

Он посмотрел на спящих и, перешагнув через какой-то ящик, подобрался к кабине. Встречный ветер приятно обдувал грудь, забивая нос запахом полыни и ещё каких-то неведомых ему трав. Впереди была бескрайняя череда сопок, камыша и выжженной степи. «Километров через двадцать сопки кончатся, а там уже недалеко», — он оглянулся назад. Дорога стала огибать озеро и на повороте он заметил, как далеко позади, по ту сторону зарослей, двигалось небольшое облако пыли. Приложив руку к глазам, он долго всматривался в этот неизвестно откуда взявшийся пыльный шлейф, но так и не мог понять, что там двигалось. Оставалось только с сожалением вспомнить, что единственный, уцелевший бинокль они в суматохе забыли в «Тойоте». «Странно, кто бы это мог быть?… Может, теперь американцы охотятся на кабанов?» — улыбнулся он про себя и присев, стал удобнее устраиваться между ящиков.

Камыш, стеной стоявший за бортом, почти полностью скрывал машину и его мелькание вскоре утомило Талгата и он, прикрыв глаза, попытался задремать.

Вздрогнул оттого, что проснувшийся Халед, пробираясь к кабине, наступил ему на ногу. Не открывая глаз, спросил:

— Что там на дороге?

— Извините, я вас разбудил, — Халед повертел головой по сторонам. — Дорога пустая.

Они ехали ещё минут двадцать. Камыш отступил от дороги и можно было видеть склоны сопок, между которыми было зажато заполненное камышом пересохшее озеро.

— Смотрите! — вдруг закричал Халед. — Там машина! — он показывал в сторону озера.

Талгат подскочил, словно ему в зад загнали иглу.

По ту сторону озера, километрах в двух позади, им наперерез шла на полном ходу БМП. Талгат посмотрел назад. По шоссе, далеко позади, за ними двигалась машина. Определить, что это, было трудно. Сейчас ещё раз пожалел, что нет бинокля. Присев, он с силой дёрнул Халеда вниз. Тот упал на спящего Ганса.

— Буди ребят! — крикнул он и стал пробираться к кабине. Добравшись до неё, нагнулся к открытому окну и крикнул:

— Тормози! Тормози, я сказал!

Машина дёрнулась и остановилась. Ганс был уже на ногах.

— Что случилось?

— Дела хреновые, Ганс! Кажется, мы не всех там ухлопали. Посмотри! — Талгат махнул рукой в сторону озера. Ганс посмотрел и присел.

— Ты думаешь, это они?

— А ты думаешь по другому?… Я уверен… По всей видимости, у них была рация и они успели что-то сообщить в свой лагерь, — Талгат повернулся к Халеду. — Ты был в этом лагере?

— Я же вам говорил, что нет.

— Тогда давайте выгружаться и принимать гостей.

— Может, попробуем оторваться?

— Нет… Они выходят нам наперерез. Мы не успеем. В чистом поле они нас расстреляют как консервную банку.

Ганс открыл борт и помог Джею спуститься.

— Что ты хочешь делать? — спросил он Талгата.

— Машину оставим на месте, а мы с тобой бегом вперёд, в камыши. В стоящую машину они стрелять не будут, значит, кто-то выйдет и будет её осматривать. Ты должен сзади подойти с «трубой»… Джей с мальчишкой и водителем уйдут в камыши здесь, — он показал в сторону ближайших зарослей. — Он возьмёт на себя дорогу и машину, а мы с тобой этот броневичёк… Быстро! Быстро! Пока нас не видно!

Джей взял автомат и они втроём, сбежав вниз, скрылись в камышах. Вслед за ними Талгат с Гансом бросились вдоль шоссе навстречу БМП. Они успели пробежать метров триста, когда звук от БМП вырвался из-за поворота. Скатившись по откосу, кинулись в камыши. Под ногами зачавкала липкая, серая глина. Пробежав несколько метров, присели. В этот момент из-за поворота выскочила БМП и на полном ходу направилась к машине. Расстояние между ними быстро сокращалось. Казалось, что она шла на таран. Когда до «Форда» оставалось метров пятьдесят, она резко затормозила и остановилась. Пушка медленно опустилась и замерла, словно давала время на раздумье. Из машины никто не выходил.